Пуля для бизнес-леди - Лев Корнешов

У Нинки и Элеоноры дела тоже шли неважно. Теперь, когда они изредка встречались в кафе на Горького, платила за всех Настя — у неё зарплата и какой-никакой гонорар.

Нинка меланхолично загибала пальчики:

— Этому дала, этому дала, этому дала… А результат? Нулевой…

Элеонора ждала, что её со дня на день вышибут из телевидения:

— Обложили, сучки… Молодые, энергичные, пробу ставить негде — все могут: и работать, и в постельке кувыркаться.

Но именно она дала Насте дельный совет:

— Сама ищи удачу. Не сиди на заметках. Пробивайся к знаменитостям, бери у них интервью, будут публиковать, никуда не денутся, побоятся обидеть «священных коров»… А этого, твоего редактора-сладкоежку пугани, как следует. Таких надо открытым текстом посылать… в интимное женское местечко. И слова не выбирать!

И Настя решила проявить характер. Тем более, что поняла: если сейчас не заявит о себе — зачахнет, завянет. Да и что она теряет, если снахальничает?

После десятка звонков она встретилась с Олегом Табаковым и задала ему несколько коварных вопросиков — у знаменитого артиста в это время круто менялись «личные обстоятельства». Он ответил на Настины вопросы очень откровенно — ей удалось расположить его к себе.

Редактор отдела, прочитав заголовок, поискал глазами корзинку и ловко зашвырнул в неё интервью.

Настя, как побитая собачонка, тихо вышла из его кабинета. И кинулась за новым советом к Элеоноре, на своем TV поднаторевшей в битвах за место под солнцем.

— Вот так взял твой материал и выбросил в корзину? Не читая? — возмутилась Эля.

— Ага…

— Он что для тебя свет в единственном редакционном окошке? Есть секретариат, замы главного, главный редактор, наконец. А этого… Лучше всего нагло и грубо послать подальше. Судя по твоим рассказам, тебе весь отдел только спасибо скажет.

— Я не смогу, — жалобно пролепетала Настя.

— Еще как сможешь! Пора становиться на ноги, Настя. Ты вертишься в газете уже долго, и все числишь себя вторым сортом. Время только теряешь, энергию разбега. А ты умненькая, смекалистая, у тебя есть то, чего, если самокритично, нет у меня. — Эля выразительно постучала себя пальчиком по лбу. И сделала вывод:

— Так что давай-ка, переходи от обороны к атаке. Смелее в бой — нахально и без пощады! Недостойны такие обожравшиеся типы, чтобы их жалеть.

Настя недолго помолчала, потом вдруг завопила:

— А не пошел бы ты куда подальше, козел!

— Ты чего? — опешила Эля.

— Репетирую…

— Вот и дуй в таком духе, — одобрила подруга.

На следующий день она принесла редактору второй экземпляр своего материала.

— Напишите вот здесь, в уголке, по каким причинам вы не желаете не то что публиковать, но даже читать мой материал, — пока спокойно попросила она.

— Вы, Соболева, в своем уме? — удивился редактор.

— В своем, не волнуйся, ты… — Она сделала выразительную паузу — хамить так хамить, а что он ей такого страшного сделает? — Засылай материал и печатай, иначе я отнесу в секретариат фельетон про то, что у тебя весь шкаф забит бутылками — дарами собкоров и прочих коров. И про то, как тебя в твоем служебном кабинете трахает Люська Заболотина, хотя её и жаль будет, неплохая девица. Нюансы уловил? Не ты её, а она тебя трахает, потому что ты, котик, разжирел, обнаглел и мышек уже не ловишь…

— Ты… Вы… — задыхался от гнева редактор.

Настя спокойненько открыла тот самый шкаф с бутылками, плеснула в стакан коньяк, протянула редактору:

— Выпей, а то лопнешь… И хватит меня гноить на заметках! Фельетон, конечно, не напечатают, но из секретариата он расползется по всей редакции. И тогда можешь поставить на себе крест.

На следующий день на утренней планерке редактор заявил материал в номер, и он был напечатан: 460 строк и подпись: Анастасия Соболева.

Настя, не мешкая, пробилась к Марку Захарову, после него — к Владиславу Орлову, автору популярного у интеллигенции романа «Альтист Данилов». Материалы шли один за другим, и теперь уже ответственный секретарь, встретив Соболеву в кафе, интересовался:

— Есть у тебя что-нибудь, Настя? Надо усилить номер, а то насовали всякого дерьма.

Интервью публиковались с фотографией именитого собеседника. Настя предложила ставить и свою фотографию: так, мол, делают в серьезных западных газетах, читатели должны знать журналистов в лицо, тогда им больше веры. Главный редактор дал добро и её смазливая мордашка стала часто появляться на газетных полосах.

Коллеги ей откровенно завидовали, но она тщательно следила за тем, чтобы не давать поводы для трепа и пошлых слухов.

Свои творения-«нетленки» она не очень высоко ценила. Спасибо Элеоноре за мудрый совет — та нюхом учуяла, что на фоне назревающих в стране событий «знаменитости» стали тускнеть, и потому охотно шли на интервью и сами подкидывали журналистке пикантные вопросики.

«— У вас есть внебрачные дети?

— Думаю, что да. Уверен, что да.

— У вас сейчас третья жена… будет ли четвертая?

— Браки заключаются на небесах, поэтому задавайте этот вопрос небесной канцелярии».

Настя умела расположить к себе собеседников, и они выбалтывали ей такие подробности о себе, о которых в иное время предпочитали бы молчать. Один из редакционных остряков назвал стиль Насти дамским рукоделием в желтых тонах. Она не возражала: хорошо уже то, что у неё появился свой стиль и его заметили.

Однажды её пригласил в свой маленький кабинетик работник секретариата Руслан Валерьевич Васин. Это был редакционный старожил — опытный и мудрый, обладающий безупречным вкусом. К нему носила свои «нетленки»-тэссы ещё Татьяна Николаевна Тэсс.

— Девочка, — сказал Руслан Васильевич Насте, — ты мне нравишься, и я хочу помочь тебе стать журналисткой. В стране всеобщего среднего образования писать умеет каждый. Но далеко не всякий пишет так, что его захотят читать другие.

Он разнес в пух и прах только что напечатанный материал Насти — большую беседу с Ильей Сергеевичем Глазуновым. И главная его претензия заключалась в том, что под пером Насти незаурядный художник превратился в заурядного подданного советской системы: «Он же бунтарь, а ты сделала его придворным маляром».

— О чем ты хотела бы спросить Глазунова, но не спросила?

Настя припомнила:

— Во время интервью нам принесла кофе очень красивая молодая женщина. Илья Сергеевич сказал, что это аспирантка из Ленинграда, она пишет диссертацию о его творчестве. Но…

— Но?..

— Аспирантки ходят, общаются, смотрят на «объект» своей диссертации совсем не так…

— Вот бы и спросила прямо.

— А он бы меня послал!

— Вот и написала бы, куда и за что он тебя послал. Имей в виду, в журналистике запретных тем нет, если к любой из них умело подобраться. И самые наглые вопросы при умной их обработке будут казаться всего лишь милой шуткой. Вытрави из себя самоцензуру. Ты ведь пишешь с прикидкой: «пропустят — не пропустят»?

— В этом вы правы.

— А ты просто пиши, чтобы было самой интересно и… нервишки щекотало.

Следующий свой материал Настя перед сдачей в набор дала почитать Руслану Валерьевичу. И выправила его по советам старого мэтра. Она пользовалась каждым удобным поводом, чтобы посоветоваться с ним и даже однажды сказала:

— Я вас беспощадно эксплуатирую.

— Мне некому передать свои маленькие профессиональные секреты. Молодые поспешно рвутся в бой и считают, что им ничего не даст такой «отмороженный», как я.

— Отмороженный?

— Удачное определение, вычитанное в одном объявлении: требуются журналисты, но отмороженных просят не беспокоиться. Оно означает, что по мне уже ударили морозы и впереди стылая зима — время отмирания.

— Зачем вы так о себе?

— Не умею лицемерить. Даже с собой.

Настя всегда с благодарностью вспоминала Руслана Валерьевича. Он совершенно бескорыстно учил её мастерству, натаскивал в ремесле.

В послесловии к одной из бесед Настя предложила читателям назвать имена знаменитых людей, с которыми они хотели бы встретиться на газетной полосе.

Теперь письма носили Насте мешками. Она добросовестно отсеяла из множества десяток фамилий и подготовила серию очерков под общей рубрикой «По вашим заявкам». Читатели стали слать благодарственные письма главному редактору. Многие письма по своей сути были исповедями — незнакомые люди поверяли Насте свои тайны, рассказывали о семейных драмах, кружении надежд, счастливой любви и несчастьи быть нелюбимым. Житейские истории были из того сорта, что нарочно не придумаешь.

Настя по письмам написала серию очерков-«моралите», как их называли в редакции. Они в свою очередь вызвали новый поток корреспонденции. За них ей на редакционной летучке вручили творческую награду — «Золотое перо». Это и в самом деле было золотое перышко в красивой бордовой коробочке.