Будни и мечты профессора Плотникова - Александр Плонский

- Всегда белое, хотите сказать? Да, я не признаю компромиссов!

- А в науке очень многое, если не все, зиждется на компромиссах. Мы принципиально не можем постичь абсолютную истину и все же, зная это, стремимся приблизиться к ней. Компромисс? Вот именно! Корпускулярная теория света, созданная Ньютоном, и волновая теория Френеля смертельно враждовали. Но возникла еще одна, квантовая, теория и примирила кровных врагов. Что такое квант света? И частица и волна, говорим мы. Но ведь это типичный компромисс, потому что на самом деле квант не частица и не волна. Просто мы тяготеем к зримым аналогиям и навязываем их кванту. А он аналогий не имеет...

Леверрье заломил пухлые руки.

- Пощадите, Милютин! С вами спорить бесполезно. У вас наготове арсенал аргументов. Расскажите лучше конкретно, что вы открыли на этот раз.

- Мое научное кредо, Луи, заключается в решении задач типа "что было бы, если бы...". Лишь затем встают вопросы: как, каким образом...

- А вопрос "ради чего" вы себе задаете? - в голосе Леверрье прозвучали ехидные нотки.

- Увы, в последнюю очередь, подобно многим ученым. Когда-то это называли "чистой наукой". Кстати, именно "чистая наука" облагодетельствовала человечество атомной бомбой!

- Вы беспощадны к себе подобным, Милютин. Но почему бы вам не перейти на практические рельсы? Удовлетворение текущих потребностей общества...

- Тогда бы я не был собой. Но хватит. Вы интересовались моим последним открытием? Так вот, я задал себе вопрос: что было бы, если бы в жизни человека не существовало случайностей?

- Вопрос, на который в принципе нельзя ответить, - проронил Леверрье.

- Вот как? Однако мне удалось сделать это. Из Центра генной инженерии я получил безукоризненный со всех точек зрения генетический код и, обработав в виде программы, ввел в компьютер.

- Вы смоделировали...

- Человеческую жизнь. В ней реальному году соответствовал час машинного времени. Из этой жизни были исключены случайности.

- А болезни, срывы, тупики, блуждание в потемках, неудачная любовь, наконец?

- Я постарался сделать моего человека счастливым. Он шел по жизни на зеленый свет, был огражден от зла. Ведь зло, убежден в этом, тоже нелепая случайность.

- Желал бы оказаться на его месте... - задумчиво проговорил Леверрье. - У него было все для счастья.

- Да, - сказал Милютин. - Иначе он бы не покончил с собой.

ПАРАДОКС

На Таганке они въехали под "кирпич". Заслышав трель милицейского свистка, Плотников подрулил к тротуару, выключил зажигание и - точно по инструкции - затянул ручной тормоз.

- Ваши права, - сказал подошедший регулировщик.

- Я еще учусь, - с достоинством пояснил нарушитель правил движения. Но рядом водитель с правами, так ведь разрешается?

- Леша, - зашипел спутник, - разве ты не знаешь, что у меня отобрали права за пьянку? Спросил бы, прежде чем ехать!

- Ну вот что, - скомандовал регулировщик. - Через квартал отделение милиции. Поезжайте туда и ждите. Талон техпаспорта я с кем-нибудь передам, не покидать же из-за вас перекресток!

Плотников, разволновавшись, позабыл отпустить ручной тормоз. При попытке тронуться машина делала рывок на несколько метров и останавливалась с заглохшим двигателем.

Мотор у первых "Москвичей" был чувствителен к перегреву и как раз на трамвайных путях не пожелал более заводиться. К счастью, Алексей Федорович обнаружил промашку и освободил тормоз. Под негодующий трезвон скопившихся с обеих сторон трамваев добровольцы во главе с автоинспектором откатили автомобиль в сторону. Тут наконец завелся двигатель.

- Вы же совершенно не умеете ездить! - сказал рассерженный регулировщик. - Поезжайте в отделение!

В отделении пообещали наложить на машину арест или же вообще ее конфисковать. Часа через два их все же отпустили, оштрафовав Плотникова по максимуму - на двадцать пять рублей (в нынешнем масштабе денег - на два с полтиной). Алексей Федорович стал обладателем пяти чистеньких, без даты, пятирублевых квитанций, которые на месяц заменили ему "права".

Когда его останавливали, он предъявлял квитанцию о взыскании штрафа. Поскольку дважды за одно и то же не наказывают, его отпускали с миром, надорвав квитанцию, как надрывает троллейбусный билет контролер.

Исчерпав запас квитанций, Плотников поднаторел в вождении настолько, что легко сдал шоферские экзамены с первого раза, правда, не в Подкопаевском переулке, а в Мытищах (у него была областная прописка).

Через четверть века, на Памире, Плотников не без оснований подумал, что так и не избыл в себе юношеского безрассудства. В тот день он, неисправимый романтик, обладатель высшего ученого звания, вел по Памирскому тракту бензовоз ЗИЛ-130.

На высокогорном плато близ Мургаба прямая, как взлетная полоса, лента асфальта. Скорость - 90 километров в час, и мучительная, изматывающая головная боль.

Впереди такой же ЗИЛ, за его рулем известный памирский ас.

- Не отстану, ни за что не отстану! - твердит, как заклинание, Плотников.

Педаль "газа" прижата к полу. Но тот, второй, бензовоз постепенно уходит: мотор у него новый, мощнее. Так уходил, вероятно, Владимир Кривой от Вали Цветкова, а Цветков в азарте погони выжимал из своего видавшего виды У-2 все возможное и невозможное...

Плотников остается один...

В мургабском общежитии шоферов, не раздеваясь, лег в постель и поверх одеяла покрылся еще полушубком. Заснуть не мог: как только наступал сон, дыхание прерывалось и он приподнимался на локте, ловя ртом разреженный воздух. А утром, напившись чаю в компании водителей-памирцев, поехал дальше как ни в чем не бывало.

"Зачем мне все это?" - спрашивал себя не раз Алексей Федорович. Впрочем, он знал зачем. Ему была необходима периодическая встряска, как средство борьбы с накапливающейся энтропией, с неизбежным старением.

После рискованного, трудного автомобильного путешествия, которому он много лет посвящал отпуск, Плотников чувствовал себя посвежевшим, преисполненным сил. Обломовское начало в его душе на некоторое время оказывалось подавленным.

Порой ему думалось, что в путешествиях он вообще живет иную жизнь, чем та, обычная, оставшаяся за первым поворотом шоссе, что перед ним не просто дорога, а путь к дальним мирам, таящий разгадку множества неизбывных тайн, и только сумасшедшая гонка по этому пути с калейдоскопом чувств и впечатлений, обостряющим и убыстряющим мировосприятие, позволит найти в конце концов свой философский камень.

Алексей Федорович относил себя к домоседам. Он не любил ездить в командировки. Одна мысль о билетах, вокзалах или аэропортах с их суетой и неустроенностью, гостиницах, где вечно нет мест, бивачном укладе жизни и прочих мытарствах приводила его в уныние. Но автомобиль с палаткой-багажником на крыше был для него тем же домом, где все привычно и обжито. Здесь он не чувствовал себя временным жильцом, наоборот, машина давала свободу выбора, возможность в любой момент, не сообразуясь с расписанием поездов или самолетов, отправиться куда глаза глядят.