Мост в прошлое, или Паутина для Черной вдовы - Марина Крамер

Содержимое стопки отправилось следом, Марина откинулась на спинку стула, забросила ногу на ногу и закурила. Немногочисленные зрители, включая и местного бармена, аплодировали искусству Марио и с удивлением поглядывали на странную женщину, на которую, казалось, выпитый алкоголь нисколько не подействовал.

– Что, фокус не удался? – поинтересовалась она, докурив, и бармен развел руками:

– Каюсь… соблазн одолел. Но… как у вас вышло, Мэриэнн?

Коваль спрыгнула со стула, забрала со стойки сигареты и зажигалку и похлопала Марио по щеке:

– Опыт, юноша, не пропьешь. Чао, бамбино. – И удалилась, цокая каблуками и слегка покачивая бедрами.

В номере она скинула туфли и платье и, встав под прохладный душ, расхохоталась:

– Ну, надо же! Еще котируюсь, оказывается! Даже споить пытаются, чтобы без помех трахнуть!

Смех скоро сменился слезами, а затем и вовсе истерикой – стало вдруг очень одиноко и страшно жаль себя. В последнее время такие приступы у Марины были нередки, и из-за них всегда возникали проблемы с Хохлом, не понимавшим причин. Сейчас Хохла рядом не было…

Она кое-как справилась с нервами и с собой, завернулась в полотенце и, усевшись в удобное глубокое кресло, перебросила ноги через подлокотник. Пора было поинтересоваться делами, невзирая на поздний час там, куда она собиралась звонить. Набрав номер, Коваль долго слушала гудки и, едва раздалось хмурое и сонное «Алло!», мягко поинтересовалась:

– Ну, здравствуй, Геночка. Надеюсь, ты меня узнал?

Сибирь

Хохол еле дождался, когда Марья с утра уберется на свою работу – у него был назначен визит к ее приятелю-стоматологу, о чем, разумеется, сообщать ей он никак не собирался. Машка же, как назло, слишком долго копалась сперва в ванной, потом в спальне, хлопая дверками шкафа и ящиками комода, макияж делала тоже как на прием в королевский дворец – на Женькин взгляд. Он то и дело украдкой взглядывал на часы – время неумолимо бежало, нужно было собираться, а разумного объяснения своего ухода из дома он придумать не успел. Оставалось только надеяться, что Марья закончит свои сборы в ближайшее время и уйдет.

Он докуривал очередную сигарету, от которых уже во рту стоял отвратительный привкус, когда входная дверь открылась, и Марьин голос сообщил:

– Жек, я уехала, буду поздно.

– Я тебя встречу, – заявил Хохол, и она не стала возражать. – Уф… ну, почему бабам всегда нужно столько времени на то, чтобы просто на работу уйти? – пробормотал Женька, роясь в своей сумке в поисках достойного одеяния.

Через полчаса он уже сидел перед дверью стоматологического кабинета, на которой красовалась табличка: «Церпицкий Максим Леонидович, врач-стоматолог первой категории». Женька еще не представлял, в каком ключе будет разговаривать с этим доктором, с чего начнет, как поведет себя. Нелепо, конечно, входить в кабинет и сразу давать в морду… хотя, безусловно, очень хочется – исходя из того, что этот проходимец писал Марье в письмах. Считая Мышку близким человеком, Хохол никому не спустил бы угроз в ее адрес.

Дверь открылась, и на пороге появился врач:

– Вы на одиннадцать?

Хохол поднялся:

– Да.

– Проходите.

Хохол вошел в кабинет следом за врачом и незаметно защелкнул замок. В коридоре, кроме него, никого не было, но как знать – вдруг у Церпицкого очередь. Доктор не заметил этого действия, сел за стол, а Хохлу указал на кресло:

– Садитесь.

Женька присел, попробовал на прочность подлокотники, осмотрелся в поисках возможных подручных средств – Церпицкий был чуть ниже его ростом, но внушительные плечи и руки давали основание полагать, что физической силой доктор обладает.

– Пожалуйста, вашу фамилию, имя, отчество и возраст. – Церпицкий взял чистый бланк и приготовился записывать.

Хохол брякнул что-то первое, пришедшее на ум.

– Жалобы есть?

– Профилактику хочу.

– Прекрасно, так и запишем.

Пока Церпицкий погружался в эпистолярный жанр, Женька исподтишка продолжал его рассматривать. Парень явно много внимания уделял своему телу и проводил время в «качалке», судя по натянувшемуся на бицепсах и широкой груди халату. Профиль у доктора был весьма привлекателен, и женским вниманием Церпицкий обделен быть не мог – интересный мужик, Хохол был вынужден это признать. Интересно только, что такого он нашел в Мышке, раз так маниакально ее преследовал? Зачем она была ему нужна – замужняя, с ребенком, тяжело больная? Из бредовых писем, обнаруженных в Машкином ноутбуке, следовало, что знакомы они крайне давно, и Церпицкий хорошо осведомлен о ее жизни.

– Так, давайте посмотрим. – Доктор уже уселся на крутящийся табурет, отрегулировал высоту кресла и включил лампу. В руках его блеснули шпатель и маленькое зеркало на длинной ручке.

– Смотреть не будем, – решительно отсек Хохол, мгновенно схватив правую руку Церпицкого и прижав ее к подлокотнику кресла. – Будем разговаривать. – Второй рукой он вынул из свободной руки доктора зеркало и отложил его на столик. – Рыпаться особо не советую, обрати внимание на мои руки и поймешь, что тебе со мной не справиться.

Удивленный до немоты Церпицкий перевел взгляд на руку, прижимавшую его запястье к подлокотнику, и оценил синюю вязь татуировок.

– Понравилось? – проследив за его взглядом, спросил Хохол и поднялся, по-прежнему не выпуская руки доктора. – Меняемся местами, так будет удобнее.

Он вынудил вконец обалдевшего Церпицкого пересесть в кресло, свободной рукой нашарил бинт и примотал обе руки заложника к подлокотникам. Церпицкий обрел дар речи:

– Вы кто?! Что вы себе позволяете?! – Голос его с каждым звуком делался громче, грозя сорваться в крик, что Хохлу было совсем не на руку.

Он спокойно вынул из-под салфетки скальпель, повертел в пальцах и молниеносным броском приставил острие к горлу доктора. Тот захлебнулся последними словами и умолк. На лбу выступила испарина, глаза расширились, выражая крайнюю степень испуга.

– Ч-что… вам… нужно? В шкафу… куртка… там… там… деньги…

– Ты что – идиот? – широко улыбнулся Женька. – Да будь мне нужны твои деньги, я б тебя сразу по башке-то шваркнул, чего возиться? Нет, милый, мне поговорить надо. И объяснить заодно кое-что. В общем, это длинно. Давай к делу. Что ты от Машки хочешь?

– От какой Машки?

Удар под ребра освежил память, и Церпицкий, сморщившись, пробормотал:

– Так вот откуда ноги растут… Люблю я ее.

– Ну да, – согласно кивнул Хохол. – А я – цветочная фея.

– Я говорю честно. Я на ней жениться хотел давно, еще в институте, а она…

– А она тебя в упор не заметила. Правильно, – подхватил Женька, не убирая, однако, скальпеля. – Потому что – на кой черт ты ей сдался, красавчик? Ты ж явно по бабам шаришь, как разведчик в тылу врага, а Машка терпеть не будет.

– Да не шарю я, с чего ты взял? – попробовал возмутиться Церпицкий, но сделал слишком резкое движение, и скальпель рассек кожу.

– Ты аккуратнее, родной, а то ненароком харакири сделаешь. А взял я с того, что больно много фоток у тебя. И далеко не все они – Машкины. И баб ты любишь, не выкручивайся. Но дело не в том. Ты ее преследуешь, она нервничает, и мне это не нравится. А когда мне что-то не нравится…

– А ты кто ей? – морщась от неприятного ощущения в области пореза, спросил Церпицкий.

– Это неважно. Важно, что я есть и что мне не нравится твое шевеление вокруг Машки. Усек?

– Это мое дело.

– Ошибаешься, братан, – вздохнул Хохол. – Это уже мое дело. И не советую тебе проверять, насколько сильно я злюсь и что бывает потом.

Церпицкий вдруг дернулся, почувствовав, что Хохол убрал скальпель. Бинты, фиксировавшие его руки на подлокотниках, разлетелись от рывка, но Женька был готов к подобному и ударил его кулаком снизу в челюсть.

– Вот почему люди никогда не понимают по-хорошему? – философски изрек Хохол, рассматривая откинувшегося на спинку кресла Церпицкого, из прокушенной губы которого потекла кровь. – Неужели ты думаешь, что твои банки накачанные меня испугали? Ну, порвал ты бинты – и что? А я вот тебе теперь морду в мясо превращу – кому лучше сделал? Я ведь серьезно говорю – не тронь Марью больше, забудь, что она есть. Дай ей жить спокойно, девке и без тебя хватает.

– Я знаю… – скривился Церпицкий, не шевелясь, однако, и бессильно наблюдая, как кровь пачкает халат.

– А знаешь – так какого хрена?

– Я могу помочь.

– Ты зубник.

– Я врач. У меня связи.

– Я сказал – ты зубник, а не господь бог, – оборвал Женька. – Это первое. А второе – ты треплешь ей нервы, преследуешь, бегаешь везде как папарацци со своим фотоаппаратом – к чему?

– Я уже сказал… ты не понимаешь просто. Уж не знаю, кто ты ей там, откуда ее знаешь, но вот поверь – я знаю ее дольше и лучше…

Церпицкий наконец осмелился протянуть руку и взять со столика салфетку. Промокнув кровь, он перевел взгляд на Хохла и продолжил: