Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма. - Роберт Скотт

Команда обедала в полдень; меню почти то же, что у нас; вместо шампанского — пиво и небольшое количество виски. Они, по‑видимому, от души веселились.

На льду у самого судна сидят три группы пингвинов; всех я насчитал 39. Их легко можно бы изловить, отсюда ясно, что в плавучих льдах всегда можно добыть пищу.

Сегодня вечером я заметил большого поморника, садившегося на перевернутую ледяную глыбу у края большой льдины. На этой льдине несколько пингвинов расположилось ночевать. Они вступили в шумное совещание по поводу поморника, после чего всей компанией двинулись к нему. В нескольких шагах от поморника передовой пингвин остановился и повернул назад, но товарищи стали подталкивать его вперед. То один, то другой мялся, топтался, не решаясь первым подойти к врагу. С оживленным лопотанием и взаимным подстреканием они, наконец, как‑то боком, с опаскою, к нему придвинулись.

Вплотную подойти к поморнику они не могли, потому что тот сидел на глыбе, но, когда пингвины подобрались очень близко, поморник, до сих пор как будто не замечавший их, взмахнул крыльями и отлетел в сторону и там сел. Они повернулись к поморнику и собирались повторить ту же процедуру, но тот опять взмахнул крыльями и улетел. Очень интересно было наблюдать за боязливыми, протестующими движениями пингвинов. Легко понять эти движения и перевести их на человеческие ощущения.

По другую сторону судна вторая группа пингвинов ссорилась из‑за небольшой глыбы, на которой все равно трудно было бы удержаться. Кривлянья, с которыми каждый взбирался на намеченную шаткую возвышенность и сталкивал своего предшественника, чтобы потом самому с нее свалиться, были не менее забавны, чем процедура с поморником. Птицы эти в самом деле доставляют много удовольствия.

Понедельник, 26 декабря. 69°9 ю. ш., 178°13 з. д. Положение самое безотрадное. От всякой надежды, что восточный ветер раскроет лед, приходится, кажется, отказаться. Вокруг огромные площади сплошного льда. Трудно представить себе что‑нибудь более безутешное.

Полосы водяного неба виднеются на севере, но к югу везде однообразный цвет белого неба. День пасмурный, ветер ENE силой от 3 до 5 баллов. Временами падает снег. Едва ли может быть более безутешный вид для наших глаз.

Прошлой ночью, лежа на койке, я как будто слышал размеренное потрескивание мелкого льда, а сегодня сообщили, что льдины стали меньше, и затем мы ощущали нечто вроде килевой качки. Вероятно, шла медленно двигавшаяся длинная волна вдоль судна, покачивавшая его, но для нас она не служит подмогой. Сегодня ночью льдины вокруг нас так же велики, как были раньше. Я вижу очень мало признаков их разрушения или ослабления их спайки.

Очень, очень тяжелое время.

Мы умудрялись проходить 2 или 3 мили в юго‑западном направлении под парусами, попеременно отступая назад, а затем, наполнив паруса, старались продвинуться вперед по узкому каналу. Но это мало помогает. Такое положение, конечно, может привести в уныние. Отрадно одно: готовность всех и каждого приложить последние силы, как бы ни были незначительны достигаемые результаты.

Ренник снова бросал сегодня лот на глубину 1843 сажени. Невольно поражает, что мы никак не можем отыскать причины такого периодического открытия и смыкания льдин. Однако можно ли вообще объяснить это движение приливом и отливом? Условия, в которых мы находимся в данное время, по‑видимому, зависят от отдаленных причин. Где‑то к северу или к югу от нас дует ветер в каком‑нибудь другом направлении; он то увеличивает, то ослабляет давление. Кроме того, такие полосы открытой воды, по которым мы прошли к северу, доставляют проход и ледяным массам. В нашем плену раздражает эта неопределенность положения, зависящая от того, что мы не знаем ее причин и не в состоянии предсказать влияния перемен ветра. Можно только смутно предполагать, что далеко за горизонтом происходят явления, непосредственно влияющие на наше положение.

Вторник, 27 декабря. По счислению 69°12 ю. ш., 178°18 з. д. Во время первой вахты мы прошли около двух миль, то проталкиваясь сквозь льды, то ложась в дрейф. Затем судну опять пришлось задержаться. В середине пути лед окружил нас со всех сторон, подчас сжимая судно, и мы не продвинулись даже на ярд. Ветер постепенно усиливался и дошел до силы среднего урагана, относя нас на ESE. Мы вынуждены были спустить марсели. В утреннюю вахту мы вновь начали продвигаться, причем лед открывался с обычным поразительным отсутствием всякой на то причины. Мы проделали милю или две в западном направлении в тех же условиях, что и вчера. Льдины как будто меньше размером, но перспективы наши весьма ограниченны — кругом густой туман. Единственное, что нам твердо известно: в том направлении, в котором мы движемся, имеются пространства открытой воды, расположенные на расстоянии одной или двух миль одно от другого. Мы начинаем продвигаться между двумя льдинами, проходим 200 или 300 ярдов и наталкиваемся на огромную глыбу. Это означает задержку продолжительностью от десяти минут до получаса, пока судно обходит глыбу и ложится в дрейф с подветренной стороны. Когда путь снова свободен, операция повторяется. Если судну удается, наконец, набрать немного хода, оно раскалывает препятствие и медленно проходит через него. Отчетливо ощущается набегание волны — медленное и постепенное. Я насчитал, что промежуток длится около девяти секунд. Все сегодня говорят, будто лед раскрывается. Уилсон видел большую льдину, расколовшуюся на четыре куска таким образом, что судно никак не могло быть тому причиной. Раскрытие больших льдов есть, несомненно, добрый знак. «Я писал много о плавучих льдах, хотя при обыкновенных условиях мог бы ограничиться немногими словами. Но вряд ли вы удивитесь, если я скажу вам, каким препятствием они были для нас».

Положение сегодня вечером также очень невеселое. Вся надежда на то, что восточный ветер раскроет плавучие льды, по‑видимому, исчезла. Между льдинами появляются полыньи, разводья, и мы, точно крабы, медленно проползаем из одной полыньи с другую.

Ночью задул сильный ветер. Вот когда я с облегчением подумал, что наше положение могло бы быть намного хуже. Ветер завывал в снастях, а мы между тем совершенно спокойно стояли среди льдов, нисколько не беспокоясь ни за судно, ни за паруса, не думая об айсбергах и сжатии льдов. Можно было спокойно спуститься вниз и безмятежно заснуть. Вспоминались лошади, но ведь, наконец, лошадей испокон веку возили на небольших судах, иногда в очень далекие плавания.