Жестокие игры - Владимир Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как он там?! — заинтересованно спросил Михаил Дмитриевич, улыбаясь.
— Этот крутой парнишка на новом поприще делает поразительные успехи и уже успел получить благодарность от нового руководства.
— Здорово! — не выдержав, воскликнул Роман Шилов, светясь гордостью за своего друга.
— Да, — согласился с ним Сережа. — Недавние газетные публикации о сделке его патрона Танина с американской компанией «Боинг» — его рук дело. Он также сообщает, что за организацией Высшего экономического совета, который имел честь представлять на сибирской земле небезызвестный вам Кудрявцев, стоит известный олигарх Виктор Сосновский. Кстати, фиома Танина входит в финансовую империю Сосновского. Следовательно, за всем, что происходит сейчас в нашем городе, стоит также он. Этот серый «кардинал» обладает исключительным влиянием на президента и его администрацию. Это, естественно, не может нравиться остальным финансовым воротилам, а потому в их лагере произошел раскол. Результаты этого должны скоро сказаться. Наша задача — использовать это противостояние, чтобы сыграть свою партию.
— Круто, — сказал Рокотов.
— А иначе нельзя, господин подполковник. С крутыми и бороться надо по крутому. В открытом противостоянии мы заранее обречены на неудачу, что, кстати, мы уже проходили. А теперь я хотел бы послушать Сергея Петровича о том, что сделано по информации нашего нового агента Афанасия Ступы. Мы вас слушаем, господин подполковник.
Колесов встал, одернул китель, откашлялся.
— Значит так. Нами установлены те, с кем Ступа поддерживал постоянную связь. Это заместитель директора охранной фирмы «Законность» Владимир Степанович Обушков и начальник претензионного отдела этой фирмы Юрий Сергеевич Мотыль. Есть основания полагать, что именно эти двое организовали убийства капитана ФСБ Полунина, воровского авторитета Безбородова и покушение на Бесбородова. В настоящее время их разработка продолжается. Телефон сотовой связи, по которому Ступа связывался с боссом, зарегестрирован на имя Людмилы Яковлевны Верхорученко.
— Каким же образом её телофон попал этому боссу? — спросил Рокотов.
— Этого мы пока не знаем. Об этом могли бы сказать Обушков, Мотыль или сама Верхорученко. Но вы, Владимир Дмитриевич, сами запретили кого-либо задерживать или допрошивать. А без этого трудно выйти на босса.
— А кто такая Верхорученко? — спросила я.
Колесов ответил:
— Тридцать два года. Вдова. Очень красивая. Была замужем за бывшим директором фирмы «Законность» Верхорученко Павлом Андреевич, который год назад умер от инфаркта. Сама же Людмила Яковлевна владеет салоном красоты «Зимняя вишня» на Богдана Хмельницкого.
— А что это за салон? — заинтересовалась я. Это не прошло незамеченным Сережей. Он делано строго сказал:
— Светлана Анатольевна, вы мне клятвенно обещали не проявлять инициативы.
— А я и не проявляю. Но, как член группы, я вправе кое-что для себя уточнить.
— Если именно так обстоит дело, то я не против — уточняйте, — согласился Сергей. Повернулся к Колесову. — Господин подполковник, удовлетворите любопытство дамы.
— Это даже не салон, а целый комбинат красоты, — ответил тот. — Кроме парикмахерской, косметического кабинета, там есть спортивный зал с различными тренажерами, стоматологический и даже хирургический кабинет, где делают пластические операции. Словом, там из любой дурнушки могут сделать красавицу.
— И туда могут записаться все желающие? — спросила я.
— Да, — кивнул Колесов. — Но там такие цены, что не все это могут себе позволить.
Мною уже полностью завладела идея непременно посетить этот салон.
— А сама Верхорученко, кроме заведования, ещё чем-то занимается?
— Да. Она ведет две группы. С одной занимается спортивной аэробикой. с другой — аутотренингом.
— А что это такое? — спросил Краснов.
— Понятия не имею, — пожал плечами Колесов.
— Это — сеансы психотерапии, Миша, — ответил Сережа. — Они проводятся для того, чтобы избавить человека от комплексов. Очень советую тебе их посетить.
— Только после тебя, Сережа, — ответил Михаил Дмитриевич.
— После меня тебя не примут.
— Это ещё почему?
— По кочану. Какой же дурак после меня рискнет ещё иметь дело с работниками прокуратуры.
— Подождите, — остановил пикировку друзей Рокотов. Мне кажется, что у Светланы Анатольевны есть какое-то предложение. Я прав, Светлана Анатольена?
— Да. Я хотела бы посетить этот салон, а заодно — познакомиться с его владелицей.
— И поставить под угрозу всю операцию, — тут среагировал Сережа. — Уверен, что они тебя очень быстро вычислят.
— А я и не собираюсь скрываться.
— Не понял? В твоем репертуаре это что-то новенькое. Обычно ты представляла весьма одаренных молодых актрис. Ты что же, хочешь туда заявиться в форме майора милиции?
— Ну зачем обязательно в форме. Просто, не собираюсь скрывать место работы. Работник милиции тоже может быть женщиной и, как всякая женщина, хочет быть красивой. Верно?
— Одного желания здесь недостаточно, — двусмысленно проговорил Сережа.
Но я решила не обращать на него внимания. Продолжала:
— Это, наоборот, должно убедить Верхорученко, что она вне подозрений. Наоборот, если она связана с мафией, узнав кто я, она сама захочет со мной поближе познакомиться. Таким образом я надеюсь войти в круг её близких друзей.
— Не знаю, как кому, а мне, лично, план Светланы Анатольевны нравится, — сказал Рокотов.
— Это больше похоже не на план, а на очередную авантюрю, — проворчал Сережа. — Я чувствовал, что этим все кончится. — Он обвел взглядом присутствующих: — Кто ещё согласен с Козициной и с, примкнувшем к ней, Рокотовым?
Мой план одобрили все, даже осторожный Михаил Дмитриевич.
— Та-ак! — глубокомысленно проговорил Иванов. — Похоже, что я остался один и вынужден подчиниться. Только не обольщайтесь, господа, относительно своей победы. История как раз свидетельствет об обратном — в большинстве случаем правым оказывалось как раз меньшинство.
Глава десятая. Беркутов. Освобождение.
Итак, я сидел в тесной и затхлой кладовке и думал невеселые думы. На этот раз не было света, а потому тараканы чувствовали себя в безопасности и постепенно все более наглели. Я даже слышал, как они шуршат лапками у самого моего уха, а наиболее смелые и, вероятно, самые голодные стали пощипывать мои руки, проверяя, — съедобен ли я. Бр-р. Терпеть не могу тараканов. Не сказал бы, что боюсь. Но один вид этих рыжих тварей вызывает у меня омерзение и тошноту. Нет, я определенно придурок, каких свет не видывал. Нашел о чем думать — о тараканах? Кретин!
«Так-так-так-так!» Что это? Это сердце мое пытается достучаться до разума, призвать его к действию. Думай, думай, кусок дерьма! Безвыходных ситуацией не бывает. Есть лишь беспросветные тупицы. Бесполезно! Мозг даже не не возбудился. И мне стало до глубины души обидно за себя. Так бездарно слить жизнь, закончить её в этом вонючем тараканьем питомнике? Такой участи даже злейшему врагу не пожелаешь. Определенно. Не везет, елки! Козел отпущения — и этим все сказано. И я принялся себя жалеть.
«За что же Ванечку Морозова...» Ведь в принципе, если разобраться, я очень даже неплохой мужик. Веселый, компанейский. Малость с закидонами? Ни без этого. А скажите — у кого их нет. «Не люблю, когда мне лезут в душу, тем более — когда в неё плюют»? Не люблю. Терпеть не могу этих новых крутых за их наглость и беспардонность? Готов каждому из них, или хотя бы через одного, набить морду? Не скрою — есть такое желание. Но здесь я не оригинален. Каждый нормальный мужик лелеет такую мечту. А во всем остальном я почти безобиден. За что же меня Боженька хочет лишить жизни? Ведь в общем и целом я жил по его заповедям. А если и грешил, то так — по мелочи. За что же меня?
А потом из кромешного мрака выплыл светлый лик моей любимой, из-за которой я и терплю муки адовы. Боже! Как же она прекрасна! Все эти «мис» и «мисис» ей в подметки не годятся. На этом огромном, густонаселенном шарике она одна такая. И угораздило меня влюбиться в такую красавицу. И угораздило её влюбиться в такого неудачника. Тогда отчего я сетую на судьбу и жалуюсь на жалкий жребий?! Придурок! Он удостоен любви такой женщины — и ещё на что-то жалуется! Нет, меня в младенчестве определенно роняли со стола на пол, и ни один раз. Иначе мне трудно объяснить свое поведение. Светочка! Любовь моя! Прости мя грешного! Ибо по скудности ума своего сам не ведаю, что творю.
Ее лицо было бледным и трогательно-печальным. А глаза... Глаза... Словно сама мировая скорбь долго скиталась по свету, пока не обрела покой в этих чудных зеленоватых глазах.
«Как ты, любимый?! — спросила Света. — Трудно тебе?»
«Терпимо, моя хорошая! Все нормально. Прости, любимая, что не смог освободить от этого сатрапа».