Парижский шлейф - Диана Машкова

На этом воспоминания резко прерывались. Дальше он не помнил ничего из своей жизни, кроме Насти. Больнее всего оказалось сознание того, что ее больше нет, есть где-то очень похожая на нее женщина. Запуганная и усталая, возможно, такая же смертельно усталая, как и он сам. Каждую ночь он сидел на пороге квартиры и думал, думал, а наутро неизменно просыпался в своей постели, и все начиналось сначала.

Через месяц стало ясно, что он сходит с ума. Еще немного – и воспоминания разорвут в клочья и мозг, и вечно грохочущее в ускоренном ритме сердце. Пора было что-то решать. Из глубин памяти мобильного телефона он извлек номер матери – звонил ей Николай так редко, что некогда родной номер забылся и стал абсолютно чужим. В трубке ответили старушечьим, дребезжащим «Алло».

– Мам, – Николай с давних пор тяжело произносил это слово.

– Коленька? – было сложно понять, то ли обрадовалась мать его звонку, то ли испугалась его. – Что случилось?

– Почему сразу случилось? – по-прежнему он чувствовал себя в разговоре с ней сопливым мальчишкой, который обязательно что-нибудь натворил. И кажется, по-крупному.

– Ты как? – торопливо поправилась мать.

– Нормально. – Николай с трудом вспомнил, что надо поинтересоваться ее здоровьем в ответ. – А ты себя как чувствуешь?

– Ничего, – мать обрадовалась возможности поговорить на безопасную тему, – вот только давление иногда, сердце еще шалит. Но мне врач все лекарства прописал, я пью. А так…

– Молодец, – Николай перебил ее, – пей.

Долгая пауза повисла между ними, как тяжелая тягучая капля. Ее медленные, неслышные движения завораживали и усыпляли мысль: мать не знала, о чем говорить, сын не решался начать. Наконец все-таки она пришла ему на помощь:

– Ты позвонил-то что?

– Мне нужно знать, как зовут моего сына, – Николай выпалил заранее заготовленную фразу. Мать только ахнула в ответ. – И не спрашивай зачем, все равно не скажу.

– Хорошо-хорошо, – в ее голосе послышались слезы, – в доме малютки его назвали Иваном, фамилию дали твою, отчество – тоже. В смысле, Николаевич…

– Спасибо, – Николай снова прервал ее торопливый ответ. – Ты хоть раз ездила к нему? Видела?

Его голос сорвался на хрип.

– Нет… – едва расслышал он и, не в силах дальше вести разговор – голос отказал ему окончательно, – нажал отбой.

Мать еще долго кричала в трубку допотопного домашнего телефона: «Алло, Коленька, алло». В ответ ей слышались только короткие гудки. Она хотела бы перезвонить, чтобы добиться все-таки ответа на вопрос, что происходит, но не знала ни номера своего сына, ни адреса. Ничего. После смерти Майи он не доверил ей ни единой частички своей жизни или души. Ни слова, ни фразы.

Когда-то уверенная в своей правоте и безгрешности, теперь она все чаще размышляла о том, что многое в судьбе сына поломала сама.

Глава 4

Настя очнулась в сиреневой комнате и не сразу смогла понять, где находится. Она лежала на большой кровати, аккуратно укрытая мягким одеялом. Перед ней сидел смутно знакомый мужчина, который что-то читал. Голова отказывалась воспринимать представшую перед ней картину как часть реальности пока память не вернула мозгу события вчерашнего вечера. Мерзкие, ужасные события, помимо ее воли ставшие частью жизни. Обрывались они внезапно на том моменте, когда она от страха потеряла сознание в руках Николая. Что было дальше, Настя понятия не имела. Она снова закрыла глаза и постаралась вспомнить. Ничего не вышло.

– Где он? – проговорила она, снова открыв глаза и тяжело ворочая непослушным языком.

– Кто? – Стае оторвался от книги и поднял на девушку сочувственный взгляд. – Николай? Давно уже дома. Еще только восемь утра. Отсыпается, наверно.

– Дома? Как же так?! А я? – Ее голос прозвучал по-прежнему слабо.

– Ты, случаем, не заболела? – Стае испуганно приложил руку к Настиному лбу. – Да нет, вроде не горячая. У хозяина, где же еще.

Повисла долгая пауза.

– Какого хозяина? – Настя поморщилась, произнося омерзительное слово.

– Совсем ничего, бедняжка, не помнишь? – Стае расстроенно покачал головой. – Сергея Сергеевича, какого же еще.

Соображать было сложно, в ушах звенело. Под ложечкой сосало, и желудок сводило жуткими спазмами.

– Я есть хочу, – пробормотала она, не понимая толком, хочет ли чего-то вообще. Просто нужно было, чтобы ее наконец оставили одну.

Стае моментально оживился, даже обрадовался.

– Здорово! Умница! – затараторил он. – Я сейчас быстренько на кухню сбегаю, принесу чего-нибудь.

Он тут же соскочил со стула и почти выбежал, захлопнув за собой дверь.

Настя повернулась на бок и стала разглядывать стену. В лучах утреннего солнца сиреневый цвет приобрел неузнаваемо яркий опенок, такой, что глазам было больно смотреть.

Хозяин. Какой бред! Настя еще раз произнесла это слово вслух, словно пробуя его на язык. Ощущения были отвратительными. Постепенно в голове стало кое-что проясняться. Она начала сознавать, что Николай привез ее сюда намеренно, чтобы предать, чтобы бросить, как надоевшую игрушку. Да еще так жестоко! Зачем? Раздевал при посторонних своими руками, а потом… Что было потом?! От мерзких воспоминаний минувшей ночи, которые никак не желали вырисовываться до конца, на Настю волной нахлынула тошнота. Она содрогнулась от спазма и невероятной силы чувства ненависти. К себе, к Николаю, ко всему окружающему миру.

Ее жизнь за один-единственный день превратилась в руины. Но что-то все равно не укладывалось в голове: если Николай действовал по заранее продуманному сценарию, давно решился избавиться от нее, то откуда эти его нежные взгляды, жадные поцелуи, тоска в глазах? Она долго ломала голову и никак не могла понять, ощущая то ярость и ненависть, то отчаяние и страх.

Стае вернулся с небольшим подносом, на котором стояла чашка с горячим чаем и лежали заветренные бутерброды.

– Извини, все, что нашел, – хмуро сказал он. – Завтрак пока не готов. Сергей Сергеевич по выходным раньше десяти не встает. Кухарка еще только на кухне появилась.

– Спасибо, – Настя натянула одеяло до подбородка и села в кровати. Удивительно, но неприязни к Стасу, который тоже был действующим лицом в череде ее унижений, девушка не ощущала. Только жалость: и к нему, и к себе. – А ты, что, все время со мной сидел?

– Нет, – Стае виновато улыбнулся. – Я минут двадцать назад пришел. Ты вчера так вертелась и кричала, что пришлось тебе снотворного дать. Поэтому я был уверен, что рано не проснешься. А ты вот проснулась. Держи чашку. Только осторожно – горячая.

Настя взяла чашку и с трудом поднесла ее к губам. Отхлебнула. Во рту было противно – то ли чай плохой, то ли после вчерашнего остался отвратительный привкус.