Городская фэнтези 2010 - Василий Мельник

— Матиас, идем.

Олимпия взяла меня за руку. Я пошел за ней и только после спохватился: «Во время движения каравана пассажиру надлежит находиться в пассажирском фургоне согласно указанному в билете месту».

— Идем-идем, не робей. Я же сказала, ты со мной.

Какой мальчишка не мечтал прокатиться на таран-машине? Но чтобы эта мечта вдруг сбылась, да еще в один день с горькой и страшной потерей… Наверное, из-за этого совмещения у меня в мозгах что-то затуманилось, и все казалось не вполне реальным: чудовищные гусеницы с забитыми снегом сегментами, крепкий запах солярки и мазута, вибрирующая металлическая лесенка, уводящая наверх и в глубь рокочущей громады. Кабина — целая комната с шестью креслами: для водителя, для капитана, для штурмана, для следопыта и еще два для стажеров. Я занял одно из стажерских, в другом сидел Хорхе, ученик спившегося Куто, а Ола устроилась на месте следопыта. Кресла мягкие и глубокие, вдобавок снабжены ремнями, чтобы при необходимости пристегиваться. Панель управления — святая святых, торчащие рычаги, трубка для переговоров с механиком, громадное лобовое стекло-триплекс — без сетки, но толстенное, пуля не пробьет, а если понадобится, его перекрывают выдвижные бронированные створки. Смотришь наружу, словно с высоты третьего этажа.

Двигатели таран-машины взревели в полную силу, и мы наконец-то поехали.

Пробовали когда-нибудь разобраться с собственным душевным раздраем, всматриваясь, словно в схему городского транспорта, в другого человека — в надежде, что вас каким-то чудом подтолкнут к ответам на все вопросы? Бесполезно. Тем более мы с Олой во всех отношениях разные. Я парень, она девушка. Я классический, она лесная. Я коренной долгианин, уроженец Юлузы, она иноземка с Изначальной, выросшая в гигантском городе из тех, что называют «мегаполисами», среди диковин почище всякой магии. Из-за меня караван сбился с пути, она вывела его из заваленной снегом колдовской пущи к Кордейскому архипелагу. Если сравнивать характеры, тоже никаких совпадений, и все-таки я ждал от нее — или, скорее, от своего общения с ней — подсказок, что делать дальше.

После того как первая эйфория схлынула, караванщики посматривали на Олимпию настороженно: справится — не справится, черт ее знает, но на шестой день впереди вырос, выше самых высоких хвойных великанов, причудливый белый гребень — Пьяный хребет. Относительно небольшой горный массив, нанесенный на все карты ориентир. Тогда недоверие сошло на нет.

— Мне сам Лес дорогу подсказывает. У нас взаимная любовь, он меня аж с родной Земли сюда выманил.

— Это правда, что ты прыгнула в схлопывающийся портал?

— Правда. Если б осталась там, я бы сторчалась от тоски. Хорошо, вовремя это поняла. За секунду, прикинь, до «уже поздно».

— Извини, что бы ты сделала?

— Ну, подсела бы на наркотики и все такое.

Я бы не смог ни сунуться в нестабильный портал, ни «подсесть». Но это не потому, что я более рассудительный и нравственный, чем Ола. Просто мы по-разному устроены.

В кабину таран-машины меня пустили только в тот первый раз, а потом я, как полагается дисциплинированному пассажиру, ехал в своем купе. Рядом запертое и опечатанное пустое купе, которое занимали раньше Джазмин с Ингой. Словно за стенкой ледник и оттуда тянет почти потусторонней стужей.

По вечерам, когда караван останавливался, я ходил к Олимпии в гости. Ей предоставили свободные апартаменты водном из фургонов первого класса: две смежные комнатки с персональным туалетом, королевская кровать, расписанный ирисами эмалированный умывальник, круглое настенное зеркало с золоченым ободком, привинченные к полу плюшевые кресла, на окнах лакированные жалюзи, на полу ковры с геометрическим узором в коричневых тонах.

Вначале мы сразу лезли в кровать — и все побоку. Днем думалось: убьет меня Валеас, это для него что муху прихлопнуть, из-под земли достанет и убьет. Но тут же возникала другая мысль, вперебивку: ну и ладно, пусть убивает, зато сейчас у меня есть Ола.

Вскоре после того, как феерические белые фестоны Пьяного хребта остались позади, у нее начались особенные женские дни, и тогда на смену постели пришли разговоры.

— Мы жили на двадцать четвертом этаже, можешь себе представить?

Я кивал: «ага, представляю», хотя видел небоскребы только на картинках и в кино — и то не мог отделаться от впечатления, что это сплошные фантазии, а в жизни такие дома невозможны.

— Мама, папа и я. Папа работал участковым контролером муниципальных мусороуборочных роботов, мама была «карамельной девочкой». «Карамельные девочки» — это те, кто подходит на улице и зазывает во всякие магазины, салоны и так далее. Сколько за это платят, сам догадайся. Они с папой так познакомились, и она бросила этот отстой, но когда мне было пять лет, папе раскроил голову глюкнувший робот. Говорили, что это подстроил наладчик с их участка, сводивший счеты из-за придирок, но доказать ничего не доказали. Мы с мамой остались вдвоем. Она убегала на работу, а меня запирала в нашей маленькой квартирке, потом я стала ходить в школу. За папу платили не ахти какую пенсию, но мама старалась накопить денег на мою дальнейшую учебу. Ей хотелось, чтобы я получила приличную профессию, а не перебивалась, как она, всякой дешевкой последнего разбора. В «карамельные девочки» ее больше не брали, и она подрабатывала нянькой у богатых. Такая мерзопакость… Ей везло на «подкладочников» — так у них в агентстве «Добрая бонна» называли хитрожопых клиентов, которые суют денежку под половик, или в кухонный шкаф, иди еще куда, а потом заставляют тебя там прибраться. Проверка: возьмешь — не возьмешь. Моя мама ни в жизнь не тронула бы чужого, и эти подкладочные фокусы сильно портили ей настроение. Вдобавок детки были под стать родителям и всяко изгалялись, твердо зная, что им ничего за это не будет, а если она хотя бы голос повысит, ее уволят. Однажды ей облили голову акриловой краской. Типа шутка. Хозяева тогда заявили: твоя проблема, мы тебе платим за то, чтобы дети нам не мешали. Маме пришлось срезать волосы почти под ноль, и, что характерно, ни фига за ущерб она не получила, а в суд подавать не захотела. Ох, как оно им отлилось потом… Года через три эта семейка полетела на Луну, купила часовую экскурсию по Морю Спокойствия, и прогулочный модуль разгерметизировался, а помощь опоздала. Я только здесь уяснила, что это была скорее всего моя работа. Когда мама плакала дома после инцидента с краской, я очень-очень сильно пожелала им зла. Кстати, ничуточки не раскаиваюсь, потому что не фиг было с ней так поступать.

Смотрит с затаенным вызовом. Ясные глаза, слегка вздернутый прямой нос, упрямый точеный подбородок. Красивая и чуждая рефлексии, а у меня все наоборот. Нет, никаких подсказок для дальнейшей жизни я у нее не найду, и все-таки мне с ней хорошо. Хоть и убьют меня за это нечаянное дорожное счастье, как пить дать убьют.