С любовью из Новой Атланты! - Ринат Рамилевич Губайдуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запись 11, 00:32 – У меня на это есть тысяча причин[10]
Мы шли по графику пока в момент пиковой нагрузки нас не выдернули на чаепитие в правительство Новой Атланты. Все накрылось пиздой ради фотки в СМИ и пресс-релиза о мнимой поддержки молодежи. Поддержка, в их понимании, оказалась использованием фестиваля для личных нужд, вербовки артистов и пиара за их счет. Как будто богатым и знаменитым больше всего нужна поддержка правительства…
Наша делегация состояла из семи человек – троица “Дёгтя”, Морни, ПЕКА и солист группы “Кыскырып”. Нас проводили в большой кабинет, где спустя несколько минут состоялась беседа с двумя лучшими, по словам одного из них, друзьями. Первым оказался Алексей Лифтякин, руководитель Администрации Главы Новой Атланты, второй – куратор информационной политики региона Святослав Мурзилкин.
Мурзилкин задал вопрос: “Что бы вы хотели попросить у бога?” “Как нам поддержать молодежь?”. Солист группы “Кыскырып” ответил коротко и ясно – “Не мешать”. Ничего не делать, не вредить, НЕ м МЕШАТЬ, но Мурзилкин понял все ровно наоборот.
Нам с Полиной очень не хотелось выслушивать все это бла-бла-бла про “цивилизованное развитие молодежных субкультур”. Мы беспомощно ёрзали, переводя нервный взгляд с раскаленных телефонов друг на друга. Живущие в иной реальности рабы народа с важным видом несли бред, считая, что МЫ тратим ИХ время. Пустой треп ради сиюминутной выгоды с каждой секундой приближал катастрофу на концертной площадке. Все-таки нужно быть редкостными придурками чтобы выдергивать организаторов фестиваля в день фестиваля.
Закончив, наконец, пиздеть, данайцы раздали корзинки с колбасками и отправили нас обратно в пекло.
Запись 11, 01:05 – Вы хотели пати[11]
Вернувшись на Арену, нас забросали ворохом проблем, главной из которых была пропажа радийки (устройства, передающего звук голоса или инструмента на пульт управления). После саундчека ее случайно увез на обед один из музыкантов Морни. Увез далеко и надолго, затянув саундчек и отложив запуск посетителей. Спасибо опытному сотруднику Мегаватта, “успоковшему” меня фразой – “В том году работали на концерте в Ульяновске, там вход на три часа задержали. Но тогда лето было…”
Когда радийка вернулась, был почти хаос, пришлось срочно переделывать все тайминги и обрезать репетиции. Проебав полтора часа, двери наконец-то открылись, впустив замерзших подростков навстречу очередному неприятному сюрпризу. С невозмутимым видом, полиция начала разворачивать обратно на мороз всех, младше шестнадцати лет. То есть, практически всех.
Это был лютый кринж. Мы заранее по несколько раз обговаривали все с сотрудниками ЧОП, безопасниками арены и, конечно, полицией, у которой имелись соответствующие распоряжения, в том числе то самое бесполезное письмо из минкульта.
Площадка наполнялась редкими гостями постарше и подростками в сопровождении родителей, пока остальные от бессилия бомбили гневные сообщения в директ. Оцепенев от ужаса, Полина, я и она стояли между желтыми стенами технического коридора. Мы понимали, что, если ничего не сделать, будет катастрофа. Я повернулся к ней и сказал “звони”. Она взяла трубку и набрала Мурзилкина.
Не теряя времени, я побежал к главному безопаснику выяснять причину проеба. Тут стоит отметить, что работа стражей порядка Новой Атланты, до сего момента, не вызывала никаких вопросов. И начальник ГУВД Новой Атланты, и ответственный за массовые мероприятия сотрудник, и все остальные полицейские произвели благоприятное впечатление, но… Зайдя в кабинет меня ждал особенный персонаж. Возомнив себя офицером полиции нравов, двухметровый коп с густыми бровями и недружелюбным выражением лица, начал отчитывать меня в самый неподходящий момент. Пока охуевшая от внезапного разворота толпа мерзла у порога, мне угрожали проблемами за привоз музыкантов, ранивших тонкую душевную организацию лейтенанта Махоуни. Любые встречные аргументы разбивались о стену непонимания и упреков в пропаганде артистов сомнительного морального облика. Впрочем, я могу его понять и не держу зла за ту ситуацию со входом. Блюститель закона не ведал, как сильно ошибся со временем и адресом своих претензий. Вряд ли ему дано осознать, что именно его поколение вырастило детей, которые уже давно бегают по закладкам и трахаются с четырнадцати. Но виноваты в этом, конечно, все, кроме него.
Закончив непростую беседу, я пообещал сделать копии разрешительных документов и покинул пост ни с чем. Последнее и наименее логичное из того, что я мог сделать – обойти все шестнадцать входов на арену и вежливо попросить каждого полицейского пускать с четырнадцати… И это сработало, можно было вообще никуда не звонить и никого не выслушивать. Кроме меня полицейским никто никаких указаний так и не передал, ни по телефону, ни по рации.
Вернувшись в подтрибунку, меня пробрала дрожь от долбежки басов. Я понял, что мы, наконец-то, поехали и можно переключиться на оставшиеся 99 проблем[12]. Несколько минут спустя выступил последний фрешмен и начался слэм.
Запись 8, 13:11 – Межатлантическая Слэм Культура
Есть нечто отталкивающее в мысли о том, как заблудившегося путника направляют по ложной дороге, а затем оставляют одного в чужом месте, однако разве это может сравниться с положением, когда человека вынуждают заблудиться в себе самом. Заблудившийся путник имеет по крайней мере то утешение, что местность вокруг него постоянно меняется, и с каждой переменой приходит новая надежда на то, что он найдет правильный путь; но тот, кто заблудился в себе самом, располагает довольно ограниченным пространством, по которому он мог бы передвигаться; он быстро замечает, что движется по кругу, из которого невозможно вырваться.
«Или-или»
Все началось в девяносто третьем. Мне было тринадцать, когда я попал в компанию местных бандюганов. Они ходили в каскетах “USA”, и я тоже должен был такую носить. Из-за этого нас называли “американцами”.
Я был самым младшим, но занимался кунг-фу, из-за чего меня ставили в драки с другими бандами, где я всем раздавал люлей. Больших стычек не было, всегда дрались самые младшие. Мы жили в районе зеленой рощи, учился я в 108 школе. Сидели в подвалах домов на Сагит Агиша, слушали Цоя, “Сектор Газа” и “Красную плесень”. Играли на
