Рискованный маскарад, или Все его маски (СИ) - Диана Крымская

Господи, что же ей теперь делать?..

Первой мыслью было броситься к отцу, хоть муженек и предупреждал, чтобы она этого не делала. Но Ева тут же отмела эту мысль. Отец болен, его нельзя волновать, иначе ему станет хуже.

Может, обратиться к матери? Но леди Корби тут же покажет письмо мужу и взвалит на него решение этой проблемы.

Будто в полусне, девушка поднялась на ватные ноги и пошла вон из комнаты. Она должна успокоиться, должна подумать.

Очутившись в коридоре, она вдруг поняла, что все еще сжимает письмо и конверт в руках. Она быстро сложила их, спрятала в потайной карман в платье и направилась в сад. Там, в тиши деревьев, среди цветов она сможет еще раз перечитать письмо и все обдумать.

Внутри родилась надежда на то, что она неправильно все поняла, может быть, это лишь чья-то глупая шутка. Но разумом Ева понимала, что надеяться ей не на что. Джек Гром жив.

Ева была в таком состоянии, что шла, не разбирая дороги и не замечая людей. Не заметила она и своего жениха, который проводил ее удивленным взглядом, а потом, немного помедлив, двинулся вслед за нею.

Ева ушла довольно далеко от замка. Среди густых кустов и высоких деревьев спряталась скамейка, на которую она и присела.

Что ей делать? Глупо не обратиться к отцу. Но и волновать его опасно.

В полнейшем расстройстве девушка покачала головой и потянулась за письмом, но голос ее жениха, раздавшийся неожиданно совсем близко, заставил ее вздрогнуть.

— Не меня ли вы ждете, моя прелестница?

Ева быстро поднялась и повернулась к герцогу, который легко проскользнул меж кустов и встал перед ней с нахальной улыбкой.

Такой красивый, статный. И почему в его присутствии ей всегда делается не по себе? Насколько все было бы проще, если бы она испытывала к нему хотя бы симпатию. Но красивая внешность не затуманивала остроту ее взгляда: она видела перед собой напыщенного хлыща и гнусного типа. «И отчего мне так не везет с мужьями?» — невесело попыталась пошутить Ева.

— Что вам угодно, ваша светлость? — сухо спросила она.

«Утро на дворе, а он уже навеселе», — с неприязнью подумала она, наблюдая за герцогом. Но тут же поняла, что ошиблась, — мерзкая улыбочка и маслянистый блеск в глазах появились у Рокуэлла не из-за алкоголя. Он рассматривал свою невесту, и улыбка на его лице становилась все более отвратительной.

— Мне угодно проверить, на самом ли деле ты такая ледышка, какой пытаешься казаться. А, может, мне удастся растопить лед? — Говоря это, он надвигался на нее.

Ева и рада была убежать, но позади была скамья, а со всех сторон ее окружали густые кусты. Девушка отступила и невольно села на скамью. Даже в самой смелой своей фантазии, самом жутком кошмаре, она не могла представить, что титулованный светский лев герцог Рокуэлл может усесться на нее сверху. А он забрался коленями на скамью, обхватывая бедрами ее бедра, и навис над ней, держась руками за спинку. От такой наглости Еву парализовало и, лишь когда он потянулся губами к ее губам, она оказала ему сопротивление. Девушка отворачивалась от его губ, упиралась руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть. Но он все больше наваливался на нее, лишая возможности двигаться.

— Оставьте меня! Подите прочь! — твердила она, а он лишь посмеивался.

Еву охватила паника, она остро чувствовала свою беспомощность. Ах, зачем она так далеко ушла от дома? Сама виновата! Но Рокуэлл не смеет с ней так обращаться!

Девушка чувствовала, что он забавляется с ней, ему доставляет удовольствие ее беспомощность и то, что она буквально приплюснута к скамье и даже шевельнуться не может.

Рокуэлл вдруг стал двигать тазом вперед и назад.

— Чувствуешь? — весело спросил он.

Что она должна чувствовать? Отвращение? О да!.. Она это очень хорошо чувствовала.

— Отпустите меня немедленно — или никакой свадьбы не будет! — выдохнула она.

— Да, как же? — хмыкнул он. — После того, что мы сейчас сделаем, обязательно будет! Твой папаша еще и уговаривать меня станет, чтобы я женился на тебе.

Ева взвыла в отчаянии, изо всех сил уперлась руками в его грудь… и неожиданно герцога не стало, его будто ветром сдуло.

Она увидела Рокуэлла, лежавшего на земле, — а над ним возвышался Джеймс Догерти. О, она хорошо запомнила это имя!

Ева во все глаза таращилась на своего заступника. Он был в гневе, и это было видно по его раздувающимся ноздрям, разъяренному взгляду, который резал, будто лезвие бритвы. Черты лица словно заострились, губы поджаты, глаза сузились, а скулы стали резче.

***

— Какого черта, Догерти? — ошарашено спросил его герцог, глупо таращась на своего приятеля.

— Леди желает, чтобы ее отпустили, — раздался холодный ответ.

Рокуэлл взвился с земли и зло набросился на Саймона.

— А твое какое дело? Это моя невеста, и она исполняет мои желания! — вскричал он.

— Она вам не жена, — все так же лаконично отвечал ему Саймон, с трудом сдерживая рвущееся наружу бешенство. Они с герцогом были одного роста, но Догерти каким-то образом удавалось казаться выше, он будто нависал над Рокуэллом, глядя на него сверху вниз.

Рокуэлл, выросший с мыслью, что перед ним все должны склоняться, был вовсе не готов к встрече с самим Джеком Громом. А, безусловно, перед ним в этот миг предстал не скромный деревенский эсквайр, а дерзкий и отчаянный атаман разбойников. Властный, сильный, бесстрашный.

Герцог, кажется, почувствовал, что этот человек действует на него подавляюще. Что он совсем не похож на того простака Догерти, с которым его светлость познакомился два дня назад в таверне. Но Рокуэлл не желал уступать, тем более что все-таки перед ним был обычный эсквайр.

— Убирайтесь вон, Догерти, — презрительно бросил он. — И лучше никогда не попадайтесь мне на глаза, иначе… — Рокуэлл демонстративно положил ладонь на украшенный драгоценными камнями эфес своей шпаги. Он был прекрасным фехтовальщиком, — а что может противопоставить ему этот деревенщина? Вряд ли что-то путное.

— Дуэль, — холодно закончил за него Саймон, вытаскивая свою шпагу.

— Нет! Только не это! — вскричала Ева. — Умоляю вас, господа!

Девушка вскочила со скамьи, просяще протягивая руки к мужчинам; полные испуга глаза ее сделались размерами с блюдца. Но мольбы ее не были услышаны. Сталь ярко сверкнула в лучах полуденного солнца, и шпаги скрестились с мелодичным звоном.

Саймон был в такой ярости, какой сам от себя не ожидал. Он был готов разорвать Рокуэлла голыми руками!

Однако, ярость — плохой помощник в смертельном поединке; а