Креольская невеста - Дебора Мартин

– Лизана говорит, что собственноручно пронзит шпагой любого, кто вздумает играть с чувствами его племянницы, не имея на ее счет серьезных намерений. Но брак с мадемуазель Гирон запятнал бы имя любого уважаемого мужчины. А менее знатные субъекты просто не хотят связываться с месье Фонтейном. Поэтому у мадемуазель Гирон никогда не было жениха.

Значит, вот что она имела в виду, когда сказала, что она за пределами. Интересно, знает ли она, сколько потенциальных женихов отпугнул ее дядюшка?

Впрочем, какое это имеет значение? Ведь он пришел сюда, чтобы узнать о ее отношениях с Лизаной. Со слов Мариньи можно было сделать вывод о том, что с дядей Камиллу связывает большая дружба.

– Интересно, была ли она так же близка с дядей до того, как поселилась у Фонтейнов?

– Наверное. Ведь она целых четырнадцать лет провела среди пиратов.

– Четырнадцать лет…

Ну да, конечно. Ведь Камилла сказала, что жила в пиратском лагере до нападения англичан, а нападение это произошло одиннадцать лет тому назад. Выходит, мадемуазель Гирон провела среди пиратов больше времени, чем в светском обществе. Неудивительно, что она такая смелая.

– В любом случае, – продолжил Мариньи, – даже если бы ее отец и не был пиратом, все равно у нее было бы мало женихов. Ведь у нее очень маленькое приданое. К тому же она упряма и независима и не станет во всем угождать мужу. – Мариньи снова откинулся на спинку стула. – Нет, поймите меня правильно: я вовсе не считаю мадемуазель Гирон плохой. Насколько мне известно, тетка и мать обучили ее всему, что полагается знать и уметь добродетельной девушке. Ей постоянно напоминали о ее славных предках по материнской линии. Правду сказать, ее отец до того, как стать капером, был всеми уважаемым человеком – учителем, по-моему. – Мариньи покачал головой. – Но вы, наверное, заметили вчера на балу; до чего она дерзкая. Мы же, креолы, предпочитаем покорных жен. А мадемуазель Гирон уж никак нельзя назвать покорной.

– Да, я заметил. – Саймон спрятал улыбку. Возможно, она была умна. Безусловно, красива. Но уж никак не покорна. – Но наверное, некоторые находят ее храбрость даже… привлекательной.

Мариньи пожал плечами:

– Некоторым, конечно, нравится с ней общаться. Но чтобы связать с ней свою жизнь… об этом не может быть и речи. Правду сказать, не думаю, чтобы и сама она стремилась выйти замуж.

Саймон прищурился:

– Почему?

– Похоже, она слишком высокого мнения о себе. Всегда была гордячкой, сколько я ее помню. Вы разве не слышали, с каким презрением она обращалась к мужчинам на балу? В ней всегда чувствовалось какое-то… какое-то неподобающее превосходство. Я говорю неподобающее потому, что женщине с таким скандальным прошлым не годится задирать нос. Следует вести себя поскромнее. Она должна понимать, что любой, кто пытается за ней ухаживать, делает ей большую честь. – Мариньи передернул плечами и отхлебнул абсента. – Но куда там! Она всех презирает. Не зря ее прозвали пиратской принцессой.

Пиратская принцесса, – подумал Саймон, откинувшись на спинку стула. Как подходит Камилле это прозвище! Она и впрямь ведет себя, как принцесса.

Да разве можно ее в этом винить? Один ее чопорный дядюшка разогнал всех женихов из уважаемых креольских семей, а другой ее дядя, негодяй, каких мало, отпугнул всех оставшихся. Похоже, креолы, хоть и считают себя смелым и отважным народом, становятся жалкими трусами, как только на их пути встречается по-настоящему достойная женщина.

У Камиллы не было шансов найти себе мужа, она была вынуждена принимать подачки от родственников и сносить презрение своих ровесников. Что ей оставалось делать? Только замкнуться в своей гордости и отплатить всем ответным презрением. Женщина, не наделенная ее темпераментом, поступила бы так, как казалось подобающим Мариньи, – стала бы заискивать перед теми, кто смотрит на нее сверху вниз. Но женщина с норовом мадемуазель Гирон была на такое просто не способна.

Саймон в отличие от Мариньи испытывал по отношению к ней невольное восхищение. Наверное, он был не единственным американцем, питавшим к ней подобные чувства. Если бы месье Фонтейн не относился к американцам с такой неприязнью, его племянница могла бы выйти замуж за какого-нибудь предприимчивого американца, которому импонировала бы ее смелость.

При этой мысли у Саймона сжалось сердце. Он представил мадемуазель Гирон в объятиях предприимчивого молодого американца, и это ему почему-то совсем не понравилось.

– Уж не, собираетесь ли вы сделать ей предложение, майор? – прервал его раздумья Мариньи.

Саймон поднял глаза и увидел, что Мариньи взирает на него с ухмылкой. Сделать ей предложение? Это он что, его спрашивает, что ли? Жениться на племяннице заклятого врага? Никогда. Камилла явно бы не одобрила его планы относительно ее дядюшки, а от своей мести Саймон ни за что не откажется. Не откажется ради кого бы то ни было.

Но Мариньи вовсе не обязательно об этом знать.

– Не знаю даже, что и ответить. С одной стороны, я не уверен, что готов к женитьбе. Но с другой стороны, эта девушка мне очень симпатична.

Мариньи усмехнулся:

– Бойтесь, мой друг, бойтесь. Может, вы женитесь скорее, чем думаете. – Улыбка исчезла с его лица. – Но лучше бы вам жениться на той, которая вам так симпатична. Мне будет очень жаль, если Лизана проткнет вас насквозь шпагой за то, что вы поиграли с чувствами его племянницы.

– Не волнуйтесь. Я никогда не позволю месье Лизане проткнуть меня шпагой.

Нет уж, – добавил Саймон про себя, – это я проткну шпагой Лизану. Можете не сомневаться, так оно и будет.

Глава 5

Только нож знает, что скрывается в сердцевине тыквы.

Вечерело. Уже сгустились сумерки. Юджиния Фонтейн сидела в углу спальни, которую делила с мужем. Склонившись над кофейником, она зачерпывала черный кофе и поливала им волосы, чтобы закрасить седину. Дезире последнее время ведет себя очень странно. К счастью, она не заболела после того, как ее стошнило вчера вечером, но ее бледный, жалкий вид терзал сердце матери.

До вчерашнего дня Юджиния была уверена, что Дезире не хочет выходить за Лиандера Мишеля. И Юджиния была этому рада: ей была ненавистна сама мысль, что придется отдать свою ненаглядную доченьку в жены старику, даже если этот старик был единственным женихом с серьезными намерениями. Конечно, Огаста прельщает богатство месье Мишеля. Но если Дезире не даст согласия на этот брак, принуждать ее силой он не станет. Юджиния была в этом уверенна.

Однако теперь Дезире почему-то перестала сопротивляться навязываемой ей участи. Это встревожило Юджинию не на шутку. Ей бы меньше всего хотелось, чтобы Огаст и Дезире стали оба преследовать одну и туже цель, тем более такую глупую. Уж Юджиния-то понимала, насколько это может быть опасно. Пора бы и мужу это понять.