Газета День Литературы # 159 (2009 11) - Газета День Литературы

БИБЛИОФАГУ

Руссо тетради, дух Мельё,

Демократизм Мерешале,

И гуманизм Монтескьё,

И гений мудрости Паскаля.

Гольбаха мысль, Вольтера строки,

Дидро научные тома,

Буддизма древние истоки,

Не много ль это для ума?

Поосторожней с этим грузом,

Я видел виды поскромней –

Года влачат с таким союзом

Средь сумасшедших и врачей.

ВЕТЕР

Давно ли, сеятель свободы,

Обрёл ты тягостный покой,

Разрушив прежде храм природы

Своею сильною рукой?

В краю безмолвном и глухом,

Среди камней далекой славы

Ты возбудил тревожно нравы

Бунтарским духом. Но потом

Своим невидимым дыханьем

Сроднился с чуждою землёй

И пред разрушенной стеной

Почил изгнание молчаньем.

Кто буйный нрав твой заковал

И подточил твои пружины?

Кто гибели твоей желал

На месте тягостной чужбины?

Вздохни! Восстань! Промчись сурово

Над тьмой неведомой земли!

Сойди из Зевесова крова,

Плевелы жаром опали.

Пусть там родится хлеб свободный,

И мир извилистой тропой

Придёт к тебе, поклон земной

Воздав за жребий благородный.

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

(случай из Афганской войны)

Давно то было. И сейчас

Я вспоминаю те мгновенья.

Когда я пережил волненье

В значимый, небывалый час.

Передо мною враг стоял.

Дыханье наших душ стеснялось.

Граница зла обозначалась...

Тогда кто боле трепетал.

Не в силах я сказать правдиво...

Лишь он и я в тот миг тоскливый

Сжимали гневных чувств кинжал.

О наши взоры! Верх войны...

Они пронзали откровенно:

Один из нас глядел смиренно.

Другой – не чувствуя вины.

Лишь нёс коварное терпенье

Символ пустого размышленья

И нрав жестокий сатаны.

Так мы стояли... Ветер знойный

Всё нёс ещё свои пары.

Лишь он один тогда, достойный.

Хотел нас примирить. "Смотри! –

Твердил он каждому раздельно.

К чему безумные дары

Нести друг другу и смертельный

Исход пророчить? В мире том

Для вас единый будет дом

И вечности покой постельный".

Земля и Небо! Свет и мгла

Являли нам тогда подобье.

И стёрлось вмиг идей злословье.

Природа наших душ смогла

Нас примирить. Мечты сбылися!

Враждебный бог в покой ушёл.

Оставив власти произвол,

И мы в порыве обнялися.

ЛУННЫЙ СВЕТ

Лунный свет – души виденье,

Звёздной пыли островок!

Что ты шепчешь мне: забвенье,

Судьб ошибок, иль порок?

Ненапрасным ты волненьем,

Друг Селены, мчишь свой луч

И среди подвижных туч,

Мимолётным ослепленьем

Даришь тайные мечты,

В блеске звёздной красоты,

Предрекая сон желанный.

Где ты, где, друг безымянный.

Ожидаешь свой конец,

Как уверенный гонец

Мчась с надеждой неустанной?

В одеянии богов

Ты кружишься в танце вечном,

В ожидании беспечном

Ищешь долгожданный кров.

МЁРТВЫЙ ОСТРОВ

Молчит средь моря брег скалистый

И тенью грозною своей

Не подпускает близ людей.

Лишь свет божественный и чистый

Он излучает. У воды

Сверкают древние породы,

Пронзив пиками небосводы.

Вблизи источников сады

Стоят. Но мёртвыми рядами

Они пугают всех зверей

И ядовитыми корнями

Погибель сеют меж камней.

Покой царит там одиноко.

И только ветра злой язык

Порой поднимет пыль высоко,

И, застилая солнца лик.

Она взовьётся серой шалью,

А там уже спадает вниз,

И пред величественной далью

Парит вдали, как лёгкий бриз.

Всё тихо там, всё там сурово...

Когда ж являет ночь права.

Тревожный зверь дрожит у крова.

И лишь премудрая сова

Сидит с вершиною сроднима.

Храня рассказ холодных скал,

И ждёт спокойно пилигрима,

Который бы на брег попал.

Её немеркнущие взоры

Светят надёжно, как маяк.

Порой недремлющий моряк

Меняет курс. Но только зори

Морскую гладь зазолотят,

Как крики гневные летят

Из уст встревоженных поморов.

Они стремятся прочь опять

От тех краёв и мест далёких,

От скал суровых и высоких,

Чтоб больше остров не видать.

...Так дремлет он всегда один,

Как Бог. Стоит загадок полный.

ПОЭТУ

Свой кладезь разума и мыслей новизну

Отдай другим восторженным собратьям,

Кто бескорыстен и не верен платьям,

И злейший недруг гадам и вину.

Кто выбором бесчисленных пророков,

Несёт лишь дань страданию людей,

Кто истый враг и лести и пороков,

Кто гневен сопричастности судей,

К продажности и зыбкости рассудка,

Чья безразмерна и бесчестна дудка:

Она заставит плакать и детей,

И просто вора, чья развратна шутка.

Отмсти за павших вещею строкой,

Взрасти младенца гений несмышленый,

И, завершив словесный жребий свой,

Сомкни глаза, никем не побеждённый.

Геннадий Муриков КУКОЛЬНЫЙ ДОМ

В начале марта с большой торжественностью в Санкт-Петербурге отмечался славный юбилей журнала "Звезда". Что и говорить, 85 лет – срок серьёзный. Кто только не руководил этим изданием. Среди его главных редакторов – видный советский дипломат, "супершпион" в отставке – И.М. Майский (интересно, кто бы написал его полную биографию – это было бы покруче Джеймса Бонда), а после него редакторы "застойного" типа – Г.К. Холопов, Г.Ф. Николаев. Довелось и автору этой статьи и поработать в "Звезде", и не раз там быть опубликованным. Но вот пришло новое время. "Звезду" возглавили известный петербургский писатель, историк Я.М. Гордин и литературный критик А.Ю. Арьев. – И наконец шедший столь многотрудными путями журнал приобрёл чёткую и ясную идеологическую программу, что особенно стало ясно в последние годы. Но это отнюдь не "петербургская" программа, как представляется иным авторам. Это нечто совсем другое.

В одном из недавних номеров журнала на первой странице, как своего рода манифест, опубликовано одно очень интересное стихотворение. Позволим себе привести его полностью:

Ездовая собака обожает свою упряжку,

А ещё обожает свою блестящую бляшку,