Симуляция - Владимир Ефимов

Вы уже знакомы со мной. Вы думаете, что я нашел способ себя обезопасить заранее. И это верно, но лишь отчасти. Все, что я смог придумать, это присовокупить к досье, собранному Джельсамино, свою записку о том, кто будет виноват в случае моего внезапного исчезновения, и оставить все это в нескольких местах с указанием обнародовать в самом печальном случае. Была у меня и возможность пополнить эти материалы, если будет чем и представится случай. Не Бог весть какая страховка, когда имеешь дело с такой акулой, как наш Герберт. В остальном я полагался лишь на то, что удастся вовремя унести ноги, до того, как моя голова превратится в контейнер с компроматом.

* * *Больше всего они нуждаются в пространстве, и пространство даже важнее времени. [32]

Нам троим отвели по крохотной комнатке без окон. Высота потолка была такова, что долговязый Чирок легко клал на него ладонь. Откидная кровать занимала почти все пространство, зато матрас и постель на ней были такие, что сразу вспоминались бесплатные проститутки. Все остальное в комнатах – телевизор, музыка, бар в стене – все было по первому разряду. Самым дорогим на Дрейфе были вес и пространство.

Марк Кельнер объявил нам, что Герберт прибудет только завтра, и мы можем пока, как он выразился, отдохнуть и освоиться. Ну, мы мигом освоились и стали отдыхать. Некоторые даже успели отдохнуть по несколько раз.

Босс прибыл на другой день на личном геликоптере и тут же вызвал нас с Левой в свой кабинет. Кабинет его был чуть меньше, чем в городе, но кунсткамера присутствовала. Видимо, ее заранее перевезли и смонтировали здесь. Кроме музея присутствовала мебель, почти такая же, как в Городе, а так же секретарь босса, Марк Кельнер. Он держал черную папку. Герберт заговорил в своей обычной манере:

– Вы уже знакомы с моим секретарем? Отлично. Осталось только объяснить, почему у меня референтов много, секретарь один. Дело в том, что Марк Кельнер когда-то был единственным человеком, работавшим на меня. Когда мы с ним только начинали. Марк мое второе "я". Его распоряжения должны выполняться так же, как и мои. А если случится так, что я по каким-то причинам окажусь временно недееспособен, то его поручения надо будет исполнять в сто раз быстрее и точнее, чем мои. Потому что в этом случае в моей команде действуют принципы чрезвычайной ситуации. А вы оба теперь в моей команде. Все ясно? Вопросы есть?

Вопросов не было. Ничего не было ясно. Мы покивали.

– Марк, партитуру, пожалуйста!

Секретарь подал Герберту раскрытую папку. Тот взял лежавшие там несколько листов и протянул мне. Это был алгоритм, записанный от руки на обычных нотных бланках. Я пробежал их взглядом. Ноты были на две лютни.

Что ни говори, а музыка обесценивается не так быстро, как мысли. [1]

Это был первый, но не последний раз, когда я увидел ноты дьявола. Позже мне в руки попадало еще несколько образцов. И каждый раз они вызывали у меня реакцию двух типов: первый – эта штука не имеет смысла и не может работать; второй – Боже, как просто, почему я сам до этого не догадался! Обычно вторая реакция стремительно сменяла первую. Так было и в этот раз.

Интерфейсная часть была обозначена только основной темой, очевидно, вариации должен был додумывать программатор, исходя из особенностей конкретной системы. Рабочая же часть алгоритма была совершенно безумной и, кроме того, обращалась к таким структурам, с которыми я никогда не работал, потому что они были слишком динамичны. Да и никто другой этого не делал, насколько мне известно. Какой смысл что-то стоить там, где за пятьсот ударов сердца все будет смешано и переплавлено?

Я внимательнее вчитался в алгоритм, мысленно проиграл обе партии. Эта штуковина действовала на зыбкую материю настроения. Она… Да, действительно, я мог бы до этого и сам догадаться. Я передал ноты Леве и обратился к Герберту:

– Я бы назвал эту вещь Генератор Обаяния. Но действие будет длиться всего несколько минут.

– От трех до пяти минут, в зависимости от адреналина. А в названии она не нуждается. Я надеюсь, вы оправдаете мои ожидания. Эта партия приобретает смысл только при наличии чего-то в этом роде, – и Иноэ выложил на стол нечто наподобие слухового аппарата.

"А это, неужто, Данилушко, грамофонт?""Он самый, брат Иван". [9]

Небольшая коробочка, от нее тянулся тонкий как нитка шнур к миниатюрному наушнику. Я начал понимать, а мой новый босс развеял последние сомнения:

– Студия для вас оборудована там, – он вскочил со своего кресла и распахнул перед нами потайную дверь в стене, – Мне надо провести некоторые переговоры. Или, скажем так, беседы. Для вас это не должно иметь значения, но все же скажу, что мне их результаты весьма важны. Как вы, док, уже поняли, эта партитура поможет мне находиться в оптимальном состоянии. Ваша задача – исполнять ее как только мои показатели начнут отклоняться от требуемых. Если с датчиками случится какая-то лажа, – (блин, подумал я, он точно программатор), – если датчики или анализатор не сработают, я подам сигнал, который будет индицирован вот здесь. Вопросы есть?

– Сколько времени продлятся ваши беседы? – спросил я.

Герберт задумался.

– Я думаю, не больше десяти часов. Хотя, не исключено, что и больше. Вы должны быть готовы к марафону до двадцати пяти часов.

– О'k, босс. Это выполнимо. Но я бы попросил, на всякий случай, приготовить стимуляторы.

* * *

Самое обидное в новой работе было то, что мы совершенно не представляли, зачем все это делается. Мы с Левой сидели в комнате без окон, не снимая лютни с колен, и, лишь только кривые на мониторе опускались ниже тонких пунктирных линий, начинали свою унылую музыку. Тянулось это все пять дней. Стимуляторы не понадобились ни разу, работали мы по три-пять часов. Только один раз нам пришлось поддерживать сокрушительное обаяние Герберта с пяти вечера до пяти утра. Можно только предполагать, чем он все это время занимался. Датчики тоже не подвели ни разу.

Когда необходимость в нашей работе отпадала, Марк Кельнер заходил к нам и объявлял, что мы свободны. И тут же сообщал когда мы понадобимся снова. Времени хватало только выспаться и умыться.

Время летит и радости не приносит. [34]

Я начал звереть и тупеть от этой однообразно-безобразной работы. Опасность, которая нам угрожала, забылась напрочь. Впрочем, пока мы не приобрели ничего, что стоило бы лишения жизни, пусть даже и самой никчемной. Конечно, теперь мы знали наизусть дьявольскую партитуру, которую я назвал Генератором Обаяния, и которая, по мнению Иноэ, в названии не нуждалась. Это была чертовски занятная вещица, и стоила она немалых денег, но толку от нее было не так уж и много. Использовать ее можно было только в течении нескольких минут после сеанса, или, так как это сделал Герберт, в комбинации с его "слуховым аппаратом", который позволял нам настраивать его дистанционно.

К тому же, меня несколько успокаивал тот факт, что Иноэ не побоялся использовать партитуру на Дрейфе, где все прослушивалось и просматривалось, то есть, помимо меня, о ней уже знало несколько человек, и, скорее всего, сам барон Засс. Как я сумел выяснить, исключений из принципа тотальной слежки не делалось ни для кого. Правда, между Зассом и Иноэ некогда была какая-то своеобразная дружба, но, на месте Герберта, я бы этой дружбе не очень доверял, особенно в деликатном вопросе хранения секретов.

Удовольствие получал один Чирок. Его работа начиналась, когда мы с Левой приходили, отдавали ему свои лютни, расползались по каютам и засыпали без задних пяток. И заканчивалась она через часа полтора-два, когда обе лютни были настроены. Все остальное время он слонялся по Дрейфу и наслаждался жизнью во всех ее проявлениях. Хорошо, что я заранее догадался закодировать его более жестким образом, насчет алкоголя. В результате он даже занялся самым популярным на Дрейфе видом спорта: пилотированием крошечных авиеток, на которых любители кружили над окрестностями, обычно не удаляясь дальше прямой видимости.

В конце пятого дня на выходе из студии нас встретил сам Герберт Иноэ и сообщил несколько загадочно, обращаясь лишь ко мне:

– Похоже, я закончил. Отдыхайте, завтра будет другая работа.

* * *

Назавтра Марк поднял меня раньше, чем мне хотелось бы, и пригласил на выход, с лютней. Распорядком это все больше напоминало тюрьму.

Вскоре я, Келнер, Иноэ и два мордоворота из его свиты стояли под сереющим утренним небом на одной из малых стартовых площадок Дрейфа. На площадку, обдав нас маленьким влажным ураганом, опустился небольшой геликоптер, его дверь открылась и симпатичная стюардесса опустила на резину площадки ажурную лесенку. Один охранник, затем Марк, затем сам Герберт начали подниматься внутрь. Последний охранник ждал. Видимо, настала моя очередь. Я поднялся в небольшой но комфортабельный салон. Охранник, как конвоир, поднялся вслед за мной, стюардесса сразу втянула лестницу внутрь и начала закрывать дверь. Она была очень молода и чем-то неуловимо напоминала уже знакомую мне фрёкен Агнесс. Наверное, подбор женского персонала был неслучаен.