Конторщица 2 - А. Фонд

— Железнодорожный техникум. И аттестат с тройками, — вздохнула дама. — Вы уверены?

— Да, — кивнула я, — я готовилась.

— Ладно, — сказала дама и задумалась.

Я молча ждала, что она скажет.

— Смотрите, Лидия, — наконец изволила поднять глаза на меня дама, — На дошкольный в этом году самый большой конкурс. Вы же, я надеюсь, в курсе, что у нас по районам через год открывают восемь детских садов и потом еще пять. И запрос на воспитателей повышен. Большинство идет по целевым направлениям. И у них педстаж. Вы можете не поступить, честно вам говорю. Теперь, что касается началки. У нас чистого начального нету. Есть четыре группы: начальное с музыкой, начальное плюс ИЗО, начальное плюс физкультура и начальное плюс филология. Со спортом все понятно, а с рисованием и с музыкой у вас как? Дипломы или грамоты есть? Музыкальная школа? Художественная? Победы в конкурсах?

Я зависла. Как рисует Лида Горшкова я вообще не знала, я сама в той жизни могла нарисовать только котика, да и то схематично. С пением у Лиды связан только почти бывший супруг. Поет ли сама Лида проверять не хотелось. Грамот точно нету. Выходит, остается мне только филология.

— Филология, — осторожно сказала я и просительно посмотрела на даму.

— Это филология для начальных классов, — уточнила дама, на всякий случай. — Но вы же понимаете, что и здесь тоже нужны подтверждающие документы. Это не обязательно, но у вас диплом с тройками. Вы стихи, может публиковали? Рассказы?

— Я веду колонку для женщин, в нашей газете! — обрадовалась я. — Могу принести характеристику.

— Так это вы? — разулыбалась дама, с уважением, — а я читаю эту рубрику, читаю. Очень интересно.

Я тоже улыбнулась.

— Вот что, — сказала дама серьезно, — я принимаю документы, пишите заявление. Вот образец. А рекомендацию из газеты и обязательно все вырезки со статьями приносите, к примеру, завтра. Лучше в это же время.

Я обрадовалась, что все так хорошо разрулилось. Почему-то в том, что я поступлю без проблем, я теперь была уверена почти на сто процентов.

— Кроме того, я скажу Мирре Соломоновне, это наш педагог по общей психологии, доктор наук, профессор, что у вас есть рацпредложения и конкретный интерес к психологии. Думаю, ей будет любопытно. Тем более, она председатель экзаменационной комиссии, — сообщила мне дама.

— Спасибо большое! — восхитилась таким удачным решением я. — И вот еще…

Я аккуратно положила на столе перед милой дамой четыре брусочка разных сортов мыла, все в новой упаковке, отпечатанной у Ивана Тимофеевича в типографии.

— Что это? Вы что! — изобразила возмущение дама, но глаза блеснули радостно, и она мыло сцапала и принялась рассматривать.

— Это — опытный образец, — невозмутимо ответила я, — раз вы интересуетесь моей рубрикой в газете, то просто обязаны попробовать это мыло-скраб. Для статистики нужно.

— Ну раз для статистики… — благодарно протянула дама, с жадным интересом рассматривая презент, — Жду вас завтра, Лидочка.

Домой я летела окрыленная.

— Ужасные у тебя соседи, Лидия! — возбужденно заявила мне Римма Марковна, когда я вошла на кухню.

— Кто? — удивилась я.

Странно. Из всех соседей, в принципе, только Наталья любила ввернуть крепкое словцо, да старушки-веселушки, порой, проявляли чересчур неуемное любопытство. А так-то остальные, вроде, очень даже все приличные. Хотя, может, Вадик что учудил? Ну, музыку там громко слушал, или торопился-бежал и не поздоровался?

— Да кто же? — повторила я, встревоженно.

— Нора Георгиевна, — осуждающе покачала головой Римма Марковна и со стуком поставила передо мной на стол тарелку с источающими божественный аромат голубцами.

— Что случилось?

— Мы разругались, — торжественно сообщила Римма Марковна и неодобрительно поджала тонкие губы. — Навсегда.

Я только вытаращилась, не зная, что тут сказать.

— Ты представляешь, Лидия, эта странная женщина сказала, что проза Бальмонта — вялая и напыщенная! — слишком громко и отчетливо сообщила Римма Марковна мне, почти высунувшись в открытое окно и повернувшись ко мне спиной. — Ихес-тухес!

— Я все слышу! — мгновенно прокричала с балкона третьего этажа Нора Георгиевна (в засаде она там сидела, что ли?). — Лидия Степановна, если эта ваша соседка не в состоянии осмыслить семантических границ его провальной риторики, то и не надо делать такие заявления перед приличным обществом!

Я тихо хрюкнула: вспомнила популярный в моем времени анекдот «Сидели, выпивали, драка началась после слов: „Семантика этюдности в прозе Пришвина неоднозначна“».

Блин, если бы я тогда только знала, чем это все обернется.

— Безликий наборщик он! — продолжала на весь двор оглушительно добиваться справедливости Нора Георгиевна, с негодованием, — И проза его, и поэзия! Вы только послушайте, Лидия, и сами убедитесь: «завес пурпурных трепет издавал как будто лепет, трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне…»…

— А как же тогда это?! Как?! — вскричала обиженная Римма Марковна, решительно перебивая соседку самым невоспитанным образом, и вдруг, перейдя практически на колоратурное сопрано, громко и заунывно продекламировала, — «звук зурны звенит, звенит, звенит, звенит…».

Куда там звук зурны дозвенел, я не дослушала, так как раздавшийся звук дверного звонка прервал вечер томных мадригалов и высокой поэзии.

С невероятно радостным облегчением я бросилась к входной двери, открывать.

И тут моя улыбка угасла.

В дверях стояла Юлия Валеева, со смущенным видом, и с чемоданчиком. И она держала за руку Светку.

Глава 10

— Здравствуйте, — широко улыбнулась Светкина «мачеха». — А мы вот к вам…

— В смысле? — опешила я.

— Поздоровайся с тетей Лидой, Светланочка, — фальшиво строгим голосом велела она Светке, проигнорировав мой вопрос.

— ЗдР-Р-Расти, — послушно повторила Светка с видом благовоспитанного ребенка, но потом не удержалась и показала мне язык, — Бэээ-э-э!

— Ну вот видите? Видите?! — горестно всплеснула руками Юлия, — Это же абсолютно неуправляемый ребенок!

— Вижу, — кивнула я, — дальше что?

— Ну вот… — бодренько начала объяснять Валеева, но, наткнувшись на мой тяжелый взгляд, скисла.

Вот так мы и стояли: я мрачно молчала, Валеева молчала сконфуженно, а Светка молчала, потому что была занята — сосредоточенно ковыряла в носу.

Наше коллективное молчание нарушило появление Риммы Марковны: