Ферн - Ли Гринвуд

– Я чувствую себя неудобно в халате. У меня их никогда не было.

– Я бы чувствовала себя неудобно в штанах, – сказала Роза. – Кто к чему привык.

– Можно мне надеть мою одежду?

– Нет, пока вы не выздоровеете, нельзя.

– Мне кажется, эта боль никогда не пройдет.

Ферн удивилась, что призналась в этом Розе.

Никому другому она, конечно, не сказала бы про страшную боль, которую постоянно испытывала. Даже от отца бы скрыла. А как насчет Мэдисона?

Ему, может быть, и сказала бы. Ему не страшно признаться в своей слабости. Он утешать не будет. Она улыбнулась. Утешать ее и не надо. Он думает, что она станет винить его во всем. Ее интересовало, какие доказательства он предъявит, чтобы убедить Ферн, что виновата на самом деле она, а не он.

Она вспомнила в этой связи о его теориях относительно того, что не Хэн, кто-то другой убил Троя. Ее улыбка погасла. У них постоянно будут разные цели. Если Мэдисон освободит Хэна из тюрьмы, она никогда не простит ему этого. Лучше всего для них обоих было бы сделать следующее: ему сесть на поезд и уехать в Бостон, ей – сидеть дома.

– Что, так и будешь молчать? – говорил Мэдисон Хэну, когда терпение адвоката уже готово было лопнуть. – Речь идет о твоей шее.

Хэн не сказал ни слова. Он просто смотрел на Мэдисона и все.

– И не гляди на меня с такой ненавистью, – сказал Мэдисон. – Не обязательно любить адвоката для того, чтобы разговаривать с ним.

Хэн отвернулся. Теперь он уставился в стену.

– И ты вовсе не обязан прощать меня за то, что я уехал, когда мать умерла.

Хэн не пошевелился, но Мэдисон видел, как напряглась его спина.

– Может, ты и прав. Возможно, я струсил тогда и уехал. В любом случае, теперь это уже не имеет никакого значения. Сейчас нужно думать только о том, как спасти тебя от смерти.

Но Хэн и на этот раз не повернулся и не начал разговаривать.

– О’кей. Как хочешь. Ты всегда считал себя чертовски правым во всем, а остальные вокруг тебя постоянно были неправы. Но, послушай меня, Уильям Генри Хэррисон Рэндолф. Делать то, что ты презираешь, быть постоянно не самим собой – неправильно. В итоге это вывернет тебя на изнанку и лишит энергии. В тебе есть много хороших качеств, но ты слишком упрям и не хочешь прощать людям. Ты предпочитаешь ненавидеть, а не любить. Ты скорее заимеешь против кого-то зуб, чем простишь человека. У тебя есть принципы, которых ты придерживаешься, но ты не хочешь думать о том, что эти принципы могут погубить твоего ближнего.

Ты можешь сказать, что в свое время я поступил неправильно. Я могу, пожалуй, с тобой согласиться. Но я не умер внутри, – сказал Мэдисон и ткнул пальцем себя в грудь. – Я еще умею чувствовать. И я чувствую, что ты не убивал Троя Спраула. И я докажу это, черт побери! Будь я проклят, если тебя повесят.

А ты знаешь, почему я так хочу, чтобы ты не умер? Не только потому, что не желаю быть безучастным свидетелем того, как моего брата убивают за поступок, которого он не совершал. Я хочу, чтобы ты понял: презираемый тобой брат, который бросил тебя, когда тебе было только четырнадцать лет, вытащил тебя из петли. Я хочу, чтобы ты благодарил меня за это. И ты будешь меня благодарить. Тебе будет отвратительно делать это, но ты ведь упрямый, и ты заставишь себя благодарить меня за это.

А знаешь, что я сделаю, когда ты, наконец, произнесешь слова благодарности? Я пошлю тебя к черту.

Тишина. Хэн не сказал ни слова. Он не пошевелился даже. Он сидел и смотрел в стену. Мэдисон вышел из тюрьмы.

Идя по улице, он весь просто трясся от гнева. Он и не ожидал, что братья встретят его с распростертыми объятиями, но не думал, что они только и будут делать, что укорять его. Роза, кажется, единственный человек здесь, который рад его приезду.

Проучить их всех, что ли? Сесть на поезд, уехать в Бостон и уже больше никогда не видеть своих братьев. Но он знал, что никогда не сделает этого. Те же чувства, которые заставили его покинуть Бостон и с риском для себя приехать в Канзас для встречи с братьями, не позволяют ему теперь уехать отсюда, пока дело не разрешится каким-либо образом. Он знал, что, в сущности, он приехал, чтобы разобраться с братьями. Суд Хэна был только предлогом. Он приехал бы все равно, нашлась бы другая причина.

Его удивляло, почему неприятие его братьями причиняет ему такую боль. Раньше он не страдал от одиночества. Он был своим в семье Фредди, но чувствовал, что его собственная семья всегда примет его, если он только этого захочет.

Теперь он не был в этом уверен.

Он пожал плечами. Ничего, он что-нибудь придумает. Он всегда находил выход из всяких трудных ситуаций. Но не сегодня. Сейчас нужно, пожалуй, пойти проведать бунтаря в овчине и коже. Он говорил себе, что ему было плевать на ее состояние. Он ни в чем не виноват. Он говорил себе и другие вещи, все из которых были абсолютно правильными, но ничто не отменяло того факта, что он шел к ней, потому что он хотел видеть ее. Как он ни старался, он не мог забыть ее тело, прижатое к его собственному, свои губы, целующие ее нежную кожу, ее груди.

Он говорил себе, что не стоит волноваться из-за того, что она так влечет его к себе. Все равно из этого ничего не выйдет. Ему кажется, что она ему нравится, но это просто иллюзия. Через несколько недель он вернется в Бостон и забудет о ней навсегда.

– Ей здорово повезло, – говорила Роза Мэдисону, – она могла бы разбиться насмерть.

Джордж и Роза сидели на крыльце, когда Мэдисон подошел к дому Эбботов. Уильям Генри играл возле них.

– Я пытался остановить ее, – сказал Мэдисон, садясь на стул.

– Я не слишком хорошо знаю вас обоих, – сказала роза, но мне думается, вы в основном провоцировали друг друга, а потом пытались помириться.

– Кажется, это моя проблема в отношениях с другими людьми тоже.

– Я полагаю, с Хэном у тебя ничего не вышло, – сказал Джордж.

– Он не хочет даже говорить со мной.

– Я схожу к Хэну, – сказала Роза.

– Бесполезно, – ответил Мэдисон, – он все еще злится на меня за то, что я тогда уехал из дома.

– Мне плевать, что он злится, – сказала Роза, медленно вставая на ноги, – нет смысла отказываться говорить с тобой, если ты хочешь помочь. Присматривай за Уильямом Генри, Джордж. Он исчезает так быстро, как это делал ты, когда был маленьким.

Джордж начал было говорить что-то, но Роза не стала его слушать.

– Это самая упрямая, твердоголовая семья из всех, какие я только знала. В нормальной ситуации я еще могу кое-как это терпеть, но не тогда, когда смерть угрожает Хэну.

– Надень шаль, – сказал Джордж, – вечером становится прохладно.

Она вошла в дом.

– Почему ты не остановишь ее? – спросил Мэдисон.

– А ты считаешь, что тебе удалось бы это сделать?