Любовь побеждает все - Мари Клармон

Ева уже достаточно спала на грязных, кишащих вшами матрасах.

— Конечно, сэр, — радушно отозвался мужчина.

— И мне хотелось бы ванну, — добавила Ева.

— Все, что захотите, мэм.

— А еще еды. Думаю, чем больше, тем лучше, — сказал Йен, глядя на изможденное тело своей спутницы.

Ей надо было подкрепиться. Честно говоря, он не представлял, сколько она должна была съесть, чтобы ее кости начали обрастать нужным количеством плоти. Двух-трех дней плотного питания тут точно будет недостаточно.

— Моя жена пошлет вам завтрак. А теперь, прошу, следуйте за мной.

Он направился в коридор, а затем вверх по старой, скрипучей лестнице. Йен шел за ним, держа Еву рядом с собой. Все время, пока они плутали по коридору с выбеленными стенами, его спутница молчала. В самом его конце хозяин открыл старую черную дверь и заявил:

— Вот наша лучшая комната.

Йен пропустил Еву вперед. Что ж, это был не Керриган-Холл и даже не его собственное поместье, Блайд-Касл, где он не был с того момента, как уплыл в Индию. Но обстановка была приятная и по-настоящему английская. На окне висели муслиновые занавески, стены были покрашены в веселый желтовато-сливочный цвет. У стены стояла кровать с балдахином, на другой стороне был камин, между ними, в центре, находился круглый стол с двумя стульями.

— Это нам подходит, — сказал Йен.

Хозяин кивнул и вышел за дверь. Звякнула щеколда, и они остались наедине.

Ева развязала темно-красный шарф. В слабом свете ее пронзительно-голубые глаза словно сияли. Подняв одну бровь, она спросила:

— Твоя жена?

Йен медленно подошел к ней, не зная, как Ева отреагирует на его близость после того приступа страха в карете. Он поднял руку, наблюдая, не появится ли на ее лице выражение испуга или недовольства, а потом снял шарф с головы Евы. Йен был выше ее почти на фут, и ему приходилось смотреть на нее сверху вниз.

— Ты предпочла, чтобы я называл тебя моей пленницей? — попробовал пошутить он.

На ее бесцветных губах мелькнула слабая улыбка.

— Это звучит слишком драматично.

Йен бросил шарф на кровать.

— Помнится, что-то подобное встречалось у миссис Радклифф.

Лицо Евы опять стало печальным.

— Я не читала книг уже…

Он положил палец ей на губы.

— Ты много чего давно не делала. И я тоже — с тех пор как уехал в Индию. — Ощущение мягкости ее губ и тепла, которое вибрировало в крошечной точке соприкосновения их тел, вытеснило все остальные чувства. Ее глаза, печальные и одинокие, просили у него поддержки. — Теперь, вместе, мы заново начнем учиться жить нормальной жизнью.

Ева замерла, ее губы под пальцем Йена медленно разомкнулись, образуя букву «о».

Не успев подумать, Йен наклонился и коснулся ее лба целомудренным поцелуем, как делал это давно в детстве, когда Ева падала, обдирая коленки или ладони. Прикосновение было легким и самым невинным, но в сердце Йена вспыхнули совсем другие чувства.

Ева вдруг подняла руки, и два маленьких кулака ударили его в плечи. Потом ладони распрямились, и она ухватилась за его сюртук. Ева не плакала, не дрожала, а просто держалась за него, может быть, черпая силу из его нежного поцелуя.

Йен обнял ее за талию, поднял голову и заглянул в ее изумленные глаза. Все эти годы он мечтал о том, чтобы поцеловать Еву в лоб, как сестру, или в щеку, и вот теперь это происходило наяву.

Они провели вместе детство и юность, но Йен так до конца и не понял, как сильно любил Еву. Уезжая в Индию, он почти смог убедить себя, что в их отношениях было больше дружбы, чем страсти. Но тоска по Еве стала мучить его сразу, как он ступил на корабль, и очень скоро Йен понял, что жизнь без нее — это ад.

Боже правый, почему он не стал тогда добиваться Евы? Что помешало ему впиться в ее губы обжигающим поцелуем, а потом признаться, что больше всего он хочет, чтобы она принадлежала только ему, и никакому мужчине больше? Проклятая честь, чувство долга?

Это захватывающее дух откровение жгло и ослепляло его все время, пока Йен служил в Индии. Он упустил свой шанс быть счастливым. Те юные Йен и Ева остались в прошлом, и ничто не могло их воскресить.

Ева продолжала держаться за него. Но не потому, что ей было приятно это делать. На ее лице застыл страх.

— Пожалуйста, отпусти меня, — прошептала Ева.

Сердце Йена словно разорвалось на части. Он вспомнил, какие ужасы пришлось вытерпеть Еве от рук мужчин, и понял, что ее нельзя так касаться. Ему не следовало пугать ее своей близостью, но, боже, как же он хотел, чтобы она почувствовала его заботу!

Не в состоянии остановиться, Йен провел ладонью по ее коротко стриженным волосам, чувствуя их мягкость подушечками пальцев. Судя по лицу Евы, эта ласка еще больше напугала ее. Она резко отвернулась.

Йен опомнился и тут же отпустил ее. Это произошло так неожиданно, что Ева чуть не потеряла равновесие. Он не ожидал от себя такого безрассудного, отчаянного поведения.

— Боже мой, — тяжело дыша, проговорила Ева, прижимая бледные ладони к своим щекам.

— Ева… — Он дрожал, проклиная себя за то, что так испугал ее.

— Нет. — Ева облизнула губы и положила руку, которая слегка дрожала, на лоб. — Но я… мне не нравится, когда меня трогают.

— Мне следует попросить прощения, — проговорил Йен глухим голосом. Сейчас он больше всего желал, чтобы тот огонь, который сейчас мучил Еву, поглотил и его тоже. Чтобы он смог потушить его или сгореть в нем вместе с любимой. — Я не хотел пугать тебя. Я поступил очень глупо.

Ева молча смотрела на него, и Йену казалось, что земля уходит у него из-под ног. От страха и усталости ее глаза потемнели, тени под ними стали еще гуще.

— Но виноватым ты себя не чувствуешь, да? — наконец сказала Ева.

— Да, — согласился Йен, проводя рукой по волосам. — Я хотел поцеловать тебя — так, как делал это, когда мы были детьми.

— Детьми? — Ева склонила голову набок, продолжая пристально смотреть на него. Потом она тяжело вздохнула и сказала: — Я знаю, Йен. Просто… — Ева запнулась, и ее губы какое-то время шевелились, прежде чем она призналась: — Я не могу объяснить.

— И не надо. Обещаю, что буду заботиться о тебе. И больше не трону тебя так, как сделал это сегодня.

Йен действительно собирался сдержать обещание. Пусть это могло убить его, но он не будет касаться ее, пока Ева сама не попросит. Вот только произойдет ли это когда-нибудь?

Дружба, которая связывала их раньше, осталась в прошлом. Больше не будет танцев, крепких объятий, сплетенных рук во время долгих прогулок. Эти дни ушли и больше никогда не вернутся.

Они стали чужими друг другу. Только случилось это не сейчас, а в тот момент, когда они пообещали лорду Кэри забыть о своих желаниях и устроить свои жизни так, как того хотел их приемный отец.