Спящее зло - Кристина Стайл

Несмотря на досаду и раздражение, вызванные разговором с назойливым офирцем, Конан заснул мгновенно, и лишь стоило ему сомкнуть веки, как новое видение посетило его. Варвару снова пригрезились черный лес, поляна и капище. В окружении высоких серых камней стоял хозяин меча, а возле жертвенника кружилась в дикой пляске старая ведьма. На каменной плите был распростерт юноша, черноволосый и смуглый. Его тело покрывали кровавые знаки. И снова голубые искры побежали по серым камням, чтобы слиться в мерцающие шары и дать начало колдовскому вихрю. Голубой смерч возник над жертвенником и вдруг понесся прямо к великому воителю. Меч сам собой выскользнул из ножен, увлекаемый магической спиралью, и та вознесла его высоко над капищем, а потом метнула вниз. Оцепенев от ужаса, владыка следил за стремительным падением жала Смерти. Он рванулся к плите, но было поздно: сталь уже впилась в тело юноши, поразив его прямо в сердце. Могучие руки выдернули клинок из мертвой груди, безумные глаза обежали каменный круг. Владыка искал ведьму, чтобы излить на нее бешеный гнев. И глазам его предстал облаченный в рубище скелет, который приплясывал возле жертвенника. Могучая рука описала полукруг и снесла череп. Она взлетала и опускалась, пока землю возле жертвенника не усеяло костяное крошево-Вереница людей тянулась через лес, направляясь к пещере, чей черный зев зиял в склоне холма. Люди ныряли в темную пасть, оставляя в ней тяжелые сундуки, резные кресла из темного дерева и прочий скарб. Затем в пещеру вкатили боевую колесницу. Когда последний человек вышел из-под мрачных сводов, владыка, до сих пор восседавший на коне, спешился и приблизился к сопровождавшим. Люди падали перед ним на колени и целовали руку господина. Лицо его оставалось бесстрастным, уста хранили молчание. Приняв последнюю дань поклонения, он повернулся к своим подданным спиной и навсегда исчез во мраке. Человеческий муравейник снова пришел в движение. Люди катили ко входу в пещеру огромные каменные глыбы, и вскоре черное отверстие скрылось за нагромождением серых валунов…

От едва уловимого шороха Конан мгновенно проснулся. Солнце уже поднималось над горизонтом, и в сером свете занимавшегося утра киммериец увидел скорчившуюся возле его дорожного мешка фигуру. Молниеносным движением он выкинул руку, схватил непрошеного гостя за шею и сильным рывком повернул голову к себе, едва не сломав бедняге хребет. Крысиная мордочка Броко побагровела, но тут же кровь отлила от впалых щек, и они стали мертвенно бледными.

— Не убивай меня, — залепетал несчастный. — Я все объясню.

Не ослабляя железной хватки, варвар тряхнул тщедушное тельце.

— Только не выкручивайся и не ври. Первое же лживое слово станет для тебя последним.

— Господин послал меня. Твой меч не дает ему покоя.

— И ты, дохлая крыса, хотел его украсть?

Конан едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Достойного противника он вызвал бы на поединок, а марать руки об это жалкое подобие человека воину не пристало. Киммериец встал, поднял насмерть перепуганного Броко за шиворот, развернул его и с явным удовольствием дал ему хорошего пинка под зад. Взвизгнув, тот отлетел довольно далеко, шлепнулся на землю и на четвереньках быстро-быстро пополз к шатру своего господина. Киммериец посмотрел ему вслед, усмехнулся и снова улегся, собираясь досмотреть удивительный сон, прерванный столь неожиданно. Все произошло так быстро и так тихо, что никто вокруг ничего не услышал. Все продолжали спать.

Когда Конан снова проснулся, уже стояло спокойное солнечное утро. Он сладко потянулся и, вспомнив события минувшей ночи, задумался. Если офирец решил пойти на откровенное воровство, то он точно не отступится. Покидать караван варвару не хотелось, тем более что путь проделан был уже немалый и до Шадизара оставалось всего несколько дней перехода. Много рассуждать Конан не привык и, так и не придя ни к какому решению, отправился завтракать. Не успел он сделать и нескольких шагов, как полог шатра Ульфиуса откинулся, оттуда выскочил раскрасневшийся толстяк и завопил во всю мощь своих легких:

— Вор! Негодяй! Я принял его как лучшего гостя, кормил и поил, а он обворовал меня, грязный шакал!

Конан огляделся по сторонам, пытаясь понять, на кого обрушился гнев сановника, и искренне изумился, когда увидел, что толстый палец с огромным золотым перстнем-печаткой показывает прямо на него. Варвар не считал предосудительными ни воровство, ни убийство, ни грабеж, но клеветников ненавидел всей душой. Считая оправдания ниже своего достоинства, он решительно повернулся к своему дорожному мешку, схватил его и резким движением вывернул наизнанку. Из пустого еще вчера мешка с гулким стуком вывалилась серебряная чаша, которую Ульфиус показывал ему накануне. Конан мгновенно понял, что делал Броко ночью возле его вещей. В глазах у киммерийца потемнело.

Офирец подбежал к находке, высоко поднял ее над головой и заверещал:

— Все видели? Все? Гнусный вор! Так ты отплатил мне за госте…

Но он не успел договорить фразу до конца. Меч варвара, словно сам по себе вылетевший из ножен, снес Ульфиусу голову. Кровь брызнула из огромной раны и окатила Конана с головы до ног. Бешеная ярость всколыхнулась в душе варвара, а по его оружию побежали голубые блики. Колдовской меч, откликнувшись на зов души хозяина-побратима, проснулся и возжаждал крови.

Первый же бросившийся к киммерийцу воин не успел даже нанести удар и упал к ногам варвара с разрубленным черепом. Вперед выступил Секама, давно таивший злобу на Конана, но едва он поднял оружие, как сталь вспорола ему живот, и из открывшейся раны вывалились дымящиеся внутренности…

Конан стоял, как скала, и лишь блеск металла показывал, что он вооружен, настолько быстро работал он мечом. С диким яростным воплем к нему подскочил следующий смельчак, но крик его тут же оборвался: из головы, разрубленной пополам, брызнули мозги. Глаза варвара застилал гнев, он видел все как в тумане, и лишь рубил, колол, не отдавая себе отчета в том, что делает.

Вот он отбил чью-то занесенную над его головой саблю, вот чья-то рука, все еще сжимавшая рукоять, взвилась в воздух и, описав дугу, шлепнулась кому-то прямо в лицо, вот его меч мягко вошел в чью-то грудь, еще в одну, еще… Он кромсал плоть, как мясник. Руки, ноги, головы, — вокруг Конана, быстро увеличиваясь, росла страшная кровавая груда.

Кто-то бросил в киммерийца остро отточенный боевой топор, но меч варвара, сверкнув в воздухе, легко отбил удар, и топор вонзился в шею одного из воинов. Словно заколдованный, стоял Конан среди нападавших. Никакое оружие не причиняло ему вреда, ни одной раны не получил он, хотя число поверженных противников росло с каждым мгновением. Ноздри Конана трепетали. Запах крови будоражил его, ему хотелось убивать, уничтожать все живое.