Мажор: Путёвка в спецназ - Вячеслав Иванович Соколов

на лицо, точнее на руки. Думал: слегка крышей еду, такие галюны ловить. Ведь такого не бывает, нет, я, конечно, замечал, что в бою время течёт, как бы медленней, но это от адреналина — восприятие ускоряется и всё такое... А здесь? Я же видел, как пуля летит. Ме-е-едленно так. А если запрут в какой-нибудь лаборатории? И всё, получи папа похоронку на сына. Ну, нафиг!

Видно что-то такое отразилось на моём лице и Рогожин, усмехнувшись, сказал:

— Достань сигареты.

Я, послушно вытащив из кармана пачку «Явы», протянул ему.

— Не надо, — и убрав руки за спину, продолжил: — Открой!

Открыв, с ожиданием смотрю на него.

— Посчитай.

— Пять.

Командир улыбается:

— Ты уверен? Посчитай снова!

Пожав плечами, перевожу взгляд на пачку: «Чёрт! Четыре! Гоню?» Поднимаю взгляд, на Рогожина: «Твою мать!» Сидит, довольно улыбаясь, а во рту сигарета. «Он же не курит?» — пролетела шальная мысль. Мля-я-ять!

— Това-а-а... Э-э-э... Руслан?

Командир, всё так же улыбаясь, подмигивает:

— Ну что, учиться будем?

— Опять? — содрогаюсь я.

Палатку заливает хохот Руслана. Я пытаюсь сдержаться, но мне это не удаётся, поэтому присоединяюсь к нему. И вот, наконец-то, тяжесть, преследовавшая меня последние дни, отступила. Стало легко и свободно. Теперь не пропаду, мой командир любому глотку порвёт за своих!

— Ну что ж, брат Егорка! Для начала я научу тебя контролировать этот процесс, вызывая его по своему желанию. И регулировать скорость, а то, знаешь ли, перестараешься и загнёшься с непривычки. Особенно, если так разгоняться. Кстати, удивил ты меня, даже не знал, что так разогнаться можно. Хотя в твоём случае, даже не знаю, чего ожидать ещё!?

— В моём случае? — заинтересовался я. — А что со мной?

— Ничего, просто удивил ты меня!

Странно... Я вдруг отчётливо понял — врёт! Но настаивать не рискнул. А ведь не первая оговорка. Далеко не первая и не последняя. И ведь, сколько я помню, с самого первого дня нашего знакомства, он уделял мне пристальное внимание и гонял больше и бил больнее. Но это я так возмущаюсь, если бы Руслан не гонял меня то, скорее всего, остался бы я на том перевале, рядом с Тунгусом. Или чуть позже, поводов то хоть отбавляй...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Странные всё-таки у Рогожина методы убеждения, странные, но действенные... Взять хотя бы тот показательный суд, который он учинил над нами — надо мной и Санькой. Мы как раз вернулись с той злополучной зачистки, когда Саня чуть не отправился на тот свет! И пребывали в весьма расстроенных чувствах — оба! Напарник, застреливший парнишку и я, убивший его мать! В душе как будто что-то оборвалось; я убил женщину! Беременную!!! Было такое ощущение, что я весь в крови: даже во рту был привкус крови.

Сашка тоже выглядел не лучшим образом, и мы добивали уже вторую пачку сигарет. Парни же тактично молчали и не задавали лишних вопросов.

И вот сидя на своих кроватях, измазанные крайне вонючей мазью Степаныча, придавались душевным терзаниям. Рогожин влетел как тайфун и сразу начал раздавать приказы. В результате получился этакий импровизированный судебный зал. За столом сидели Рогожин и Степаныч, мы в стороне на двух табуретах, а парни изображали зал...

— Итак! Я сегодня буду прокурором, — командир глотнул чай, который поставили перед ним в железной кружке. Одобрительно кивнул и продолжил: — Так же я буду и судьёй! Степаныч секретарь. Отвода по составу суда нет? Вот и хорошо! Тогда приступим...

— А адвокат? — задал вполне резонный, с моей точки зрения, вопрос Балагур.

— А надо? — Рогожин ухмыльнулся и посмотрел на нас с Сашкой.

Мы замотали головами:

— Нет. Вы же самый честный... — начал я.

— ... и гуманный судья, — поддержал меня напарник. Или подельник?

— Это вы правильно заметили, — довольный Рогожин встал и, подойдя к нам, продолжил: — Врать не будете, так и будет! Но если хоть слово соврёте, отправлю на гражданку! Ясно?

Киваем:

— Так точно!

— От и хорошо. От это славно! — довольно потирая руками, вернулся за стол. — Ну и расскажите нам для начала, что вы там учудили. Подробно!

Рассказывали, дополняя друг друга, минут двадцать. После чего Рогожин выдвинул свои претензии:

— Обвиняю вас: в халатности, невнимательности и самое главное: в нарушении приказа!

—Командир! — в едином порыве все десять человек подскакивают со своих мест!

— Что? Я спрашиваю, чего вскочили? Я какой приказ отдал? Не жалеть никого, при малейшем подозрении валить, а эти? Вы должны были не ручки ей нежно крутить, а вырубить сразу. Кстати, Балагур, а ну-ка иди сюда: третьим будешь!

Понурив голову, Вовка присоединился к нам.

— От это красавцы! Диверсанты! Мать вашу! Один командовать не может, другой перед врагом покурить садится, а третий...

— Командир, — не выдерживаю, — ну перед каким врагом? Это только моя вина, после того как Саня застрелил... э-э-э... парня, я приказал ему...

— Ребёнка.

— Что?

— Ты хотел сказать: ребёнка!

— Я... Нет! Он не ребёнок! Взял оружие — солдат!

— Ага! А баба, которую ты располовинил? Тоже солдат?

Я судорожно сглотнул, вспоминая этот страшный момент.

— Нет, — качаю головой, — мы её сына убили... Она... Она...

— Террористка! — хриплый голос Сашки перекрывает мои сумбурные объяснения.

— Что?

— Я говорю, она террористка! — голос Сашки окреп.

— Продолжай, — в голосе Рогожина слышится интерес.

— Она стреляла в солдата Российской армии, значит террористка!

— Ой-ли? Вы же на её глазах сына убили. Какая же она террористка?

— Самая настоящая! Это она убила своих детей! Ей всего лишь нужно было сидеть в доме! И тогда: все — остались бы живы. Она была мертва в тот момент, когда из люка вылетели граната. А Егор дал ей шанс на жизнь... А мы... Мы...

— Расслабились! — меня разобрала злость. — Командир, я виноват! Повёлся на то, что мать должна была защищать своего нерождённого ребёнка. Я дурак, она нас ненавидела и презирала! Истово! И детей так же воспитывала, так что, убив её: я спас, возможно, сотни жизней! И пацан этот тоже готовился убивать и