Большая книга ужасов – 19 - Екатерина Неволина

Надежды не осталось. Бледная луна торжествующе смеялась надо мной: глупая девчонка! Глупая маленькая мечтательница!

– Развяжите ее, – велела старуха своим помощницам. – Теперь можно.

Они развязали меня и вынули изо рта кляп. И вправду можно. Всякая мысль о сопротивлении исчезла из моего сознания. Поскорей бы все это закончилось. Не важно, что будет, лишь бы поскорей…

Старуха взяла меня за руку и повела к алтарю, а женщины в белом – и среди них моя мама! – что-то монотонно запели. Эту мелодию, или нечто очень похожее на нее, я слышала прошлой ночью. Она качала меня словно на волнах, в груди было пусто и удивительно спокойно. Наверное, я уже умерла. Остались пустяки – только формальности.

Символы на алтаре вспыхнули ярко-алым и закружились перед глазами в бесконечном хороводе. Я чувствовала, что время остановилось, и сама легла на леденящую поверхность камня. Он был холоден как лед, нет, гораздо холоднее льда. Холод заполнял меня, проникая в кровь, расползался по всему телу. Я закрыла глаза, укачиваемая на волнах монотонной мелодии.

– Сопротивляйся! Не дай ей запугать тебя! Беги! – прорвался вдруг сквозь пение звонкий мальчишеский голос.

Я вздрогнула и открыла глаза. Старуха стояла надо мной с большим ножом в руках, и ее глаза горели нетерпением.

– Пес! Вперед! Взять ее! Беги, Ира! – снова закричал Сашка.

Я скатилась с алтаря, сильно оцарапав обо что-то ногу. Впрочем, что там нога – речь шла о моей жизни!

Старуха, не выпуская из рук нож, бросилась за мной. Но тут ее настигла огромная косматая туша. Верный Сашкин друг, Пес, наскочил на старуху, та отступила, и они вместе, вдвоем, рухнули вниз – в провал, где кипело и бесновалось море.

Старуха закричала. Так отчаянно и громко, что я невольно зажала уши – лишь бы не слышать этого ужасного вопля.

И в тот момент, когда ее крик достиг немыслимых высот и внезапно оборвался, на меня словно обрушилась вся боль и усталость последних дней. Она давила, пригибая к земле, вонзалась в тело тысячью отравленных стрел. Согнувшись от невыносимой боли, я хватала ртом воздух, который вдруг превратился в расплавленный тугой металл. Перед глазами потемнело, и я упала на алтарь, не чувствуя уже больше ничего.

Глава 8

И было утро…

Женский плач…

– Ира! Ира! Ну пожалуйста, пусть только она придет в себя!

Кто-то тормошил меня, растирал виски и уши.

Я открыла глаза. Медленно, словно они были засыпаны песком. Резкий свет солнца ударил прямо по глазам, и я снова сомкнула их. Солнце – мой враг. Я знала это.

– Иришка! Ну что же с тобой! – воскликнул рядом со мной мужской голос. Папин голос.

– Я уже… мне уже… лучше… – прохрипела я. Голосовые связки почти не подчинялись мне. Чтобы говорить, приходилось делать огромное усилие.

– Ирочка! Мы так волновались!

К щеке прикоснулось что-то мокрое. Это мамино лицо, холодное от слез.

Все в порядке. Теперь все будет в порядке.

– Мы уедем отсюда! Сейчас же, и больше никогда не увидим этих ужасных людей! – взахлеб говорила мама.

Я немного приоткрыла глаза. Абрис полной луны на ее лбу смазался, но еще был различим.

– Что случилось? – пробормотала я, уже догадавшись, что жертвоприношение прошло не так, как планировалось. Но, разумеется, все получилось даже лучше…

– Не знаю, мы с папой ничего не помним. Мы пришли в ту пещеру… святилище… А дальше не знаю… Потом… потом, когда очнулись, люди бежали оттуда, а на мне была странная белая одежда и на шее висела какая-то гадкая штука. Я выбросила ее в море. Тут меня и отыскал твой папа, и еще мы увидели тебя. Тебя принес Саша. Ты была без сознания, – сбивчиво принялась объяснять мама. – Не знаю, что это было, но, слава богу, все закончилось! Мы уедем отсюда, и все снова станет хорошо.

Я кивнула.

– А сюда, – мстительно добавил папа, – приедут компетентные люди. Уж они-то наведут порядок! Готов поспорить.

На его лбу тоже была нарисована луна.

Я тихо вздохнула, будто учась дышать заново. Хорошо, что они сейчас заслонили меня от солнца. Мне нужно немного побыть в тени.

– И Саша поедет с нами. Он спас тебя и всех нас. Знаешь, ты была права – он действительно хороший мальчик, – сказала мама, и только теперь я заметила Сашку, стоящего чуть поодаль. Он ободряюще улыбнулся мне.

Я тоже попыталась улыбнуться в ответ, но губы, кажется, так и не сложились в улыбку.

– Пойдемте отсюда. Я понесу Иришку, – сказал папа и поднял меня на руки.

Сейчас мой взгляд словно прояснился. Я видела медленно кружащего в облаках орла, и огромное море, бережно обнимающее скалы, и маленький городок, примостившийся как раз между горами, небом и морем. И в этот момент меня охватила необыкновенная нежность. Она была всегда – в моей душе, в моем сердце, но сейчас буквально выплескивалась наружу. Она стала такой большой, что телесной оболочки не хватало для того, чтобы удержать ее.

Теперь все будет хорошо. Теперь я знаю, что мне нужно делать. Эти люди блуждают во тьме, словно слепые жалкие котята. Но я еще вернусь в этот город на самом краю огромного мира. Я спасу их и приведу к свету. Теперь я знаю…

Мы спустились со скалы, не встретив никого. Город затих. Молчали даже собаки, чувствуя, должно быть, повисшее над ним ожидание.

Вот и наше временное пристанище. Мама распахнула калитку, и мы через вишневый сад, не останавливаясь, прошли к домику.

Папа внес меня в комнату и уложил на диван.

– Тебе лучше? – заботливо спросила мама.

Я кивнула.

Они и сами выглядели неважно. Оба бледные, с покрасневшими глазами. Сутки действительно выдались тяжелыми. Особенно ночь.

Я приподнялась и тяжело оперлась на спинку дивана. Тело еще плохо повиновалось, а в голове была необычайная легкость.

Мама и папа собирали сумки.

– Вот, возьми, – отчего-то виновато сказала мама, подавая мне несколько книг в ярких глянцевых обложках.

Я открыла одну из них там, где в нее была вложена закладка – глупо ухмыляющееся сердечко. Какое же оно яркое! Цвет неприятно раздражал глаза, и я, вынув открытку, бросила ее на пол. Маленький кусочек картона медленно спикировал вниз. Прекрасно, будет привет для хозяйки дома. Нинель Ивановна любит яркие вещи.

Я с грустью посмотрела на сумки. Пора в дорогу. Но перед отъездом у меня было еще одно дело…

– Ира, ты куда? – окликнула меня мама, застыв посреди комнаты с вещами в руках.

– Я ненадолго. Попрощаюсь только, – сказала я, выходя из домика.

За моей спиной царило удивленное молчание.

Путь до обрыва оказался неожиданно коротким. И вправду, расстояния – вещь относительная. И когда я успела забыть? Привыкаешь, ко всему привыкаешь, и в какой-то неуловимый момент оказываешься вдруг накрепко заперт в своей телесной оболочке, вырастая, успеваешь забыть, что когда-то в детстве, давным-давно, умел летать. Сколько же всего я не замечала в последнее время?!