Слушая тишину - Сандра Мэй

— Сэнди? У тебя есть кто-нибудь?

Он брякнул это — и обругал себя последними словами, потому что Сэнди вспыхнула, открыла глаза и с возмущением уставилась на него, после чего задала абсолютно гениальный встречный вопрос:

— Ты считаешь меня падшей женщиной?!

Дон едва не упустил руль.

— Нет, что ты…

— Ты имеешь в виду, часто ли я отдаюсь мужчинам, с которыми знакома неполные два дня?

— Сэнди…

— Нет, не часто. Никогда. Ты у меня первый.

— Я не… Что?!

— Что слышал. Почему ты задал этот в высшей степени оскорбительный вопрос?

Раздавленный, практически уничтоженный Дон Каллахан проблеял:

— Просто я подумал… не было ли у тебя какого-нибудь ревнивого поклонника, затаившего злобу… Ну, может, вы расстались, а он решил отомстить…

Сэнди помотала головой и отвернулась. Дон робко тронул ее за руку.

— Не сердись, маленькая. Нужно проверить все версии, понимаешь? Иногда может показаться, что мы задаем грубые, глупые или неприличные вопросы, но, поверь, это только для того, чтобы выяснить истину.

— Я понимаю. Просто… Это для меня больной вопрос, Дон. Я слишком долго прожила в одиночестве. В полном одиночестве. В тишине. На самом деле… я все еще считаю себя калекой. Тихо, не сердись. Пусть не калекой, пусть ущербной…

— Сэнди, не надо. Давай вернемся к делу — раз уж ты все равно на меня пока злишься. Скажи, тебе не приходит в голову — кто еще и по какой причине мог бы на тебя напасть, не в связи с исчезновением Лючии?

Она подумала и покачала головой. В этот момент раздался протяжный и тоскливый звук — в порту загудела сирена маяка. Сэнди вскинулась, ее серые глаза изумленно распахнулись.

Как ребенок, с нежностью подумал Дон. Ребенок, познающий мир.

— Это маяк. Не пугайся. Он подает сигнал выходящим из порта кораблям.

Сэнди кивнула.

Среди листвы мелькнул указатель, и Дон свернул на уже знакомую узкую дорогу, ведущую на остров. Интересно, караульщиков хватит удар, когда они увидят его в третий раз за два дня?

Оказалось, пропускной пункт им проезжать не придется. Примерно за двести метров до шлагбаума Сэнди указала Дону на неприметную фунтовую дорогу, уходившую правее, в подлесок.

Странно, но чем ближе они подъезжали к дому «дяди Дика», тем мрачнее становилась Сэнди. Дон Каллахан косился на нее и гадал, в чем здесь дело.

Когда между деревьями показались белые стены высокого трехэтажного особняка, Дон заглушил двигатель и повернулся к Сэнди.

— Ну-ка, выкладывай, что это с тобой. Ты явно не хочешь сюда ехать.

Она помотала головой. Такое ощущение, что она снова потеряла голос, подумал Дон. Странно…

— Сэнди, что-то не так?

Она ответила осипшим голосом, с трудом подбирая слова и почти без интонаций:

— Я не знаю. Когда… раньше… я ходила к психологу. Из-за голоса… Он со мной бился почти год… Сказал, дело в дяде Дике. Я подсознательно возлагаю на него вину за то, что случилось.

— Почему? Он же тебя спас.

— Он не спас маму. Он стал руководить лабораторией папы. Для ребенка это предательство.

— А для тебя нынешней?

— Я не знаю. Нет, дядя Дик… он стал для меня родным человеком, я его очень люблю и уважаю… Но сейчас у меня почему-то сводит горло. Я не могу разговаривать.

— Так и не разговаривай.

У Дона в голове роились какие-то смутные догадки… даже не догадки, а тени догадок.

— Сэнди, ты не нервничай и не переживай, ладно? Не старайся преодолеть спазм. Ты многое перенесла, тебе нужен отдых. Молчание пойдет тебе только на пользу. Сейчас ты отправишься в свою комнату и отдохнешь, а я поеду и найду этого вонючего Хуана Риверу, вытрясу из него душу, заставлю помыться и извиниться перед тобой…

Сэнди невольно хихикнула, представив себе эту убийственную сцену. Успокоенный Дон завел мотор.

Роскошь — не то слово, которое в полной мере могло бы описать усадьбу Ричарда Гейджа, построенную в самом сердце соснового леса.

Дом был выстроен в итальянском стиле, вокруг него была кованая ограда, но сделанная столь искусно, что казалась частью переплетенных ветвей кустарника. Перед крыльцом раскинулся совершенно неожиданный в сосновом лесу газон, ласково журчал мраморный фонтан.

Окна первого этажа украшали витражи, в окнах второго этажа виднелись изящные белые занавески, окна третьего выглядели наглухо занавешенными.

Сэнди высунулась в окно машины и помахала в маленькую видеокамеру. Ворота плавно открылись, и Дон осторожно зарулил на посыпанную мелким белым гравием дорожку, отгороженную от газона витыми столбиками с тяжелыми, но изящными на вид цепями. Сэнди вылезла из машины, Дон взял с заднего сиденья сумку с вещами. Сэнди хотела забрать ее, но он ласково отвел ее руку.

— Иди вперед. Я донесу. Мне все равно нужно сказать твоему дяде Дику пару слов.

У двери их встретил самый настоящий дворецкий. С величавым поклоном он приветствовал Сэнди, а на Дона посмотрел вопросительно, но доброжелательно. В этот момент с лестницы, ведущей на второй этаж, раздался возглас:

— Сэнди! Малышка, что случилось? Почему ты…

Все удивительнее и удивительнее, подумал Дон, склонив голову на плечо.

Человечек в бархатном халате и мягких домашних туфлях замер на нижней ступеньке, глядя во все глаза — но отнюдь не на Сэнди. На Дона.

Ричард Гейдж, старинный друг и коллега Джона Кроуфорда, большая шишка в «Кемикал резорт», бывший опекун Сэнди Кроуфорд. Тот самый человек, который позавчера самолично выгнал из здания центра Дона Каллахана, а еще через пять минут уволил непутевую блондинку Аманду Плам только за то, что она впустила Дона Каллахана в приемную.

Дон почувствовал даже некоторое облегчение. Это многое объясняло. Теперь ясно, что Ричард Гейдж, он же дядя Дик, явно в курсе всего происходящего.

Ричард Гейдж быстро взял себя в руки и повернулся к Сэнди.

— Милая, я никогда в жизни не видел, чтобы ты вставала в такую рань. Что произошло? И кто твой спутник?

Сэнди подняла голову — и начала разговаривать знаками. Очевидно, Гейдж хорошо знал азбуку глухонемых, потому что на лице его отразились ужас и ярость, и он поспешил заключить девушку в объятия.

— Боже ты мой, бедная моя девочка! Я же говорил, говорил тебе, чтобы ты ни с кем не разговаривала на эту дурацкую тему! Ты не только подвергла себя опасности, ты еще и скомпрометировала наш центр, пресса будет визжать еще не одну неделю… Вы можете ехать, детектив. Я сам позабочусь о бедной девочке.

Дон Каллахан не шелохнулся. Только медленно раздвинул губы в волчьей улыбке, когда постепенно становятся видны зубы…