Снежные псы - Эдуард Веркин

— Кипчак? — удивленно переспросил я.

— Да, Кипчак, сын Робера. Да ладно, не прикидывайся, что забыл все. Такое ведь не забудешь! Ты там еще показал себя во всей мощи, прямо сражение при Фермопилах устроил.

Перец подмигнул.

Я покраснел. Хорошо, хоть маска на мне была. Да, слишком уж я там героически себя показал. Прямо не знаю, царь Леонид какой-то на самом деле, правильно Перец подметил. Сначала вроде приятно было героем себя чувствовать, а потом стыдно стало. Неудобно, что ли… Я не любил тот эпизод вспоминать, а если вспоминал, то вздрагивал от неприятности. Если же он мне снился, то я просыпался.

Перец продолжал:

— Ты тогда всю нашу дорогу лопушком прикидывался, типа, ничего не могу, ничего не понимаю, а как пришел урочный час, так ты и вышел… Весь такой блистающий, весь такой ослепительный, аж отслоением сетчатки грозило!

Злобненько.

— Не надоело придуриваться? — нахмурился я.

— Пух, пух, — Перец изобразил перестрелку, — и жесточайше почикал негодяев! Как там говорится… Беспрекословной рукой, во! Так их отбеспрекословил, что у них всякая охота на добрых людей нападать и отпала. И вообще все отпало, они все померли враз. Знаешь, в честь такого выдающегося события мой друг Поленов, ты его не знаешь… мог бы сделать тебе отличную татуировку. Вытатуировать у тебя на груди тебя самого! Или нет, лучше не тебя самого, лучше Мамина-Сибиряка.

— При чем здесь Мамин-Сибиряк?

— А ни при чем, — хохотнул Перец. — Фамилия просто такая… Величественная. Не знаю, как тебе, а мне на ум приходят простые, но в то же время волнующие строки. Допустим, такие:

Лошадка хмурая

Бредет скрозь лес

А я прицелился

Достал обрез…

— Погнал ты что-то… — осторожно сказал я.

Перец часто стал гнать. Гнать и стишки сочинять. Какая-то в нем нервозность ни с того ни с сего прорезалась, я уже говорил. Не знаю, мне кажется, его лечить надо. Комплексными методами. Но он лечиться не будет, он упертый. Будет веселиться.

— Почему это погнал? — напрягся Перец.

— Ну вот что это значит — «а я прицелился, достал обрез…»? Обычно наоборот бывает. Обычно сначала обрез достают, а потом уже прицеливаются.

— Верно, — кивнул он, — я не заметил. Я вообще такой невнимательный, ничего не вижу. Вернее, вижу, но понимаю, что именно видел, только потом. Вижу — сволочь какая-то, но не понимаю…

Перец сбросил полушубок, выхватил меч. Я же говорю, заносит его. Юноша на грани нервного срыва.

— Лариска на тебя так тогда смотрела… — Перец игриво пошевелил бровями. — С восхищением.

Он подошел и принялся тыкать меня рукояткой в бок, снова подмигивать, щурить глаз и вообще натужно веселиться.

— С таким восхищением… Прямо, ну не знаю… Ты ее поразил!

Перец начал медленно вертеть мечом над головой. Над своей. Ну и над моей заодно. Не очень приятно.

— Ты имел бы у нее успех, — сказал Перец. — Настоящий герой…

— Да какая Лариска-то?

— Ты бы имел успех… — талдычил Перец. — Большой успех. Еще бы — такой могучий, защитил женщин, больных, детей, больных женщин и детей, сирых, убогих, одноногих…

Опять. Опять заскок.

— Герой… — Перец поморщился. — Без страха и упрека…

Потом шагнул назад, сделал незаметное движение, и клинок оказался у самого моего носа. Острием. Перец улыбался.

— Какая Лариска? — повторил я вопрос. — Ты чего? Может, тебе кровь дурную отворить стоит, сбросить давление?

— Не помнишь? — Перец прищурился еще больше. — Кровь отворить?

— Не помню, — простодушно ответил я. — У меня провалы в памяти случаются… Я тогда переволновался…

— Да ладно, — Перец отступился, — ладно. Ну, та, рыжая. Лара. Неужели ты внимания не обратил? Она такая, эффектная.

Перец взмахнул мечом в сторону большого сталагмита. Сталагмит секунду еще стоял, затем съехал и раскололся.

— Такая, знаешь… — Перец глядел на другой сталагмит. — Такая…

Я молчал. Ждал, что будет дальше. А он принялся рубить сосульки.

— Она думала, что я дурачок… Дурачок…

Перец размахивал мечом, ледяшки разлетались крупными осколками.

— Дурачок, дурачок, дурачок…

Совсем разошелся, целую просеку вырубил. И быстро так! Вырубил и сделал вид, что утомился.

— Нервы надо беречь, — сказал я назидательно. — Распустился, как баба…

Этот псих отвернулся от сталагмитов и уставился на меня. Обострение обострялось…

— Чего глядишь?

— Давай, — Перец неожиданно посерьезнел.

— Что давать?

— Давай, — Перец кивнул на кобуры, — кто кого.

— Не хочу.

— Отчего не хочешь?

— Оттого, что холодно, — ответил я. — Придется раздеваться, валенки расшнуровывать…

— Так и скажи… — Перец спрятал меч в ножны. — Так и скажи, что боисся.

— Не боюсь.

Вообще-то мне на самом деле не хотелось снимать полушубок. На самом деле холодно, к тому же на мосту еще и ветер такой дул, мерзлое ухо, прибавлял свежести.

— Боисся… — не успокаивался Перец. — Я сразу заметил, что ты по части реальных схваток слабоват. Ты только перед девками герой, любишь, чтобы они тобой восхищались и падали в обмороки. Ты просто девчачий герой! Я сегодня нарочно выйду в город, найду перекись водорода в таблетках, для тебя специально. Чтобы ты челку в блондинистый цвет перекрасил и ходил так…

Я скинул полушубок. Не, я не позволил себя развести, меня вообще трудно развести. Просто я подумал, что, если мы сейчас в очередной раз не выясним, что он круче меня, он ведь не успокоится. Будет ныть, ругаться, а потом еще какую-нибудь мне гадость мелкую устроит во время похода. Так что лучше уж сейчас, сразу разобраться.

Смешно. Перец ревнует. Себя к себе. Какой психологизм! Если бы про нашу историю узнал Рюноскэ Акутагава, он бы съел собственный котелок. Таких психологических Марианских впадин даже у него нет.

— Ого! — продолжал меня дразнить Перец. — Да ты не так труслив, как мне казалось! Пожалуй, я тебе не перекись водорода достану, пожалуй, я тебе хну подарю…

— На раз-два-три? — спросил я.

— К черту раз-два-три. На звук.

— На звук так на звук, — согласился я.

Перец кряхтя поднял с моста обломок сталагмита, широко размахнулся и подкинул кусок в воздух.

— Понеслась… — Перец скрипнул зубами.

Мы стояли друг против друга и ждали, когда лед ударит в лед.

Мне показалось, что я услышал звук раньше, во всяком случае, я уже тянулся к рукояткам револьверов, а Перец стоял совершенно расслабленно. И я начал поднимать оружие, заранее давить на курки, как вдруг…

Я даже не заметил толком, как он это сделал. Быстро, как в фильмах про самураев. В руках вспыхнула боль, удар меча выворотил револьверы, они с мерзлым железным звуком грохнулись на мост.