Любовь первая, любовь бурная - Мэдлин Бейкер

Кого-нибудь похожего на тебя.

— Надеюсь, ты его найдешь. Ты заслуживаешь самого хорошего, что может предложить жизнь.

— Спасибо, — прошептала Бриана, снова внезапно оробев.

Мысли Брианы были заняты индейцем, когда она помогала тете готовить ужин на следующий вечер. Она с трепетом думала о том часе, когда сможет тайком пробраться в амбар и снова быть рядом с ним. Сочная ветчина запекалась в печи и ей очень хотелось принести кусочек ему. Она любила смотреть, как Шункаха ест, была счастлива видеть удовольствие в его глазах, когда он поглощал принесенную ею еду. С тех пор, как индеец появился в амбаре Бьюдайнов, Бриана сама стремилась заниматься приготовлением пищи. И вот сейчас уже был почти готов шоколадный пирог, якобы для дяди Генри, но на самом деле — для Шункаха Люта. Выяснилось, что он очень любит сладости, особенно пироги.

И все же не только радостью жила Бриана. Была в ее мыслях и печаль. Раны индейца быстро заживали. Скоро он вернется к своему народу, и она больше никогда его не увидит. Какой пустой станет ее жизнь без него!

Обед в тот вечер прошел в тишине. Гарриет Бьюдайн не разговаривала со своим мужем, и Генри платил ей тем же. Оба они не разговаривали с Брианой. Вообще-то в этом ничего необычного не было. Гарриет часто демонстрировала свое пренебрежение к мужу и отказывалась говорить с ним, пока он лишний раз не извинится или не принесет такой подарок, который она посчитает достойным ее прощения.

Что касается Брианы, она предпочитала молчание, которое было гораздо приятнее, чем их постоянные перебранки. Иногда — как, например, сейчас — она задумывалась: почему ее тетя и дядя поженились? Они не казались счастливой парой. Их не интересовали дела Друг друга. Они редко обменивались добрыми словами.

Это случилось, когда Бриана убирала со стола. Каким-то образом изящная китайская чашечка, которую дядя Генри подарил супруге на юбилей, выпала из ее рук и ударилась о деревянный пол, разбившись на множество блестящих кусочков. Бриана в ужасе подняла глаза, боясь встретить беспощадно испепеляющий взгляд тети.

— Принеси ремень, — коротко приказала Гарриет Бьюдайн.

— Пожалуйста, тетя Гарриет… Это была случайность.

— Не бывает таких вещей, как случайность, — сердито отпарировала Гарриет Бьюдайн.

Бриана отчаянно посмотрела на дядю, надеясь, что он вступится за нее, как иногда бывало, но Генри Бьюдайн не был настроен выказывать милосердие племяннице. Он был сыт по горло своей женой, сыт по горло фермой, да и жизнью вообще. Бормоча ругательства себе под нос, он сорвал шляпу с вешалки и гордо вышел из дома, направляясь в город за холодным пивом.

Все тело Брианы тряслось от страха, когда она пошла на кухню и взяла тяжелый кожаный ремень, который служил дяде Генри для правки бритвы. Во рту стало сухо, как в пустыне, пока она поднималась по ступенькам в свою комнату и ложилась лицом вниз на свою узкую койку, обнажив спину до пояса.

Тетя Гарриет взяла ремень из рук Брианы. Ее голос был холодным:

— Ты неблагодарное дитя, своенравное и неуклюжее. — Ремень неумолимо обрушился на нежное тело Брианы. — Я сделала все, что было в моих силах, чтобы дать тебе тепло домашнего очага. И чем же ты платишь мне за это? Разбиваешь из-за своей неуклюжести вещи, которыми я дорожу. — Ремень снова обрушился на девушку, на этот раз ударив сильнее. Бриана закрыла глаза и закусила нижнюю губу. Тело корчилось от боли, когда ремень опускался на спину снова и снова. Слова тети превратились для Брианы в беспорядочное нагромождение звуков, она перестала понимать их значение. Слезы обжигали глаза. Спина уже горела, словно ошпаренная, на ней повздувались ужасные красные рубцы.

«Храбрый Шункаха Люта, — подумала она, когда крик боли вырвался из ее горла, — переносил такую порку, не проронив ни звука.»

Наконец, ее тетя устала и ушла из комнаты, закрыв за собой дверь. Бриана горько рыдала в подушку от боли, унижения, оплакивая свою безрадостную жизнь. Сегодня она не сможет увидеться с Шункаха, и это причиняло ей большее страдание, чем все остальное.

Шункаха Люта волновался все больше и больше. Где она? Его желудок громко урчал, напоминая, что индеец не ел с прошлого утра. Но больше, чем еды, ему хотелось увидеть милую улыбку Ишна Ви, услышать ее веселый смех.

Поднявшись, он прошел через чердак к окну и стал всматриваться в темноту. Дом был темным и спокойным. Где же она? Миновал еще час, но она не приходила. Поддавшись порыву, он спустился вниз по лестнице и бесшумно прокрался по амбару. Он уже собрался открыть одну половинку больших ворот, когда Генри Бьюдайн вошел в амбар.

Какое-то мгновение, застыв на месте, двое мужчин смотрели друг на друга. Шункаха Люта пожалел, что у него нет оружия, когда белый человек резко выдернул ружье из седельной сумки и взвел курок.

— Не шевелись! — предупредил Бьюдайн. Его глаза сузились, когда он пытался рассмотреть силуэт мужчины в темноте. — Черт, — пробормотал он. — Ты тот самый краснокожий, который сбежал из дорожной бригады и убил Макклейна? — Он тихонько хихикнул. — Интересно, назначена ли за тебя какая-нибудь награда?

Шункаха Люта не шевелился, его взгляд был устремлен на дуло ружья, направленного ему прямо в живот. Палец белого человека постоянно находился на спусковом крючке; легкое нажатие послало бы пулю в живот Шункаха.

— Повернись, — грубо приказал Бьюдайн, — и не вздумай что-нибудь выкинуть. Нет такого закона, чтоб запрещал убивать индейцев.

Шункаха Люта колебался, его глаза метнулись, минуя белого человека, в темноту за дверями амбара.

— И не пытайся, — предупредил Бьюдайн. — Лучше поворачивайся, или я всажу пулю в твои кишки. Это не лучший способ умереть, индеец. Мучения могут продлиться несколько дней.

Желваки задвигались на челюсти Шункаха, он медленно стал поворачиваться. Внезапная боль в затылке оглушила его, и он провалился в небытие…

— Сегодня утром я сам накормлю скотину, — сообщил Генри Бьюдайн Бриане, когда та подавала ему завтрак.

Девушка подозрительно посмотрела на дядю, в ее глазах отразилось беспокойство.

— Я сделала что-нибудь не так?

— Нет, — Генри Бьюдайн посмотрел на жену, которая усаживалась на свое место за другим концом стола. — Ночью пришлось поволноваться, — заметил он.

Гарриет Бьюдайн бросила на мужа ледяной взгляд в ответ.

— Неужели? — сказала она. Ее голос был так же холоден, как и взгляд.

— Да, мэм, — сказал он, улыбаясь. — И это случилось прямо здесь, в моем собственном доме.

Любопытство овладело Гарриет Бьюдайн, хотя она вроде и собиралась не проявлять никакого интереса ко всему, что может сказать муж.