«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962) - Дмитрий Кленовский

Чуть было не забыл порадовать Вас: Березов внял Вашему гласу и пишет поэму «Христос»[231] на 500 (sic) печатных страниц!

Прегель, как я слышал, со средствами и, по-видимому, заступила место Яссен в «Рифме». Недаром появились огромные восторженные о ней отзывы Терапиано и Трубецкого в «Р<усской> м<ысли>», «Н<овом> р<усском> с<лове>» и «Опытах»[232] (лишний пример к тому, что было мною сказано выше). Но она, по крайней мере, талантлива. Мне она тоже прислала свою «Встречу»[233] с хорошей надписью. Очень, очень буду рад появлению «Гурилевских романсов» отдельным изданием — это совсем другое ощущение — держать их непосредственно в руках. А в Ваше поэтическое будущее почему-то все же верю. Поэзия сидит у Вас в крови и еще даст когда-нибудь о себе знать. Но попытки вызвать ее к жизни все-таки должны быть. Без некоторого нажима на себя нет творчества.

Последнее время в отношении самочувствия мне несколько полегчало (много месяцев я чувствовал себя отвратительно), но не знаю, надолго ли. Были уже разочарования.

Сердечный привет и наилучшие пожелания!

Д. Кленовский

42

25 янв<аря 19>60

Дорогой Владимир Федорович!

Давненько Вам не писал, если не считать краткого рождественского приветствия, которое Вы, надеюсь, получили? Как будто бы даже порвалась нить нашей беседы, т<ак> ч<то> приходится два конца связать не особенно гармоничным узелком. Впрочем, в последнем Вашем (августовском) письме не были затронуты какие-либо просящиеся на ответ вопросы. О Гумилеве мы с Вами толковали уже не раз и, если вдуматься, в существенном не разошлись. Мне он дорог только частью своего творчества, а это уже исключает преклонение, в котором Вы как будто меня подозреваете. Иные почитатели «не того» Гумилева, которого ценю я, меня даже раздражают. Т<ак> ч<то> в этом вопросе у нас больше точек соприкосновения, чем отталкиванья, и притом точек существенных. Я считаю, что вообще у гораздо большего числа поэтов, чем это принято думать, есть превосходные стихи (иногда только горсть таких стихов!), за которые их нужно ценить и помнить. Да и у «знаменитостей» иногда, если вглядеться, их тоже горсточка. Вот ведь у Блока плохих стихов процентов 75 всей его продукции, но зато остальные — замечательны. Маяковский сказал ведь однажды так (или примерно так), у меня на 10 стихотворений 8 хороших, а у Блока на то же количество только два, но зато они неизмеримо лучше моих восьми![234]

Жаль, что Вы разошлись с «Мостами». Если «Н<овый> ж<урнал>» прикажет долго жить, где же тогда печататься? «Опыты» выходят вроде того, что раз в два года, да и не «скончались» ли и они?[235] «Мосты» будут выходить регулярно дважды в год, объемисты, выглядят красиво… Если Вы так отчитали в письме Берберову — немудрено, что она Вас больше не хочет знать! Но Берберова в «Мостах» уже ничем больше не заворачивает и от них отходит, если уже не отошла (у нее какие-то нелады с новым редактором Г. Андреевым[236], которого Вы, вероятно, знаете). Н<ина> Н<иколаевна> писала мне, что она, собственно, только числится еще в редколлегии, но всего лишь иногда читает рукописи — не больше, новый свой рассказ она еще прошлым летом дала не в «Мосты», а в «Н<овый> ж<урнал>». Она уверяет, что в «Мостах» теперь (по инициативе Андреева или американцев??) взят курс на «бодрую ноту» и что из-за отсутствия таковой не принят ее рассказ и какие-то стихи Елагина (который ведь тоже числится в редколлегии!). У меня для № 3 просила стихов не она, а Андреев. Кстати, те мои, что пойдут в № 3, бодростью никак не блещут! Т<ак> ч<то>, м. б., Н<ина> Н<иколаевна> преувеличивает? Поскольку ее, в сущности, в «Мостах» нет, почему бы вам туда не вернуться? Объявлено содержание № 3: рассказы Зайцева, Ржевского, Газданова, Андреева, статьи Г. Струве, Степуна, Вейдле, Кашина и др., стихи Елагина, Буркина[237] и мои*). № 4 уже готовится. Объявлено также о выходе в новоявленном издательстве зарубежных писателей (по-видимому, тоже при ЦОПЭ[238]), секретарем коего значится тот же Андреев, его же книги «Трудные дороги» (печатались в «Н<овом> ж<урнале>»)[239].

Как с «Гурилевскими»? Выходят они в «Рифме»? Если нет — издавайте сами! Как живется? Что пишете? Я весь прошлый год болел и сейчас болею, порой чрезвычайно мучительно, и, вероятно, потому почти не пишется.

Рекомендую В<ашему> вниманию выходящий в самое ближайшее время сборник восьмистиший Влад<ыки> Иоанна Шаховского: «Странствия. Лирический дневник» (псевдоним «Странник»)[240]. Это впечатления от полета из USA на о. Родос и размышления, им вызванные. Мне многое там очень нравится. Нет ничего навязчиво церковного и поучающего, некоторые религиозно-философские мысли поданы обаятельно и даже с милым юмором.

Сердечный привет и наилучшие пожелания

Д. Кленовский

* пока писал, пришел № 3.

43

11 апр<еля 19>60

Поздравляю со Светлым Христовым праздником!

Дорогой Владимир Федорович!

Спасибо за «Гурилевские романсы»! Это была как встреча с любимым итальянским городком (Ассизи, Орвьето, Сан-Джиминьяно), куда больше тянет вернуться, чем увидать какой-нибудь новый. Почувствовал, перечтя, что еще крепче полюбил Вашу поэму — вероятно, стал старше и бережливее. И как важно, чтобы написанное оформилось книгой! Журнальные строки исчезают на какой-нибудь дальней полке, а то и на чердаке… Где там разыскать любимое в тридцати схожих томах! А теперь можно протянуть руку — и любимое в руке. Рад поэтому, что вышла наконец книга! Вот если бы это оживило в Вас вкус к стихам! Мне почему-то кажется, что Вы когда-нибудь к ним вернетесь! Они как-то больше в Вашей тональности, чем что-либо другое, как бы другое ни удавалось.

Нелепо упомянул о Вас Завалишин[241]. Что он, собственно, хотел сказать? Вероятно, просто уже видит в Вас литературоведческого конкурента и предпринимает превентивные шаги! Каких, впрочем, только глупостей теперь не пишут! Вот и Трубецкой в своем «Помраченном Парнасе»[242] наговорил всяких махровых глупостей! Плохо не то, что люди глупости пишут, а что редакции их печатают. Вот говорят, что с дураками не стоит бороться. Так ли? Глядишь, потихоньку да полегоньку всякие Трубецкие пролезут в вершители судеб поэзии, и тогда от них уже не будет избавленья!

Мне очень понравилось, как изданы Ваши «Гурилевские романсы». Словно лучше, чем прежние сборники стихов в той же «Рифме». Кстати о ней: мне писали из Парижа, будто бы Чиннов обратился к издательству не с просьбой, а с требованием издать новый сборник его стихов, предъявив особые требования в отношении объема, тиража и проч. Редколлегия (Прегель, Терапиано и… Померанцев, тот самый, что твердит о ненужности стихов и невозможности их писать!) ответила ему, что «Рифма» печатает только поэтов неимущих, а Ч<иннов> к ним не принадлежит (действительно, он зарабатывает в Мюнхене у американцев огромные деньги[243]). На это Чиннов в свою очередь ответил в том смысле, что он, мол, признанный лучший поэт эмиграции и его богатство никого не касается. Померанцев читал это письмо на собрании русских писателей в Париже, и оно вызвало всеобщее возмущение. Источник этого занятного рассказика самый достоверный.

Мы оба по-прежнему болеем, причем число недугов все растет. Жена ложится на операцию в глазную клинику.

Сердечный привет! Д. Кленовский

44

9 июня <19>60

Дорогой Владимир Федорович!

Рад был получить весточку от Вас — давно не имел. У меня было невеселое время: жена с месяц лежала в больнице, ей оперировали глаз, причем это сопровождалось всякими осложнениями. И она настрадалась, и я нанервничался. Сейчас она уже дома.

Ваша защита Одоевцевой на страницах «Н<ового> р<усского> с<лова>»[244] до меня еще не дошла (или я ее пропустил?). Вы сугубо правы, когда пишете: «мы должны заступаться друг за друга». Но мне представляется, что заступничество хорошо, если ты чувствуешь несправедливость и заступаешься по своему собственному почину, а не тогда и не потому, что тебя очень настойчиво об этом просят. А если бы Одоевцева не попросила? Вероятно, не заступились бы! Значит, заступились не от души и не вполне искренне, а больше по обязанности и в порядке взаимного одолжения… Не сердитесь, дорогой, за откровенность! Не вдаваясь в оценку критики Рафальского, я нахожу, что в случае с Одоевцевой было весьма полезно, что она почувствовала на своей собственной шкуре, что значит для автора резкое и несправедливое (предположим, что это было так) критическое суждение. В свое время Одоевцева очень грубо расправилась с Алексеевой (одна «Хавронья»[245] чего стоит!). Тогда за Алексееву никто не заступился, да она и не просила (прибегать к таким просьбам не очень-то красиво). Я заступиться за нее не мог, т. к. сам был пострадавшим (от Одоевцевой) лицом. Были читательские попытки это сделать, но О<доевцева> их на страницы «Рус<ской> м<ысли>» не пропустила. Теперь, когда дело коснулось ее самой, — Одоевцева молит о защите! С воспитательной точки зрения и ей же на пользу — защищать ее не следовало! Мне писал очевидец из Парижа, что, встретив Рафальского на одном из тамошних литературных вечеров, Одоевцева во всеуслышанье на него накричала, заявив, что своей статьей он «оскорбил ее как женщину и как вдову (!!?? — Д. К.)». Как видите, она сама умеет постоять за себя!