Микки-7 - Эштон Эдвард

— Аварию в блоке хранения антиматерии можно даже не рассматривать, — сказала Джемма. — Эта проблема разрешится сама собой.

Мы сидели друг напротив друга за складным столом в какой-то заброшенной кладовке. Джемма с улыбкой ожидала моей реакции. Когда спустя пять секунд она так ничего и не дождалась, вид у нее сделался расстроенный.

— Ты разве не хочешь спросить, каким образом?

Я закатил глаза.

— Мы все умрем?

— Да, — подтвердила она. — Но я собиралась сказать смешнее.

Я вздохнул.

— Зачем мне все это знать? У нас целая команда инженеров. И даже если все они погибнут, вряд ли нам помогут скудные знания, которые тебе удастся впихнуть мне в голову за две недели. Я люблю историю. Могу рассказать, кто такой Вернер фон Браун[3], но на этом мои познания в области двигателестроения заканчиваются. В школе я с трудом сдал физику высоких энергий, и было это очень давно.

— Я не собираюсь делать из тебя инженера, — возразила Джемма. — На «Драккаре» специалистов по ракетным двигателям будет в избытке. Они, конечно, объяснят тебе, как действовать, если возникнет такая необходимость, но в случае экстренной ситуации время наверняка станет поджимать, и ты сможешь реагировать значительно быстрее, если разберешься хотя бы в основах.

— Но если что-то пойдет не так, моя помощь обязательно потребуется, потому что…

Ее улыбку как рукой стерло.

— Потому что через час после отключения реактора поток нейтронов в камере сгорания все еще настолько высок, что гарантирует смертельную дозу облучения менее чем за шестьдесят секунд, даже через защитный бронескафандр. Впрочем, если произойдет авария, поверь мне, на тебе никакого скафандра не будет. Потому что стоит он чертовски дорого.

— Понятно, — сказал я. — Я и не предполагал, что они сами полезут внутрь двигателя, кто же так делает. Но мне казалось, что для этого используют дроны.

Она отрицательно помотала головой.

— Дронам направленный поток высокоэнергичных частиц вредит так же, как и тебе. Ты удивишься, но на самом деле человеческое тело способно выдерживать бомбардировку тяжелыми частицами намного дольше любого механизма. С чисто практической точки зрения после шестидесяти секунд нахождения в камере ты ходячий труп, но до твоего тела это дойдет только через час, и все это время ты сможешь выполнять полезную работу Дрон в таких условиях выйдет из строя меньше чем за минуту, а как только мы улетим от промышленной базы Мидгарда, восстановить сломанный дрон будет намного сложнее, чем тебя. Твой официальный статус — расходник миссии, Микки. Моя задача — в следующие двенадцать дней донести до тебя, что это означает на самом деле.

Кажется, с той минуты она стала нравиться мне немного меньше.

* * *

Говорили мы с Джеммой не только об инженерных схемах и радиационном отравлении. Когда становилось понятно, что на сегодня голова у меня переполнена техническими данными и больше в нее не влезет ни крупицы информации, мы переключались на философию, и такие разговоры были мне больше по душе.

Оказывается, люди долгое время издалека пытались приблизиться к тому, что стало центральным вопросом моей жизни. В первый день, когда мы закончили обсуждать множество способов, которыми я мог бы погрузиться в небытие, Джемма рассказала мне о корабле Тесея.

— Представь, — сказала она, — что однажды Тесей отправился в кругосветное плавание.

— Ладно, — сказал я. — Допустим, я это знаю, но для порядка спрошу: кто такой Тесей?

— Герой с Земли из очень давних времен, — ответила Джемма. — Мифы о нем считались древними еще за три тысячи лет до создания Диаспоры.

— Ага. И он поплыл вокруг света?

— Да, — продолжила Джемма. — Он отправляется вокруг света на деревянном корабле. Пока длится плавание, части корабля изнашиваются, и ему приходится постепенно их заменять. Годы спустя, когда он наконец возвращается домой, каждая дощечка в первоначальном корабле заменена новой. Вопрос. Тот ли это еще корабль, на котором Тесей отплыл в путешествие, или уже другой?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Дурацкий вопрос, — заметил я. — Конечно, тот же!

— Хорошо, — кивнула она. — А что, если его корабль разбился в шторм и пришлось полностью строить его заново, чтобы продолжить путешествие? Это тот же самый корабль?

— Нет, — ответил я. — Это совсем другое. Если пришлось перестроить корабль целиком, то это «Корабль Тесея — 2», продолжение.

Джемма облокотилась о стол и наклонилась ко мне:

— Правда? Почему? Какая разница, заменят детали по одной или все разом?

Я открыл рот, чтобы ответить, но понял, что крыть мне нечем.

— Это ключ к полному принятию твоей работы, Микки. Ты и есть корабль Тесея. Как и все мы. В человеческом теле нет ни одной живой функционирующей клетки старше десяти лет, и с тобой та же история. Наш организм постоянно перестраивается, по одной «дощечке» за раз. Если ты и вправду согласишься на эту работу, то в какой-то момент тебя, скорее всего, полностью перестроят заново, но в конечном счете какая разница? Результат одинаков. Просто, когда расходник отправляется в бак, регенерация тела происходит в ускоренном режиме, а не растягивается во времени, как если бы он восстанавливался естественным образом. Пока сохранны воспоминания, он все равно что и не умирал. Всего лишь пережил необычайно быструю перестройку.

* * *

Не хочу, чтобы вы подумали, будто все мое обучение сводилось к разглядыванию схем и разговорам о Тесее. Были и занятные практические уроки. Например, Джемма преподала мне основы обращения с линейным ускорителем. Пострелять из настоящего ускорителя на станции я, конечно, не мог, но Джемма предоставила весьма реалистичный симулятор, на котором я убивал космических зомби, так что, когда много лет спустя мне довелось применить оружие в действии, особых отличий я не заметил. Еще она научила меня надевать и снимать вакуумный костюм. Показала, как правильно соединять между собой все части полного защитного бронескафандра. На шестой день она взяла меня с собой в открытый космос, и целый час мы ползали по корпусу станции, тренируясь откручивать и затягивать болты реверсивными гаечными ключами. Никогда не забуду, как однажды, пока мы с ней стояли кверху ногами на дне станции, я поднял глаза и увидел, что мимо, медленно вращаясь, проплывает ночная сторона Мидгарда.

— Я тебя понимаю, — сказала Джемма. — Потрясающее зрелище, правда?

— Вон то яркое пятно — это Кируна, да? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Ты оттуда?

Я кивнул. Она не могла увидеть кивок сквозь зеркальное забрало шлема, но, кажется, все равно поняла.

— А теперь ты улетаешь навсегда. — Мы висели в полной тишине и смотрели на вращение Мидгарда, пока Кируна не скрылась за горизонтом. — Я восхищаюсь вами, ребята, — призналась Джемма чуть погодя. — Я имею в виду, колонистами. Не понимаю вас, но восхищаюсь. Мне известна романтика дальних странствий. Я знаю, что человечество должно стремиться преодолеть новые пределы, стать неуязвимым для любых локальных катастроф; в конце концов, в этом и состоит цель Диаспоры, но… сама я никогда не смогла бы улететь.

Я пожал плечами:

— Что поделать. Не всем дано быть прирожденными исследователями.

Джемма скептически фыркнула. Я повернул голову, но мне было точно так же не видно ее лица за стеклом шлема, как и ей моего.

— Знаешь, я и до тебя тренировала расходников, — сказала она. — Время от времени они требуются нам здесь, на станции. Обычно с такими кадрами тяжело иметь дело. Ты, конечно, тоже не подарок, но, как правило, когда я беру будущего расходника с собой в открытый космос, мне приходится беспокоиться, как бы он не перерезал трос и не отправил меня болтаться в бездне. Не знаешь, почему бы это?

Я вздохнул.

— Знаю. Большинство расходников — осужденные преступники. Но записаться в расходники на станцию «Гиммель» — это одна история, все равно как дать согласие на то, что время от времени тебя будут убивать без очевидных причин. А я зарегистрировался в миссию для основания колонии. Ты же сама сказала: романтика и все такое. Или я не прав?