Воспоминания участника В.О.В. Часть 3 - Ясинский Анджей

Женщина не уходила, и казалось, хотела еще чего-то сказать. Однако к нам подошел какой-то мальчишка. Он остановился рядом, стал разглядывать нас, слушал, о чем мы говорим и не спеша, глубокомысленно ковырял у себя в носу. Чтобы не афишировать себя перед юным зрителем, я поблагодарил женщину и медленно пошел в ту сторону, где проверяли документы. Кто знает, как бы поступил другой на моем месте? Город я не знал, и обходить лабиринт незнакомых мне улиц, где на каждом углу можно нарваться на полицейский пост, было большой самонадеянностью. Плана действий, никакого не было и я шел напрямик, надеясь на счастье. У ближайшего угла на обочине дороги действительно был полицай. Он сидел на скамейке. Зажав между ног винтовку, полицай разглядывал проходивших мимо людей. Тех, кто ему казался подозрительными, подзывал к себе и осматривал. Смотрел, преимущественно, корзины и сумки, у некоторых проверял карманы. Изредка, если попадалась что-либо интересное, оставлял себе на память, а проверенные граждане после этого продолжали свой путь дальше. На людей, которые шли без ноши, полицай, как мне показалось, вообще не обращал внимания. В данный момент риск был большой, однако какая-то непонятная сила подгоняла меня. Она мне говорила, иди, тебе надо идти. И я шел. На всякий случай, мои планы были таковы: буду держаться ближе к домам с противоположной стороны от полицая. Если он меня окрикнет, то я, не обращая внимания на окрик, спокойно зайду в любую ближайшую калитку дома так, чтобы полицай подумал, что я живу в этом доме. Если все будет хорошо, пойду дальше.

Сорвав с дерева ветку и приняв независимый вид, не спеша стал приближаться к полицаю. Впереди себя пропустил мужчину с корзиной, которого, казалось, будут осматривать. Когда впереди идущий мужчина поравнялся с полицаем и я ждал, что его остановят, то ничего этого но произошло. Мужчина, не останавливаясь, прошел дальше. Полицай не остановил его. Когда до полицая оставалось шагов пятнадцать, тот встал со своей скамейки и, повесив винтовку на плечо, молча направился мне на перерез.

'Засыпался, - мелькнула мысль. - Наверное меня заподозрил. Проверить хочет. Это конец! Что делать? В калитку дома не вбежишь, не удастся. Бежать? Подстрелит, близко, не промахнется!'

Продолжая беспечно помахивать прутиком и не меняя шага, поравнялся с поли­цаем. Мельком глянул на лицо. Был он лет тридцати, бритый, по виду из людей простых. Полицай стоял у меня на дороге и кому-то хитро улыбался. Машинально посмотрел, кому это он так улыбается? Из окна соседнего дама выглядывала и тоже улыбалась красивая девица. Не подходя близко к окну, полицай сказал:

- Ну как, кума, будет сегодня?

- А как ты сам думаешь? Чума хоть раз кого-нибудь подводила? Вот у кума как?

- Будет, будет дорогуша! Будет,- ответил полицай.

Я ускорил шаги и конец разговора слышал уже хуже.

- Смотри, чтобы горел, - послышалось в конце.

Наверное, договариваются о самогоне,- подумал я.

Быстро прошел страшное место и, когда полицая уже было не видно, облегченно вздохнул. Пронесло еще раз. И только к вечеру, испытав множество страхов, голодный и уставший, я расхрабрился зайти в дом, чтобы хоть немного перекусить и разузнать дорогу за город. Облюбовав дом, более внушавший доверие, зашел в калитку. За пустым двором начинался сад. Там работала женщина. Рядом на земле сидел ребенок лет трех. Подойдя ближе к женщине, объяснил, что я пленный и мне нужно выйти из города. Хочу узнать дорогу. Женщина вроде бы даже обрадовалась моему появлению:

- Садись, садись! Кушай яблоки,- и, вынув из корзины насколько лучших яблок, протянула мне. - Возьми, покушай, спелые.

Пока я расправлялся с действительно вкусными яблоками, хозяйка продолжала меня все время угощать еще и своими слезами и горькими рассказами о своей жизни в оккупации. Женщина поведала о том, что в городе ежедневно забирают мужчин. Вначале забрали партийцев, потом комсомольцев, и даже стахановцев. При этих словах женщина заплакала уже в голос. Сквозь слезы сказала:

- Моего тоже забрали, говорят, расстреляли. Жена полицая рассказывали, когда их расстреливали, то они кричали: 'Умираем безвинно!' Братья, отомстите за нас! Там, среди них был и мой муж. Теперь я одна осталась, вот с ним. - И женщина показала на ребенка. - Есть еще один, чуть побольше этого. На работу никуда не принимают. Говорят, в большевичках не нуждаемся. Пусть Сталин тебе дает работу. Боюсь, саму заберут, что тогда с детьми будет?

- А как же вы живете?

- Да вот так и живу, как бог пошлет. Живу и дрожу. Хоть бы детей куда спрятать, никто не берет. Все боятся.

Женщина вытерла глаза и сказала:

- Скоро ли все это кончится?

Я сочувственно молчал. Хоть бы скорее конец какой был.

- А что, детей тоже обижают? - спросил я.

- Немцы, может, сами и не трогали бы, да вот наши собаки, полицаи. Звери чистые, и откуда у них столько злости берется? Они не щадят ни старого, ни малого. Вроде свои же, русские, не люди они. Кровопийцы настоящие, изверги. Нет у них ни души, ни совести. Холуи.

ПОСЛЕ КУРСКА.

За Курском села были не богатые, а люди более хмурые. Дыхание войны здесь ощущалось сильнее. По дорогам и селам стали чаще встречаться немцы и полицаи. Люди здесь выглядели настороженней и в разговоры вступали менее охотно. Кушать давали также более скупо, чем до Курска. Стало холодно. По утрам на траве появлялся холодный иней. И если шел дождь или дул ветер, было совсем холодно. Я был разут и шел босым. Старая, рваная рубашка на мне тепло не сохраняла. Наступала зима. Я спешил. Спешил еще потому, что цель моего столь долгого путешествия - фронт, был где-то рядом. Со стороны фронта ночами слышалась артстрельба. Еще далеко и глухо, но уже слышно. Значит, теперь близко!

От этих звуков на душе становилось радостнее и внушало спокойную уверенность. Я начинал видеть себя человеком свободным и не каким-то нищим попрошайкой или беглым пленным, а воином своей страны с оружием в руках. Уж я тогда рассчитаюсь с этими полицаями, теперь уж скоро! А пока... А пока, как и прежде, шел по проселочной дороге, спеша к фронту. Временами гадал, куда попаду? Партизаны или фронт? Иногда на горизонте темнели леса, и тогда мне казалось, что к партизанам попасть лучше. Какая разница, везде свои. Тем более партизаны где-то близко. Пусть будут партизаны.

Однажды, когда я шел по бесконечной проселочной дороге, приглядываясь к темневшей на горизонте ленте лесов, и гадал, как найти партизан в этих лесах, подул холодный, насквозь пронизывающий ветер. В мгновение небо затянуло черными тучами. И полил такой дождь, какой не часто приходится видеть. Поблизости не было ни дома, ни стога сена, где можно было бы укрыться. В один миг промокла вся одежда. А резкий и холодный ветер выдувал из тела последнее тепло. Когда же дождь немного стихал, то взамен его с неба начинали падать большие мокрые хлопья снега. Дорогу залило водой и мокрым снегом. Идти стало скользко. Местами на возвышениях островками белел снег. А я сам едва не падал от усталости, холода и голода.