Центавры - Андрэ Лихтенбергер

Песок разлетается под копытами Клеворака. Он отворачивает взоры, в которых отражается буря, когда они падают на белокурую девушку. Одна Кадильда остается равнодушной. Ее не интересует появление маленького существа. Мысль рисует ей того, кто его произвел, и отвращение сжимает ей губы.

В душе она твердо решила исполнить то, что сказала вчера. Чтобы остаться одной со своими мыслями, она погружается в море и созерцает свое слабое отражение в спокойных волнах. Бесконечная грусть давит ее, она вспоминает о слезах, которые текли из ее покрасневших глаз в тот вечер, когда она в последний раз видела маленького Нарама. Вода бьется около нее.

Из глубины пещеры вдруг послышались болезненные крики. Самцы собираются у входа. Клеворак тоже на ногах. Даже Кадильда выходит из воды и приближается.

Появляется старая Бабидам, она прикладывает палец к губам. Скоро новорожденный увидит свет, и

Клеворак примет его из рук Хурико, чтобы показать его самцам. Центавры ждут в молчании. Стоны Мимиты продолжаются без остановки, прерываемые резкими криками.

Вдруг раздирающий крик заставляет всех поднять голову.

Старый Крепс доволен: он узнал крик матери. Скоро удивленный маленький центавр будет пробовать на песке свои дрожащие члены.

Его назовут Карам. Наконец молчание делается серьезным. Крики продолжаются. Шепот пробегает по рядам. В темноте появляется фигура Хурико, матери народа. Она держит какое-то длинное тело. Громкий смех раздается среди центавров. Они ударяют в ладоши. Харк раздвигает братьев и бросается вперед. Но он вскрикивает и отодвигается.

На худых руках старухи лежит безжизненное тело. Она кладет его на песок к ногам Клеворака и дрожащим голосом произносит.

– Клеворак, скрепи свое сердце. Глаза новорожденного не увидят солнца!

Пораженные и задумчивые центавры созерцают слабые формы маленького. Клеворак поднимает его кудрявую голову своей ладонью и снова опускает ее на песок. Изнемогающий Харк стонет, закрыв лицо руками. Его горе находит отклик в сердцах его братьев, которые не знают, как его утешить.

Из грота несутся другие стоны. С искаженным лицом, ломая руки, Бабидам появляется снова. Несчастная, она должна быть вестницей другого горя!

– Укрепи свое сердце, Клеворак: глаза Мимиты не увидят больше солнца!

Позади нее, заплаканные, появляются другие центаврихи. Они несут тело Мимит и кладут его осторожно на песок, рядом с ее крошкой.

Все холодеют от ужаса. Душа Клеворака полна страдания. Одним жестом Харк отталкивает самок; он становится на колени около трупов и обнюхивает их. Затем, сжав кулаки, он поднимается, разражаясь проклятиями. Он проклинает старух, которые ухаживали за Мимитой, проклинает новорожденного, саму Мимиту и любовь. Оскорбления сыплются с его губ. Он грозит Хурико задушить ее своими собственными руками и оскорбляет даже Клеворака. Безумие разжигает его мозг. Уже самцы готовятся защищать старых от его выходок. Но вдруг гнев его принимает другую форму. Растянувшись во весь свой колоссальный рост, с поднятыми кулаками, он оскорбляет солнце. То сгибаясь, то разгибаясь, он поднимает огромные камни, и изо всех своих сил бросает их в светило, изрыгая целые потоки ругательств. Затем с пеной у рта, вырывая свою бороду, он катится на песок. Такое поведение недостойно центавра, который должен уважать порядок вещей. Но никто не пробует урезонить Харка.

Четверо самых сильных, печально поднимают тело Мимит, двое других берут маленького и несут их на опушку леса, чтобы по закону тела их служили пищей для диких зверей. Но когда Харк видит, что они положили свою ношу, то он прогоняет их и сам ложится около обоих трупов. Он держит в руках дубину и горячими от горя глазами осматривает окрестности. Под влиянием отчаяния Харк преступает повеление вечного закона, с ужасными проклятиями он объявляет, что никому не позволит коснуться руками тела Мимит и Карама. Его страдание так велико, что душа его предается безобразным страстям «убийц».

Клеворак не перечит ему. Завтра Харк образумится и покорится закону. Хищники подождут двадцать четыре часа угощения, на которое имеют право.

Какая-то темная туча пронеслась в веселых сердцах народа-царя. Их разговоры уже не блещут привычным весельем. Игры покинуты. Плоды кажутся безвкусными. Они перекидываются отрывистыми словами

До самого захода солнца Клеворак лежит один на берегу. Его взор утопает вдали. Он напрягает весь свой ум, стараясь проследить течение своих мыслей. Вдруг чей-то голос раздается над его ухом:

– Отец и вождь, ты все еще настаиваешь на том, чтобы завтра, возвращаясь с поля, я отдалась ласкам Хайдара?

Девушка не говорит ничего больше. Но выражение ее голоса серьезно, и Клеворак понимает смысл ее слов.

Его сердце тронуто. Не отвечая, он прячет лицо между ладонями, и все его тело трясется от конвульсивных движений.

Белокурая центавриха опускается на колени, обвивает свои руки вокруг его шеи и кладет свою голову к нему на плечо. Старый центавр чувствует тяжесть прожитых лет на своей побелевшей голове и жаждет заснуть тем великим сном, каким спит Мимит и ее маленький. Так же сделают и все остальные. Тогда центавры перестанут существовать. Эта мысль, еще вчера казавшаяся чудовищной, уже не пугает его больше и не покидает его ума. Он делает над собой усилие.

– Нет, Кадильда, никогда я не буду заставлять тебя любить против твоего желания. Ты же скажи мне, почему желания самцов возбуждают в тебе такой ужас?

В голосе вождя не слышно ни малейшей грубости. Наоборот, в нем звучит непривычная нежность. Кадилб- да ближе подсаживается к нему и старается отрывистыми фразами объяснить ему то, что происходит в ней и против чего она не в силах бороться. Она ему рассказывает о том отвращении, которое возбуждает в ней грубость самцов, их сомнительный и вздорный характер, их покрытые шерстью члены, их толстая кожа и сильный запах, распространяющийся от их тел.

Прошло несколько дней. Теперь долина исчезла. Перед ними ужасная смесь грязи, тины, оторванных скал, разверзнутых пастей земли, одна из которых, выброшенная на поле, покрытое рэки, погребла его навсегда. По склонам гор, вслед за лавинами, последовал и ледник. Только четыре дня тому назад вдали виднелись их дремлющие вершины. Теперь же белые языки уже не отделены от них пропастями, они сверкают совсем близко. Их дыхание несет смерть. Ничто не может испугать народ с шестью членами. Но при виде этого разрушения у самых храбрых стучат зубы и подгибаются колени. Но вот ветер успокаивает их. Огромные облака несутся по небу, точно гигантские хищные птицы, готовые броситься на них. Тусклое солнце мрачно сверкает на неузнаваемом небе. Если завтра новая катастрофа даст волю враждебному могуществу, то, что осталось теперь от лесов, будет поглощено, и несущие смерть ледники