Ставка слишком высока (СИ) - Алина Хвойная

готов приступить к переговорам и теперь очень сильно хочет познакомиться с тобой.

— Со мной? — мои брови ползут вверх, так как я не совсем понимаю, о какой конкретно помощи говорит Скворцов или намеренно не хочу понимать.

— Да, с тобой, — утверждает Артём. — Алиса, мне очень нужно, чтобы ты сыграла роль моей девушки на публику, хотя бы до свадьбы сестры, это будет где-то через полтора месяца. А то ко всему прочему, мама ещё и там устроит мне смотрины.

— Ты с ума сошел?!

Он чокнутый! Я точно не кандидат на роль его девушки. Пару лет назад это было бы хорошей партией, не сомневаюсь отец был бы доволен выбором своей дочери, но не сейчас, не после всего, что произошло. Да и вообще! Притвориться девушкой? Один вечер в целом ничего не стоил, но на полтора месяца притворяться девушкой мужчины из высшего общества — это самоубийство и убийство в одном флаконе.

— Алиса, пожалуйста, я готов заплатить тебе хорошие деньги…

— Нет, я не готова, Артём.

— Алиса, у тебя есть мечта?

— Так, — останавливаю его я, перебивая, — даже если пообещаешь её выполнить или выполнишь, я не соглашусь. И вообще моя мечта невыполнима, поэтому это не вариант.

Артём продолжает изучать мое лицо и откидывается на спинку дивана. Чувствую, как в его голове крутятся шестеренки.

— Алиса, ставь любые условия, но помоги мне. Мне, правда, очень нужно.

Честно говоря, где-то глубоко в душе мысль о возможной авантюре уже начинает меня привлекать. Я не могу определить, что именно заставляет задуматься о предложении Скворцова, но скажу точно, что решающую роль играет его взгляд, полный надежды и как будто бы обреченности. Интересно, от чего? От вынужденности просить о помощи, или от того, что его девушкой должна стать именно я, или от возникшей у него уверенности, что я откажусь?

Начинаю всерьёз обдумывать слова Артёма.

Притвориться девушкой Скворцова, повариться в высшем обществе — любая другая на моем месте наверняка бы согласилась, не раздумывая. К тому же, мужчина точно заплатит хорошие деньги. Я могу обойтись и без них, но, честно говоря, если Артём даст мне кругленькую сумму, смогу даже купить себе новый поддельный паспорт и скрываться дальше, и именно это очень подкупает.

В то же время если меня хоть кто-то узнает, все обернется в первую очередь против Скворцова, и я понятия не имею, чем закончится моя помощь ему. Не исключаю варианта в том числе и его убийства, а я, естественно, не хочу такого развития событий.

Если же Артём, узнав всё, в итоге отвернётся от меня и сдаст, то несдобровать уже мне и многим жителям нашей страны, хотя у них и сейчас жизнь не подарок, но так хотя бы у меня пока ещё теплится надежда на светлое будущее.

Нет, я не могу согласиться. Слишком опасно. Конечно, Москва — другой город, в высших кругах здесь вертятся другие люди, но это никакая не гарантия, а лишь жалкое эхо надежды.

— Артём, — произношу я, стараясь донести до него свой отказ, — я не могу согласиться на твоё предложение. Извини, но тебе придётся справляться самому.

— Я тебя понял, — обреченно говорит он.

До конца ужина Скворцов больше не поднимает эту тему, довозит меня до дома, но перед выходом из машины, берет меня за запястье, останавливая. И вместо того, чтобы почувствовать страх быть запертой в этом пространстве, я чувствую отголоски безопасности, но быстро их отгоняю от себя, ссылаясь на самообман.

— Подумай, пожалуйста, и дай мне ответ, — и опять в его голосе столько надежды, что я практически готова согласиться здесь и сейчас, но нельзя. — Позвони, если передумаешь. У тебя есть мой номер.

Киваю в ответ и, выскочив из его машины как ужаленная, чуть ли не бегом несусь к своей съёмной студии, уверенная, что его номер мне точно не понадобится.

Алиса (13)

Сильный удар в живот, затем по голове и в лицо. В ушах лютый звон, все остальные части тела я почти не чувствую от боли. Кажется, что они бьют меня уже целую вечность и конца не видно, потому что мой организм продолжает отчаянно хвататься за жизнь. Я понятия не имела, что тело способно вынести так много страданий, и понятия не имею, на сколько его ещё хватит. Надеюсь, что ненадолго, потому что я больше не могу.

— Не надо, — скулю как загнанный в угол зверёк. — Пожалуйста…

В ответ — громкий мужской гогот и ещё одна серия ударов. Как жаль, что она всё ещё не последняя.

— Я отцу расскажу, — предпринимаю жалкую попытку я. — Он не оставит ни одного из вас в живых.

Один из мужчин хватает меня за волосы и резко поднимает, заставляя на него посмотреть.

— Давай, красавица, расскажи, — шипит мне в лицо, забрызгивая своей слюной мои щеки, губы, лоб и подбородок, — только перед этим мы ещё с тобой порезвимся, а потом рассказывай всё, что мы с тобой сделали.

— Отпустите… — молю я из последних сил, но он бьёт меня прямо в лицо, не жалея.

Мне так больно, я готова умереть, лишь бы всё прекратилось.

«Мам, можно к тебе? Я больше не могу, я больше не хочу… Я знаю, что ты меня примешь, обнимешь и приласкаешь. Пожалуйста, забери меня из этого ужаса!»

Ещё один удар, но ему я даже уже рада, так как, возможно, именно он последний, и я увижу, наконец, маму.

Теряю сознание…

И резко просыпаюсь.

Не сразу понимаю, что это был всего лишь сон. Трогаю своё лицо, затем тело, чтобы убедиться, что это игры моего подсознания. Всё в полном порядке, никаких ссадин, царапин и синяков не нахожу. Потираю виски и осознаю, что уснуть мне уже не удастся. А я так надеялась, что кошмары прекратились.

На часах три ночи. Что ж четыре часа уже неплохой сон. Надо как-то успокоиться. Рисование мне обычно в этом помогает, к тому же сейчас у меня есть всё необходимое для искусства, а не только простой карандаш и жалкий альбом. Спасибо деньгам Артёма.

Делаю себе большую чашку кофе и принимаюсь писать.

Время проходит незаметно. К моменту звонка будильника, поднимающего меня на работу, картина уже готова. Отхожу на некоторое расстояние от мольберта, чтобы посмотреть на результат творчества и застываю.

Сама от себя не ожидала такого. Картина получилась очень яркой. Я такое не рисовала уже очень давно. Невероятное сочетание красок, как будто саму радугу перемешали и расплескали на холсте, и еле заметный силуэт человека в центре, который виден только