Ледяное сердце Северины - Мария Воронова

Устроившись за столиком в углу, они сразу уткнулись в меню, чтобы сгладить неловкость первой встречи. Северина заказала баклажаны на гриле, а Алексей простой бифштекс.

По совету официанта взяли кувшин якобы домашнего вина.

Мальчик был, видно, студент, подрабатывал на каникулах, и в нем совсем не чувствовалось приторного халдейского лоска, отличающего персонал пафосных заведений. Он улыбался так просто, что Северина слегка растрогалась.

– Я тут первый раз, но мне уже нравится, – сказала она.

– Уверен, что кормят здесь не так хорошо, как у тебя, – Алексей деликатно понизил голос.

– Не захотелось смешивать работу и удовольствие.

– Согласен. Но я твою кухню обожаю. Почти каждый день обедаю. Фактически, твоя «Северина» кормит меня, как жена.

Она фыркнула.

– Счастье, что Господь надоумил тебя открыть точку рядом с нашим училищем.

Она нахмурилась:

– Слушай, а у тебя там какая? Простая или двести?

– Простая. В двести никто бы не ходил.

– Ну да, мужикам надо хорошо питаться.

– Не в этом даже дело. Груз двести, плохая примета.

Она присвистнула. Ничего себе! А ведь многие вояки наверняка распространяют свое суеверие на обычную «Северину». И трудно их винить… Когда твоя работа связана с риском для жизни, нельзя пренебрегать даже мелочами! Если бы в те времена, когда она начинала, были настоящие маркетологи, ошибки можно было бы избежать. «Северина сто девяносто девять», вот как назвали бы диетическую сеть.

– Прости, Леша. Я не подумала. Кажется, в те времена я вообще не знала, что это такое.

– Ты и не должна знать.

Леша налил вина, они молча чокнулись. Мальчик не обманул, вино оказалось превосходным. Не хуже тех коллекционных, которые она пробовала при случае.

– Я так рад, что ты согласилась встретиться! Ты долго не звонила…

– Думала, это была минутная слабость с твоей стороны. В школе ты ведь не баловал меня своим вниманием.

Алексей смущенно улыбнулся:

– На то было много причин.

– Неужели?

– Да… Ты была особенная. Совершенно не такая, как другие.

– Ага! Затюканная и в обносках. В сандалиях послевоенного образца, еще бы не особенная. Живая история, можно сказать.

– Я на это не обращал внимания. Просто мне казалось, что у тебя есть другая жизнь. Что ты знаешь что-то такое, недоступное никому из нас. И мы тебе совсем неинтересны, а я-то уж точно.

– У меня действительно была другая жизнь, – вздохнула Северина, – видишь ли, мой брат тяжело болел. Лейкоз. Сам понимаешь, каких усилий требовало лечение. Мы поэтому и вернулись в город.

– Прости… А почему ты никому не говорила?

– Меня никто не спрашивал. И мне казалось, если я кому-то расскажу, это будет вроде как я спекулирую на своем горе… Ну и суеверие, конечно. Вдруг расскажешь, и хуже будет.

– Согласен, – Алексей осторожно накрыл ее руку своей ладонью.

– У мамы все силы уходили на Игоря. Ну, деньги все, конечно, тоже. При замечательной советской медицине бесплатно можно было только умереть и выписать больничный. Поэтому я и ходила черт знает в чем. Иногда я с ужасом думаю, что было бы, проявись его болезнь несколькими годами позже, когда пошел развал Союза и все прелести. Тогда мы ничего не смогли бы сделать.

– Он поправился?

– Слава Богу, да. Но родители, кажется, еще не пришли в себя. Прошло много лет, а они все живут, как на пороховой бочке. Мама копит деньги, вдруг снова понадобится лечение. Я ей хотела шубу купить, а она спрятала. Зачем? А вдруг ты разоришься!

– Тебе пришлось нелегко.

– Не так нелегко, как Игорю. Это такое страшное лечение…

– Поэтому мне и казалось, что ты особенная. Ты уже тогда понимала, что важно, а что нет.

– Не до конца. Мне очень хотелось, чтобы у меня были подруги, и я хорошо выглядела, и нравилась мальчикам. Но чтобы Игорь поправился, мне хотелось еще больше. И я думала, что это мой как бы вклад, что ли… Что если я буду ходить в старых маминых вещах, как пугало, и буду одинокой, то Бог это заметит и в награду пошлет Игорю здоровье.

– Видишь, так все и случилось. Ты настоящая героиня! Если бы я в школе знал, что у тебя такая беда…

Симпатичный официант принес горячее, и они принялись за еду. Северина отметила, как красиво ест Алексей, и это еще больше расположило ее к нему.

– Вкусно.

– Но с «Севериной» никакого сравнения! Поверь, я настоящий эксперт по твоей кухне.

– Спасибо!

– Ты сама придумываешь рецепты? Здорово! Слушай, а ты же в медицинский поступала! А потом решила стать поваром?

– Тебе правда интересно?

– Очень! Я, конечно, смотрел все твои интервью, но мне этого мало.

На минуту мелькнула шальная мысль, что Алексей подослан какой-нибудь газеткой. Втереться к ней в доверие и выудить личную информацию. Да нет, не может быть!

Она посмотрела на гладь пруда. Ветерок стих, и вода стояла совершенно неподвижно, как зеркало, отражая жемчужно-серое небо и небольшой замок, возвышающийся на островке в центре пруда.

Такой прекрасный вечер! И так хорошо поговорить с человеком, которому ты интересна… А если вдруг он злоупотребит ее доверием, что ж, ей не привыкать.

– Видишь ли, мир населен неравнодушными людьми. В том смысле, что им обязательно нужно высказать свое мнение при виде чужого горя. И наша соседка все время причитала в том духе, что бедная девочка, брат болен, мать тебя забросила, а отец вот-вот уйдет из семьи. Мол, мужики не любят больных детей и всегда их бросают. Здесь жизни нет, так он на стороне найдет. Ну, знаешь, такой плебейский пошлый треп, но я дико испугалась. Думаю, а вдруг правда? Как же мы без папы? Мама просто не переживет! Он ведь очень много потерял, когда с Севера вернулся: там у него перспектива была на адмиральскую должность. Мама вся в Игоре: чтобы ей разрешали быть с ним, она в больнице нянечкой подрабатывала. Дом, как ты понимаешь, заброшен. Ну, я и решила в этом маму подменить. Стала хозяйничать. К уборке осталась равнодушна, а готовка меня неожиданно увлекла.

– Я думаю, твой отец никогда бы не ушел.

– Нет, конечно! Мне бы в голову такое не пришло, если б не соседкины бредни! Но детям же с пеленок вдалбливают, что любой взрослый – это авторитет, пусть он и несет невероятную чушь. В общем, нехорошо хвастаться, но выражение: «в руках все спорится», оказалось про меня. Я инстинктивно знала, когда посолить, как помешать, когда огонь убавить и так далее. В общем, пошло дело. Потом стала литературу почитывать. Похлебкин меня увлекал больше Дюма, который, как говорят, обедал в этом ресторане. Все меня жалели, папа так вообще ругал, что я все время на кухне, а для меня это был лучший отдых. Я даже на уроках сидела и размышляла, какое тесто мне сегодня замесить, с чем пирожки сделать, что за приправы в суп пойдут.