За короля и отечество - Роберт Асприн

— Лежи спокойно, Анцелотис, не мешай мне слушать твой пульс. — Она тоже вгляделась в его глаза, в то время как пальцы ее осторожно ощупывали его запястье, веки…

— Он лишился чувств совершенно неожиданно, Моргана, — вновь послышался тот, первый женский голос. — Рухнул из седла у самых ворот крепости. Так быстро это все случилось — Арториус не успел ни подхватить его, ни хотя бы замедлить падения, хоть они и ехали стремя к стремени.

Арториус? Стирлинг даже зажмурился, так закружилась от облегчения его голова. По крайней мере он попал в нужные время и место. И еще, слава Богу, он не попал в тело Артура — вот это было бы полнейшей катастрофой.

— Анцелотис, — негромко окликнула его Моргана. — Ты можешь рассказать, что случилось? Ты что, лишился чувств от боли?

Оба — и Стирлинг, и Анцелотис — попытались ответить одновременно, разом дав команды одному на двоих рту, языку, губам… Результатом этого стал наполовину сдавленный стон, наполовину неразборчивая смесь английского и этого архаичного валлийского. Впрочем, Стирлинг даже не обратил на это особого внимания. Гораздо больше его занимала совсем другая мысль:

Кто, черт возьми, такой этот Анцелотис? Боже праведный, только бы не Ланселот… Если я попал в его тело, мы все в глубокой заднице. Черт подери, разве Ланселота не выдумали французы? Голова раскалывалась от боли, и это мешало ему вспомнить все, что он помнил про эпоху Артура, а сознание своего невежества только добавляло головной боли: она клубилась, сгущаясь, у него в голове, как летняя гроза над вершинами Хайленда.

Я передумал, беззвучно кричал он недосягаемым ученым, но те уже никак не могли слышать его у себя в лаборатории и тем более не могли вытащить его обратно раньше, чем через год — как бы он ни жалел теперь о своем решении последовать за МакИген и Беннингом… Он застрял здесь — основательно и безнадежно застрял. А ведь ему нужно найти террориста. Комната понемногу замедлила вращение, и он заставил себя сделать глубокий вдох. Олл райт. Мне нужно найти и остановить террориста. Вот уж этому меня учили.

— Неужели его ратники не заметили ничего перед тем, как он лишился чувств? — хмурилась Моргана. — Никаких признаков недомогания?

— Никаких, сестрица! — Мужской голос — тот самый, что приказывал нести его сюда, — должно быть, принадлежал самому Арториусу. Моргана налила чего-то в кубок и поднесла к его губам, когда в комнату вошел еще один человек. Стройная женщина в белых одеждах, поверх которых был накинут тяжелый шерстяной плащ.

— Мне ужасно жаль… Я собирала целебные травы в полнолуние, когда меня нашел посыльный с этим известием. Я спешила как могла. Он лежит тихо, Моргана?

— О да, Ковианна Ним. Боюсь, даже тише, чем полагалось бы.

Ковианна Ним, кем бы она ни была, тоже оказалась хороша собой; длинные, распущенные волосы волнами падали ей на плечи. Одежда ее выделялась простотой на фоне ярко-красных, синих и желтых одеяний остальных — чисто-белое платье, только подол, волочившийся по земле, слегка запылился. Теплый плащ с откинутым на плечи капюшоном, связанный из самой мягкой ягнячьей шерсти, был подхвачен на талии поясом из серебряных звеньев изысканной работы с характерным кельтским орнаментом. Продолжавший лежать в полуоглушенном состоянии Стирлинг так и не смог решить, которую из двух склонившихся над ним целительниц он бы выбрал… скорее, он предпочел бы обойтись без обеих.

— Выпей это, Анцелотис.

Чем бы это ни было, пить это Стирлинг определенно не хотел. И Анцелотис тоже. Увы, Моргана была не из тех, кому перечат. Он проглотил горькую жидкость, разлившуюся странным щекотным ощущением по всему телу. Может, вяло подумал Стирлинг, если повезет, он проснется и обнаружит, что вся эта история — всего лишь дурной сон…

Моргана присела у огромного очага, держа в руках кубок подогретого вина с успокаивающими травами, и молча слушала, как ее сводный брат обрисовывает размеры постигшей ее катастрофы. Не только ее: их всех. Из дальнего конца залы доносились другие голоса: воинов, вернувшихся с охраны северной границы, и поспешно собравшихся на совет старейшин Гододдина — последним пришлось скакать всю ночь из столицы, Трепейн-Лоу.

— Это были пикты, — негромко произнес Арториус, положив широкую руку ей на плечо. — Знай я, что Лот захватит большую часть своих всадников из Трепейн-Лоу в Кэр-Удей, я, быть может, подоспел бы вовремя, чтобы изменить все… Но я узнал это только на полпути к столице. Мы остановились на одном из сторожевых постов на Стене Антония, чтобы дать передохнуть коням, а Ганхумаре — размять ноги. Нам сказали, что он проехал со всей своей кавалерией меньше суток назад, направляясь к границе. Что он намеревался вторгнуться в Фортрию, а не просто покарать налетчиков-пиктов. Лот намеревался ударить в самое сердце их войск, дабы они не могли уже нарушать наши границы с такой легкостью…

— Да, — раздраженно оборвала она его. — Я знакома с этой проблемой, братец.

Он обошел кресло, чтобы взять ее за руку.

— Знаю, Моргана, знаю. Прости меня Господи за мои солдафонские манеры. Тут нужен премудрый друид вроде Эмриса Мёрддина… он бы смягчил весть.

Она нашла в себе силы слабо улыбнуться.

— Я не держу обиды на тебя, Арториус, и даже Эмрис Мёрддин не смог бы смягчить такой вести. — Улыбка погасла. — Я ведь тоже говорила с тем сотником в крепости по дороге домой из Гэлуиддела. Мне сказали, что не миновало и восьми часов, как ты проезжал там. — В горле ее застрял комок, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить. — Я спешила на север с вестями для него, с вестями, которые — я точно это знала — не могли ждать. Вот только не думала я, что не успею поведать их ему. — Голос ее дрогнул, и вино в кубке угрожающе плеснуло о край. Она торопливо отпила немного, чтобы не пролить на платье.

Арториус порылся в поясной сумке, достал оттуда лоскут льняной ткани, протянул ей и деликатно подождал, пока она промокнет глаза и совладает с собой. Советники в противоположном углу или пришли к единому мнению, или, напротив, столкнулись с каким-то сложным вопросом, ибо один из них с извиняющимся видом поклонился, прерывая их беседу.

— Прощения прошу за вмешательство, королева, но нам необходимо знать… Вы будете настаивать на том, чтобы ваш старший сын вступил на престол немедленно?

Она резко повернулась к говорившему.

— Посадить маленького Гуалкмая на трон Лота Льюддока? Мальчику ведь еще семи не исполнилось! С таким же успехом мы могли бы просто пригласить пиктов поцарствовать над нами!

Советник поморщился.

— Да, мы тоже думаем в точности так же. Но должны же мы были спросить. А вы, Моргана, будете ли вы тогда править Гододдином до той поры, пока ваш сын не достигнет совершеннолетия?

Моргана сжала кубок с такой силой, что у нее побелели пальцы, — этого вопроса она боялась с самого начала совета. Медленно-медленно, словно одолевая сопротивление, покачала она головой.

— Нет. У меня на руках и так уже Гэлуиддел, и Айнис Меноу, которыми я правлю из Трепейн-Лоу с самого своего замужества. Добавить к ним еще и Гододдин… — Она снова покачала головой. — Это было бы несправедливо по отношению к народу Гододдина… да и Гэлуиддела с Айнис-Меноу тоже.

Советник заметно побледнел.

— Тогда кто, королева?

Моргана покосилась на сводного брата, потом бросила взгляд в сторону помещения, в котором лежал в забытьи Анцелотис, младший брат ее мужа. Арториус проследил направление ее взгляда и кивнул.

— Да, Моргана, твой выбор верен. Анцелотис — именно тот, кто нужен Годдодину до тех пор, пока Гуалкмай не достигнет зрелости.

На лице советника явственно обозначилось облегчение.

— Анцелотис. Да, конечно. Вы согласны на такой выбор, королева Моргана?

— Согласна, — произнесла она негромко, словно вторя эхом другим словам — сказанным бог знает когда и где… в другой жизни, как ей показалось. — В наше тревожное время Гододдину не найти правителя лучше Анцелотиса. — Она подумала немного. — И вообще, — добавила она, — Анцелотис может оказаться лучшим королем, чем его брат. — Она поморщилась: отзываться дурно о покойном не доставляло ей ни малейшего удовольствия, но из головы ее все не шла судьба бедняжки Тейни, единственного ребенка ее мужа от первого брака. Лишенная наследства, едва не утопленная за отказ выдать имя своего возлюбленного…

И ведь злобу его нельзя было списать на христианское возмущение ее распутным поведением: Лот скорее придерживался старых, языческих обычаев, нежели новых. Как, правда, и она — иначе их супружеская жизнь обернулась бы невыносимым кошмаром. Нет, религии в действиях его не было ни капли. Он просто бесился от упрямого отказа Тейни повиноваться ему. Да, вспыльчивость Лота была слабым местом его характера. Впрочем, даже в припадках самого буйного гнева он ни разу не поднял руки на Моргану: должно быть, помнил все-таки, о ее происхождении, а также о стоящей за ней силе — всех клинках Гэлуиддела и Айнис-Меноу, вместе взятых, которыми она правила по праву первородства. По крайней мере характер у Анцелотиса был ровный: он будет разумным регентом при малолетнем сыне Морганы.