Пассажирка - Александра Бракен

Этта кивнула:

– Точно.

Джек прошелся по всей призовой команде, отмечая, насколько каждый ему нравился, кто чаще всего рыгал после того, как он им прислуживал, кто храпел, кто погиб в жестокой битве во время абордажа. Разговор, естественно, перетек в болтовню о работе, волнении во время абордажа и о том, что некоторые ребята с «Ретивого» согласились работать на мистера Картера, но все же не очень любили Джека. Девушка так увлеклась его рассказом, что не заметила, как расческа заскользила по волосам все легче и легче, сверху вниз, сверху вниз, пока те не стали шелковистыми и только немного влажными на ощупь.

– Как вам зачесать? – поинтересовался он.

– Я просто заплету… – начала было Этта. – Спасибо за помощь.

– Я могу заплести, мисс, – заметил он.

– Можешь?

– Матрос, который не умеет плести, – вовсе не матрос, – провозгласил он. – Сперва научись женить и плести веревки и канаты.

– Женить? – переспросила Этта, взглянув на мальчика сквозь завесу волос. Его потрясло, что она уселась прямо на пол, но только так он мог стоять над ней и делать свое дело.

– Ага, сплеснивать – сращивать концы двух веревок, шоб делались одной. Соединять их вместе.

Она задумалась, не от этого ли исконно пошло само слово: женясь, люди связывают свои жизни друг с другом. Как странно увидеть что-то знакомое под совсем другим углом зрения, проследить его неожиданную историю. Хоть какая-то польза от путешествия во времени: по крайней мере, она чему-то училась. Чему-то, что могло пригодиться только на викторинах, но все же.

– …Черти носят, Джек Уинстед? – раздался голос.

Бросившись к двери, Джек распахнул ее.

– Господи, парень! Ты что, тут прячешься? Новый кок, конечно, зверь, но он же тебя не съест…

Этта поднялась на ноги. Мужчина за дверью оказался моложе, чем она ожидала, учитывая глубокий баритон, – однако она узнала его голос, перекрывавший остальные и в командах, и в песне. Темно-русые волосы были завязаны на затылке, открывая отличный вид на круглое открытое лицо и зашитую рану на щеке. У него были широкие плечи, грудь колесом, как у голубя, но он рванулся, чтобы вцепиться в воротник Джека, словно ястреб.

– Простите, это моя вина – я задержала его, – сказала Этта, чувствуя подступающее отчаянье: не обидел бы он мальчика.

Мужчина поднял голову, отпуская Джека.

– Ох, прошу прощения, мисс Спенсер. Если он помогал вам, все в порядке.

Джек с широко распахнутыми глазами повернулся к ней.

– Да, помогал, – подтвердила Этта.

Мужчина посмотрел на мальчика сверху вниз.

– Повар уже четверть часа не может тебя дозваться. Давай, шевелись, парень.

Джек вышмыгнул из комнаты, но мужчина схватил его за воротник и втащил обратно. Мальчик поспешно поклонился:

– Приятного вечера, мисс!

– Мы еще научим его манерам, – немного раздраженно пробормотал мужчина, – хотя, кажется, мне и самому бы не помешало. Я – Дэйви Чейз, первый помощник капитана призового судна.

Этта не знала, что делать, когда он щелкнул каблуками и еще раз поклонился. Реверанс? Кивнуть? Она припомнила, что ей рассказал о нем Джек. Любит музыку, эль, девок из доков. Не любит юнг, которые не слушаются приказов, зиму в Новой Англии, чай. Самое интересное, однако, что его вырастили – фактически усыновили – капитан Холл, его покойная жена, как и Николаса.

– Все хорошо? Вы нас порядком напугали, – продолжил он.

– Уже лучше, спасибо, – осторожно произнесла она, довольная, что голос прозвучал спокойно и собранно. Может, попрактиковавшись, будет легче или, по крайней мере, спокойнее?

– Я увидел, что вашей сестре еще плохо… точнее, почуял, когда подошел к ее каюте. Что за невезучий желудок. – Юноша выглядел так, словно пытался подавить усмешку, и в это мгновение Этта поняла, что он ей нравится. – И попросил кока приготовить отвар, который ей поможет. Скоро мы поставим ее на ноги и поплывем дальше.

Чем раньше София поправится, тем раньше Этта вернется под ее пристальное наблюдение. Ей следовало использовать все оставшееся время, чтобы задобрить команду и повернуть корабль в порт, из которого он отплыл. К проходу, ведущему в Нью-Йорк ее времени.

– А вы? Отужинаете с нами сегодня вечером?

Этта открыла было рот, чтобы отказаться – от истощения даже собственные кости казались тяжелыми, и ей нужно было попрактиковаться в светских беседах этого века, прежде чем отважиться на полноценный разговор, – но желудок отозвался громким урчанием.

Эттино лицо запылало, когда она бросилась извиняться, но теплые карие глаза Чейза только восторженно засветились.

– Кажется, ответ ясен, – улыбнулся он, протягивая руку.

5

Мистер Эдвард Рен явно никогда не позволял правде вставать на пути хорошей истории.

Николас откинулся на стуле, борясь с желанием стукнуть кулаком по столу и оборвать – силой, если потребуется, – бессвязный рассказ о былой доблести Рена. Насколько Николас понимал, полуправда за полуправдой складывались в полнейшую ложь.

Оглянувшись вокруг, он оценил реакцию ужинающих. Из его призовой команды – тех, кто вместе с ним высадился на «Ретивого», овладев кораблем, – присутствовал боцман Тейлор, уткнувшийся в свои чашки, с зубами, окрашенными портвейном. Он клевал носом, обхватив живот, вспученный непомерным количеством лабскауса и пастернака в масле. Справа сидел уцелевший офицер из команды «Ретивого», штурман Хит. Правое ухо пожилого джентльмена под нашлепкой парика было забинтовано, и он весь ужин провертелся на стуле, пытаясь расслышать, что говорит Генриетта Спенсер, поглощавшая еду с волчьим аппетитом, по достоинству оцененным Николасом.

Генриетта Айронвуд? – подумал он. Туманное письмо старика не содержало прямых указаний, но ей, казалось, недоставало яда, прокачиваемого сердцем этой семьи. Однако вполне возможно, она из тех, кто подбирается поближе, прежде чем вонзить смертоносные клыки.

Он перевел взгляд направо от нее, где сопляк Гуд, свеженазначенный судовым врачом, сосредоточенно кромсал еду на кусочки, годные разве что для цыплят.

– Мисс Спенсер, вы не попробовали лабскаус. Очень рекомендую, – ляпнул Хит, почти перекрикивая не столь громогласного Рена. Николасу приходилось бывать на его месте – мучительный звон и временная глухота после пушки, выстрелившей слишком близко, – и он не мог обвинять старика за излишнюю громкость. – Конек кока.

Зная, что, допусти он хоть кого-то из призового экипажа распоряжаться камбузом, пришлось бы грызть черствые сухари и хлебать черепаховый суп каждый вечер, Николас неохотно разрешил коку «Ретивого» остаться в должности. Мужчина разве что не приковал себя к плите, стоически и мрачно, предложив в качестве доказательства своего мастерства пирожные. Выглядел он весьма неплохо: подстриженная темная борода и опрятные волосы. Более того, кок, за свою жизнь явно прошедший через множество абордажей, терпел его присутствие на корабле.

– Оно приготовлено из солонины, которую кок подвешивает за бортом судна, чтобы соль вымылась, – объяснил Гуд. – В рагу только мясо, картофель, лук и немного перца, если он у него имеется.

Генриетта… нет, Этта… нет, мисс Спенсер… наградила Джека, одного из юнг, легкой улыбкой, когда тот выскочил вперед, плюхая тушеное мясо в ее тарелку.

Все наблюдали, как девушка осторожно откусила, сжала губы, пробуя, с трудом проглотила. Ей удалось выдавить лишь одно слово:

– Вкусно.

– Хорошая девочка, – усмехнулся Чейз.

Светловолосый, как ангел, и огромный, как медведь, его друг, первый помощник капитана на оставшуюся часть путешествия, знал толк в противоречиях. Вечно розоватое открытое круглое лицо светилось неукротимым добродушием. Он был одним из немногих, кто украдкой утер слезу, когда мисс Спенсер очнулась. Спустя всего несколько секунд Чейз вернулся к работе, помогая остальным латать корпус, распевая похабные песни самым громким голосом, на какой был способен. А сегодня вечером после ужина и последней вахты он отправится в свой гамак – с удивительной тщательностью штопать чулки – свои и всего экипажа.

На палубе, однако, Чейз был внушителен, словно гора, не зная снисхождения к отлынивавшим от работы или посмевшим не подчиниться – не без страха, впрочем, перед плеткой-девятихвосткой или хорошеньким пинком по мягкому месту. Как правило, поддержать Чейза в приподнятом настроении удавалось доброму пиву или бокалу вина, но Николас почти обрадовался, что его друг выглядел так же угрюмо, как он сам себя чувствовал. Может быть, он не единственный, кого измотали все эти испытания.

Рен ласково улыбнулся Этте – мисс Спенсер, – указывая на свою все еще полную тарелку лабскауса:

– Я не очень его жалую. Проклятие изысканного вкуса, полагаю. Но, клянусь, ел бы его каждый день, вместо того чтобы сдохнуть от голода на острове с остальными…