Из майсов моей Бабушки - Халид Амин

Ахмеду. Тот открыл дверь и крикнул уходящим «помогайкам»:

— Эээ! Еще одну принеси и тачку!

Через минуту перед столом стояла двухколёсная тачка с тремя коробками заморских лакомств, перевязанных бечевкой.

Я достал деньги и передал Ахмеду.

— А сколько за тачку?

— Это подарок, с новым годом! Проводи, — опять кивнул Ахмеду усатый дед мороз.

У двери дядька меня еще раз окликнул:

— А что у тебя на куртке написано?

— Справедливость для всех, на английском.

— Иншалла, у меня родственники в Иране.

К чему он это сказал, было непонятно.

Проходя с тачкой между вонючими тюками, я старался не дышать.

Перед выходом Ахмед остановился:

— Дальше сам, только через центральный вход не иди, поверни сразу налево. Там между трибун еще есть выход.

— Да мне на метро, так придется весь стадион обходить.

— Не иди, говорю! Там наши сейчас вьетнамцев бомбить будут.

Во дела… Я все-таки решил послушать парня и сразу свернул за трибуну.

За спиной раздались душераздирающие крики. Рефлекторно запрыгнув на ступени трибуны, я развернулся и увидел, как базарный люд, побросав свои прилавки, единой массой в панике и давке кинулся к центральному входу стадиона. С десяток молодчиков, вооруженных черенками лопат, сметали с прилавков товар и тычковыми движениями выбивали из-под тех же прилавков перепуганных азиатов. Масса людей врезалась в узкие проходы турникетов. Началась давка. Сколько людей потоптали — не знаю, но вдруг в толпе раздался крик: «Федералы!» Я очень удивился этому слову, так как слышал его только в американских фильмах, которые мы смотрели в видео салонах.

Часть толпы отделилась от общей массы и побежала в мою сторону. Тут из-за угла показался Ахмед.

— Уходи, кому сказал, а то тебя сейчас тоже загребут!

Я спрыгнул с трибуны, подхватив тачку, выбежал за пределы стадиона.

Куда я бежал — вопрос. Около продовольственных ларьков остановился, чтобы отдышаться и купить пару пирожков из таза, накрытого одеялом — от такой беготни и стресса проснулся зверский аппетит.

Не обидятся на меня ребята, а также их родители, если после таких приключений я позволю себе поехать в Домодедово на такси на их деньги.

Утвердившись в своем намерении, я купил две палки копчёной колбасы, кусок сыра, пол-литровую банку соленых огурцов, хлеб и бутылку коньяка. Взгромоздив провиант поверх коробок, вышел на дорогу и махнул рукой.

Тут же, визжа колесами, передо мной остановился видавший виды и крайне потрепанный «жигуленок» пятой модели.

— Тебе куда? — открывая дверь, спросила блондинка средних лет.

— В До… модедово…, — заикаясь от удивления ответил я.

— Косарь дашь?

— Дам!

Дама в потрёпанном пальто вышла из машины, открыла заднюю дверь и попыталась самостоятельно закинуть мою поклажу на сиденье.

Эта ее попытка вывела меня из оцепенения. Таксующая женщина — это шок! Женщина, пытающаяся поднимать за меня тяжести — уже перебор! Я подхватил коробки и кинул в салон.

— Ух, джентльмен какой! Садись, сейчас до МКАДа доедем, а там мигом долетим.

Я плюхнулся в просиженное кресло. Пружина впилась в зад, уши оказались между колен, однако в машине было тепло.

Дама, соединив два проводка под рулем, завела машину и с визгом рванула с обочины на дорогу.

«Жигуленок», размахивая передними крыльями, которые вот-вот могли оторваться, резво побежал по дороге.

Я молча с удивлением наблюдал за ее руками. Руки активно крутили руль и переключали скорости.

— Я вообще-то учитель музыки, скрипачка, — как бы оправдалась дама, понимая мое удивление.

— А почему в такси, если это можно назвать такси.

— Муж спился и где-то пропал, детей двое, кормить-одевать надо, вот и бомблю по тихой на его старой развалюхе.

— Какая-то у вас речь не скрипичная, — нехотя сказал я

— Да тут, в Москве, по-другому нельзя, иначе сожрут, времена такие.

Я промолчал.

Мы подъехали в Домодедово. Женщина помогла мне вытащить груз и вслед спросила.

— У тебя на куртке написано, «справедливость для всех», ты ее сам написал?

— Нет, так получилось.

— Да какая тут уже справедливость, если жизнь такая?!

— Не волнуйтесь, все наладится, ведь справедливость для всех.

До регистрации оставалось три часа, и я уселся ждать объявления.

* * *

Задремав в жёстком, якобы эргономичном, кресле, я внезапно проснулся в страхе, что прослушал объявление о посадке. Посмотрел на часы, кинул взгляд на табло. Рейс на Алма-Ату задерживался на 2 часа.

Вот тебе раз! Я с досадой запахнул «справедливость для всех» и опять ушел в астрал.

Наконец объявили регистрацию на рейс в Алма-Ату. Я побрел сдавать «сникерсы» и «марсы» в багаж, доплатил за перегруз и подошел к толпе народа на посадку. Оказалось, что вся очередь разговаривает на английском языке.

Не понял?! Кинув взгляд на табло, еще раз убедился, что рейс мой. Какого фига столько англоязычных граждан пакуются в мой самолёт?!

Рядом стоял мужчина, который что-то ворчал себе под нос по-русски.

— Вы не в курсе, почему так много англичан? — обратился я.

— А ты что не знаешь, что с нами летит Картер?

— Кто?!

— Джимми Картер, президент американский! Бывший, помнишь?

— Ну да, помню, ястреб еще тот.

— Ну, он теперь не ястреб, он теперь утка и занимается экологией.

— А это все, кто?

— А это его свита, тоже все экологи, летят в Казахстан с экологической миссией. Потому самолет и задержали, что он где-то на какой-то очень важной встрече застрял. Видно, из наших только мы вдвоем.

В галдящей толпе заокеанских друзей, я упал на свое место в самолёте у илюминатора. Прислонив голову к приятно прохладному стеклу, стал наблюдать за «есофкозами».

В два свободных кресла сели двое вежливо улыбающихся мужчины и сразу пристегнули ремни. Они переговаривались почти шепотом.

«И что вы все улыбаетесь?» — подумал я и отвернулся к илюминатору. Нас ведь учили, что смех без причины — признак дурачины.

Взлетели. Стюардесса пафосной речью поприветствовала Джимми Картера со свитой, назвав их «дорогими гостями», затем объявила, что сейчас будет предложен ужин.

Интересно, а чем их будет кормить наш родной «Аэрофлот»?

Ведь то, что предлагали на рейсах аэрофлота в те годы едой назвать нельзя. Когда и кто готовил те кушанья — можно было только догадываться. «Может быть на этом особенном рейсе „дорогим гостям“ предложат что-то более съедобное», — мелькнуло в голове.

Но не тут-то было. Стюардессы, шикуя своим английским и улыбками, раздавали подносы все с той же «едой».

Мне стало стыдно, правда стыдно, мы — держава, и не можем нормально накормить людей.

Я уткнулся лбом в спинку впереди стоящего кресла и исподтишка стал наблюдать за соседями.

Знайте, куда приехали.

Поравнявшись своей тележкой с рядом наших кресел, стюардесса с улыбкой предложила