Рубиновая звезда (Сборник) - Николай Шагурин

Однако старик переоценил свои силы. Безымянному, прошедшему после войны дополнительную тренировку в школе «джи-мэнов» и притонах крупных заокеанских городов, было известно множество, запрещенных приемов рукопашной борьбы. Одним из таких приемов он и воспользовался сейчас. Дед Савчук охнул и свалился теряя сознание. Безымянный безумно торопился, и только это спасло старика от смерти. Калитка была заперта на простенький замок, крякнув, сразу уступил универсальному инструменту. Через несколько секунд Безымянный был на дороге, ведущей в Чаплынку, где его с обеда поджидали зеленая машина и Щербань.

Деда Савчука обнаружил в траве Костров. Когда он привел старика в чувство, дед с полминуты глядел на него непонимающими глазами, потом вскочил и не говоря ни слова, кинулся на центральную усадьбу. Костров недоуменно пожал плечами и пошел вслед за ним.

…Принесли из флигеля вещи, принадлежавшие мнимому Кристеву. В числе их был объемистый портфель с ремнями, в каких командировочные возят полотенце, смену белья, пластмассовую мыльницу и прочий дорожный инвентарь вместе с бумагами.

И здесь Соболь обнаружил такие же предметы. Но, кроме них, в портфеле находились две коробки. В одной лежало с полдюжины тщательно закупоренных пробирок с какой-то плесенью. Открыв другую коробку, испещренную дырочками, Соболь увидел множество крохотных белых личинок. Любушко долго и внимательно рассматривал их через увеличительное стекло.

— Какая подлость! — сказал он, поднимая, наконец, голову. — Знаете, что это такое? Страшнейший бич плодовых садов! — Любушко привел латинское название вредителя. — До сих пор эта пакость в Советском Союзе не встречалась. Зато в Южной Америке она разорила тысячи садоводов. Заведется несколько таких вот штучек на дереве, и — прощай, фруктовый сад!

— Вот так фитопатолог! — воскликнул Костров.

— Кто же все-таки этот субъект, скажите нам, товарищ Соболь? — снова обратился к майору Любушко.

— Человек без родины и без имени, — ответил Соболь. — Работал для гитлеровцев в Америке, попался, и был заслан в «Третью империю» уже как американский разведчик. Потом стал «двойником» и обслуживал обе стороны. Во время оккупации Крыма подвизался в керченском гестапо.

— Точно! — вставил дед Савчук.

— После войны сидел в тюрьме в Бонне как военный преступник. Вызволили его оттуда новые хозяева. Сами понимаете: такой тип сущая находка для любой охранки.

— Я не сомневался, что, кроме охоты за «Рубиновой звездой», у него есть другие, далеко идущие цели. Сейчас нужно не только обезвредить этого субъекта. Он тянет за собой нить, которая должна привести к фигуре покрупнее. А в ее распоряжении имеется кое-что посерьезнее этих «иностранцев» (Соболь постучал ногтем по коробке с дырочками), нечто такое, что угрожает уже не растениям, а людям…

— Где же вы думаете теперь его искать? — спросил Алмазов.

— Игра идет к концу. У него теперь может быть только один маршрут — на Ялту. Нужно сделать все возможное, чтобы перехватить его прежде, чем он достигнет Черноморского побережья.

— Берите мой «ЗИМ», Виктор Михайлович. Отличная машина, — предложил Алмазов. Соболь махнул рукой:

— Э, он сейчас уже мчится где-нибудь на подходах к Перекопскому перешейку и, конечно, нарушает связь и впереди.

— Товарищ майор! — дед Савчук вскочил и вытянулся по-военному. — Разрешите доложить?

— Говорите, Иван Иванович.

— Воевал я трохи, товарищ майор. И тут допомогнуть хочу. И есть у меня думка. Вам треба к нему в тыл выйти?

— Да.

— Так що ж гадать: пойдемте через Сиваш, товарищ майор.

— А ведь идея! — сказал Любушко. — Ему, чтобы в Крым выбраться, нужно крюк сделать по Присивашью километров 70. Да от Перекопа до побережья самой лихой езды еще часа четыре. А через Сиваш вы пешком через час до Крыма доберетесь. Тут до деревни Чуваш напрямик километров пять-шесть. Там и связь, там и машину достанете. Вам своего «подшефного» на дороге еще ожидать придется.

— Верно! — согласился просиявший Соболь. — Идея принимается, Иван Иванович. Да только кто поведет?

— Я и поведу! — сказал дед Савчук.

— Сейчас?

— Как команду дадите, товарищ майор, так и пойдем — только шесты взять…

— Рискованная затея! — вмешался Костров. — Ночью? Попадете в прогноину и поминай вас, как звали.

— Это я-то? В прогноину? — воскликнул дед Савчук, до крайности обиженный таким недоверием к его опыту сивашского следопыта. — Роту давайте: под самый Чуваш выведу и голенищ не замочат!

— Да я пошутил, Иван Иванович! — оправдывался смущенный Костров.

— Та разве ж то шутки? Дело государственное! — серьезно сказал дед Савчук.

Любушко, Алмазов, Костров крепко жали руки уходящим:

— Желаем успеха!

Алмазов пристально поглядел в глаза Соболя.

— Виктор Михайлович, объявляете шах?

Соболь кивнул головой.

— Объявляю шах! — сказал он.

Глава Х

ВТОРАЯ ЖИЗНЬ ЗЛАТАНА КРИСТЕВА

Проводив Соболя и деда Савчука, академик и профессор некоторое время молчали. Потом Алмазов произнес:

— Какова наглость, а? Но теперь, я думаю, убийца не минует расплаты…

— Убийца? Разве он кого-нибудь убил?

— Да, ты не знаешь: этот негодяй убил — настоящего Кристева.

— Убил?! — Любушко высоко поднял брови.

— Да.

— И Кристев умер?

— Да. Во всяком случае, довольно долго находился в состоянии клинической смерти.

И Алмазов посвятил академика в события недавней ночи. Рассказывал он сжато, образно. Любушко словно наяву видел «Хаос», пещеру, машину с красным крестом, бешено мчащуюся к Алуште, и бездыханное тело Кристева, опускаемое на операционный стол в хирургической клинике института имени Павлова.

…Дверь операционной захлопнулась перед Соболем. Майор решил подождать исхода смелой операции: Алмазов сообщил, что она будет продолжаться минут двадцать. Соболь опустился на диван. Внешне майор был спокоен и только часто поглядывал, на циферблат ручных часов.

А в операционной, сверкающей белой краской стен, стеклом, никелем хирургических инструментов, уже кипела деятельность, четкая, быстрая, почти бесшумная, целиком подчиненная движению секундной стрелки часов, на которую была положена судьба человеческой жизни. Как по мановению волшебной палочки, комната наполнилась ассистентами, в большинстве молодыми научными работниками, учениками Алмазова. Сам Алмазов, уже в белой шапочке, с повязкой, закрывающей рот, склонился над обнаженным телом Кристева, смуглым, мускулистым, озаренным светом бестеневой лампы.