Мосты округа Мэдисон - Роберт Уоллер

Он доел свой завтрак и поднялся со скамейки. Недалеко от стоянки машин он заметил телефонную будку — туда он и направился.

Франческа подняла трубку на третий звонок — наверно, откуда-то бежала, голос ее звучал прерывисто.

— Привет, это еще раз Кинкейд.

Она сжалась. Он не сможет прийти и звонит, чтобы предупредить.

— Скажу вам откровенно. Возможно, для вас проблема — прийти сегодня к Кедровому мосту, учитывая любопытство жителей маленького города. Если это так, пожалуйста, не чувствуйте себя обязанной делать это. Честно говоря, мне совершенно безразлично, что они обо мне подумают. Так или иначе, я приеду к вам позже, вот и все. Просто хочу сказать, что, может быть, я сделал большую ошибку, пригласив вас, поэтому, если вы думаете, что не стоит этого делать — не приходите. Хотя мне, конечно, хотелось бы прогуляться с вами.

Франческа сама думала об этом же с того момента, как он позвонил ей в первый раз. Но решение принято, и она не отступит.

— Нет, я хочу посмотреть, как вы работаете. Неважно, будут об этом говорить или нет.

На самом деле она беспокоилась, но что-то в ней сопротивлялось любым разумным доводам и заставляло идти на риск. Чем бы ни обернулась для нее эта поездка, у Кедрового моста Франческа обязательно будет.

— Замечательно. Я просто подумал, что на всякий случай мне надо вам сказать. Значит, увидимся.

— Хорошо, до встречи.

Какой же он чуткий! Впрочем, она уже поняла это раньше.

В четыре часа дня Роберт Кинкейд заехал к себе в мотель, постирал в раковине всякие мелочи, надел чистую рубашку, другую бросил в кабину вместе с полотняными брюками цвета хаки и кожаными коричневыми сандалиями. Их он приобрел в Индии в шестьдесят втором году, когда делал репортаж о малюсенькой железной дороге где-то за Дарджилингом. В баре он купил два ящика пива «Будвейзер» по шесть бутылок в каждом. В холодильник вместе с пленкой влезало только восемь. Остальным придется полежать так.

Очень жарко, по-настоящему жарко. Во второй половине дня солнце в Айове начинало печь так, словно хотело еще больше усилить тот разрушительный эффект, который оно нанесло земле, цементу на дорогах и кирпичным постройкам. Казалось, все, что обращено на запад в это время суток, живое и неживое, буквально пузырится под ядовитыми лучами беспощадного светила.

В баре было темно и относительно прохладно. В распахнутую настежь дверь с улицы проникал горячий воздух, но два мощных вентилятора — один на потолке, другой на стойке у двери — с ревом в сто пять децибелов разгоняли его по всему помещению. Но почему-то сочетание воя вентиляторов, запаха прокисшего пива и табака, трубных воплей, несущихся из музыкального автомата, и выражения лиц, на которых откровенная враждебность смешивалась с любопытством, порождали в нем ощущение еще большей жары, настоящего пекла.

На улице солнце, казалось, прожигало до костей, и Роберту вспомнились Каскады с их еловыми лесами и свежим ветром, несущим прохладу со стороны пролива Сан-Хуан де Фука у мыса Кайдака.

А на Франческу Джонсон жара как будто совсем не действовала. Она прислонилась к крылу своего «Форда» в тени деревьев неподалеку от моста. На ней были все те же джинсы, что и вчера, — они так замечательно шли ей, босоножки и белая футболка, которая прелестно смотрелась на ее фигуре. Подъезжая к дому, Роберт высунулся из окна и помахал ей рукой.

— Привет. Рад снова вас увидеть. Жарковато, правда? — сказал он.

Безобидная беседа, общие темы — и снова прежняя неловкость в присутствии женщины, которая нравится. Он всегда с трудом находил слова, если только речь не шла о чем-то важном. Несмотря на достаточно развитое чувство юмора, пожалуй, несколько своеобразное, в основе своей он был глубоким человеком и все воспринимал серьезно. Давным-давно мать рассказала ему, что он казался взрослым уже в четыре года. Для работы это качество подходило как нельзя лучше. Но для общения с такими женщинами, как Франческа Джонсон, оно было только помехой.

— Я хотела бы посмотреть, как вы работаете, — сказала Франческа, — «творите», как вы это называете.

— Что ж, сейчас увидите. И кстати, вам наверняка все очень быстро надоест. По крайней мере, всем, кто видел, становилось скучно. Это ведь совсем не то, что, например, слушать, как кто-то играет на рояле, когда становишься сразу как бы участником творческого процесса. А в фотографии само творчество и его результат разделены во времени. Сейчас я создаю, а исполнением можно будет считать появление фотографий в журнале. Так что сегодня вы увидите только, как я мотаюсь с места на место, вот и все. Но я благодарен вам за интерес, более чем благодарен. Вообще-то, очень рад, что вы пришли.

Она повторила про себя его последнюю фразу. Он мог бы и не говорить этого, ограничиться только словом «благодарен». Но Роберт произнес эти слова, он был искренне рад ее видеть. Теперь она уже не сомневалась и надеялась, что ее присутствие здесь Роберт воспримет как подтверждение того же самого с ее стороны.

— Я могу чем-нибудь вам помочь? — спросила она, глядя как он натягивает резиновые сапоги.

— Возьмите вон тот синий рюкзак. А я — коричневый и штатив.

И вот Франческа стала помощницей фотографа. Она не могла с ним согласиться — ей было на что посмотреть, как на своего рода спектакль, только сам Роберт не подозревал об этом. То, что Франческа заметила вчера и что было частью его привлекательности в ее глазах, она видела и сегодня — красивые ловкие движения, быстрый взгляд, отточенная работа мускулов. Он в совершенстве владел своим телом. Мужчины, которых она знала, казались ей громоздкими и малоподвижными по сравнению с ним.

В его действиях не чувствовалось никакой спешки. Скорее наоборот, в них присутствовала основательность и продуманность. «В Роберте Кинкейде, — подумала она, — есть что-то оленье, хотя и скрытая сила тоже ощущалась». Пожалуй, он скорее напоминал леопарда, чем оленя. Да, именно так. Леопард — но не хищный. Ни в коем случае не хищный, это чувствовалось без слов.

— Франческа, дайте мне, пожалуйста, «Никон» с синим ремнем.

Она расстегнула рюкзак и с опаской достала фотоаппарат. Он обращался со своей аппаратурой с небрежной уверенностью, но Франческа боялась уронить дорогую вещь или что-то испортить и это делало ее движения скованными и неуклюжими. На хромированной пластинке над видоискателем было написано крупными буквами «Никон» с буквой «Ф» наверху, слева от названия фирмы.

Он зашел с восточной стороны моста и стоял на коленях около штатива. Не отрывая взгляда от видоискателя, Роберт протянул левую руку, и она подала ему фотоаппарат. Правая его рука в это время нащупала объектив, пальцы нажали на толкатель на конце тросика — того самого, который Франческа вчера заметила в кармане его безрукавки. Затвор щелкнул. Он снова завел аппарат и сделал еще один снимок.