Цезарь Каскабель - Жюль Верн

Среднего роста, худощавая, она казалась грациозной, несмотря на меховой капюшон, закрывавший ее голову, и меховой же плащ.

Дети в Северной Америке развиваются рано. В десять лет мальчик уже свободно владеет ружьем и топором. А девочка в пятнадцать лет уже замужем и прекрасная мать.

Кайета была очень серьезна и решительна для своего возраста, и это путешествие доказывало силу ее характера. Уже с месяц она была в дороге. Она шла к юго-западу Аляски, достигла приморской полосы и уже была недалеко от Ситки, когда близко от нее раздались два выстрела, затем отчаянные крики.

Эти крики и были услышаны в лагере «Красотки».

Кайета храбро побежала к опушке леса. По всей вероятности, ее приближение испугало нападавших, так как она успела разглядеть двух мужчин, убегавших в глубину леса. Но, очевидно, негодяи скоро опомнились бы, увидав, что имеют дело чуть не с ребенком. Так оно и было на самом деле. Уже убийцы возвращались, чтобы ограбить своих жертв, как подошли акробаты и на этот раз напугали их серьезно.

При виде двоих людей, лежавших на земле, Кайета стала звать на помощь. Первые крики, которые слышали члены семьи Каскабель, были криками несчастных жертв, а второй крик был зов Кайеты на помощь.

Ночь прошла спокойно. Убийцы, очевидно, скрылись подальше от места преступления.

Наутро Корнелия не нашла перемены в состоянии больного. Кайета оказалась ей очень полезной. Она пошла и отыскала какие-то травы, вскипятила из них настой и прикладывала примочки из него на рану. Это очень помогло, так как кровь окончательно перестала течь.

Утром можно было заметить, что больной дышит свободней, но все-таки еще ни одно слово не слетело с его губ.

Пока что невозможно было узнать, кто он, откуда и куда направлялся, что делал на границе Аляски, при каких условиях он и его товарищ сделались жертвами нападения, и кто были убийцы.

Во всяком случае, если нападение было сделано с целью грабежа, то негодяи не успели ничем поживиться. Появление индеанки напугало их. Бежав от нее, они лишились чуть не целого состояния, так как, снимая одежду с раненого, Каскабель снял и кожаный пояс, в котором оказались золотые монеты, русские, американские — всего на сумму около пятнадцати тысяч франков. Деньги эти Каскабель спрятал с тем, чтобы потом возвратить их по принадлежности. Что касается бумаг, то их не было, не считая записной книжки, в которой было несколько заметок на русском и французском языках, но без малейшего указания на то, кто был этот неизвестный.

Около девяти часов утра Жан обратился к отцу со словами:

— Отец, надо похоронить тело убитого.

— Ты прав, Жан, идем! Быть может, мы на нем найдем какую-нибудь бумагу. Гвоздик, возьми кирку и лопату, ты пойдешь с нами.

Взяв инструменты и, на всякий случай, оружие, все трое отправились к месту преступления.

Все показывало, что оба, убитый и раненый, предполагали провести здесь ночь. Остатки костра еще тлели, под большим деревом лежала большая охапка травы, приготовленная для ночлега путников. Возможно, что они уже спали, когда на них напали.

Что касается трупа, то он уже успел закоченеть.

По одежде, лицу и грубым рукам видно было, что человек этот был слугою раненого. На вид было ему около тридцати лет.

Жан обыскал его карманы, но не нашел ни бумаг, ни денег.

За поясом был шестиствольный американский револьвер, которым несчастный не успел воспользоваться. Очевидно, нападение было слишком неожиданным.

В этот час на полянке и кругом в лесу было пустынно. По-видимому, убийцы не возвращались сюда, иначе они не оставили бы револьвера за поясом убитого.

Тем временем Гвоздик вырыл глубокую могилу, чтобы хищные звери не могли разрыть ее. Убитого опустили туда и засыпали землей.

Затем все трое вернулись в лагерь. Там, пока Кайета сидела у изголовья больного, Каскабель, Жан и Корнелия стали советоваться, как поступить дальше.

— Очевидно, — сказал Каскабель, — если мы вернемся в Калифорнию, наш больной не вынесет путешествия. Ведь по пути надо проехать многие сотни километров. Лучше всего было бы достигнуть Ситки, куда мы могли бы добраться через три-четыре дня, но проклятые пограничники не позволяют нам ступить на русскую почву.

— Все-таки нам надо ехать в Ситку, — сказала Корнелия, — и мы туда поедем.

— Но каким образом?.. Мы не успеем проехать и километра, как нас остановят и вернут.

— Все равно, Цезарь, ехать надо, нельзя терять ни минуты. Если мы встретим стражников, то, быть может, они разрешат для раненого то, чего не разрешили нам.

Каскабель с сомнением покачал головой.

— Матушка права, — сказал Жан, — постараемся добраться до Ситки, не спрашивая позволения у пограничной стражи. Это только потеря времени. Притом же, быть может, они решили, что мы поехали обратно в Сакраменто, и теперь их здесь вблизи нет. Вот уже почти сутки, как их совсем не видно. Они не пришли даже на выстрелы…

— Верно, — сказал Каскабель. — Они, вероятно, ушли отсюда.

— Если только… — вставил свое слово Гвоздик.

— Именно… если только… — пробормотал Каскабель.

Замечание Жана было справедливо. Пожалуй, лучше всего было ехать в Ситку.

Четверть часа спустя Вермут и Гладиатор были запряжены. Отлично отдохнув за время невольной стоянки, лошади могли сделать большой перегон в первый день пути. «Красотка» тронулась, и Каскабель с нескрываемым удовольствием покинул колумбийскую почву.

— Дети, смотрите в оба глаза, а ты, Жан, не стреляй! Не стоит выдавать наше присутствие.

— Кстати, запасы нашей кухни вполне достаточны, — сказала Корнелия.

Хотя страна к северу от Колумбии и холмиста, но дорога по ней довольно легка. Изредка попадались уединенные фермы, но семья акробатов остерегалась заглядывать туда. Изучив хорошо карту, Жан был уверен, что они доберутся до Ситки без помощи проводника.

Но самое главное было — избежать встречи со стражниками пограничной и внутренней охраны.

Как это ни странно, стража не появлялась, и Каскабель не знал, чему это приписать. Жан предполагал, что это какое-нибудь новое распоряжение русского правительства.

Прошло 6 и 7 июня. Наконец путники достигли района Ситки. Можно было бы ехать скорее, но Корнелия опасалась, что тряска повредит больному, за которым она с Кайетой ухаживали, как за родным. Все время опасались, что он не доедет живым. Положение его не ухудшилось, но и не улучшилось.

Что могли сделать эти две женщины без доктора, без необходимых лекарств? Преданность и желание помочь, к сожалению, не могут заменить науки. Вся семья могла оценить ум и старания молодой индеанки. Она стала как бы членом этой семьи.