Прошлое и будущее - Шарль Азнавур

Наконец‑то мы свободны! Теперь можно подумать о приятных и обыденных вещах. И мы объявили о бракосочетании, назначили день свадьбы. Я отправился в армянскую церковь на улице Жан — Гужон, 15, находившуюся в VII округе, чтобы оговорить условия. Семья Азнавурян была достаточно известна в общине, и я признался священнику, что средства позволяют мне оплатить лишь скромное благословение. У него появилась прекрасная мысль: если я перенесу на неделю дату церемонии, то смогу воспользоваться пышным цветочным убранством церкви, оставшимся после бракосочетания младшего Бека, наследника известных филателистов с площади Мадлен, который устраивал роскошную свадьбу. Мы с Мишлин поженились, как богатые люди. Выйдя из церкви, я потратил на такси последние пятьдесят франков. После небольшой вечеринки в доме моих родителей мы переехали на улицу Лувуа, 27, в комнату, предоставленную нам семейством Парсегян, которые были нам очень близки и приходились маме родственниками. Это были Симон, Робер, Арман, Нелли и семья Папазян с детьми Катриной, Шаке и Миной. Комната находилась на последнем этаже, окна выходили в коридор. Все удобства — на лестничной клетке. Зато у нас был камин, а немногочисленная мебель сотрясалась всякий раз, когда над домом пролетали самолеты. Но мы были молоды и влюблены. Мы были богемой, а это значит, что мы были счастливы.

Нам обоим было двадцать лет,Когда, живя под одной крышей,Мы вместе боролись с нищетой.Тогда мы были совсем детьми,И глядя на нас, люди говорили:«Посмотрите, как они похожи».Взявшись за руки,Мы боролись с ударами судьбыИ справлялись с проблемами,А когда голодали,Ты питалась иллюзиями,Тебе хватало того,Что я тебя люблю.

Контрабас

Кем в действительности были тогда Рош и Азнавур? Молодыми людьми, безумно влюбленными в музыку и сцену — только и всего. Рош обожал джаз, а я, как вы уже знаете, был страстным поклонником вальса, танго и пасодобля, который мог танцевать без конца. Я помнил все слова, даже на испанском языке, которого совершенно не знал! В начале нашей карьеры мы находили в Париже и на окраине небольшие мюзик — холлы, такие как «Эксельсиор» в отеле «Итальянские ворота», казино у моста Шарантон, казино «Сен — Мартен», а также другие заведения в провинциальных городках, но чаще всего пели в кабаре. Заработки были славные, и все же у нас не было ни малейшего желания устраивать себе передышку даже на день. В отличие от стрекозы из известной басни, мы рисковали остаться с носом именно в летний период. В первое лето после окончания войны понемногу начали открываться казино, расположенные на берегу моря. Мы с Пьером беспокоились, что не удастся найти работу. И тогда один из наших друзей, Тони Андал, который никак не мог найти пианиста для своего квинтета, пришел к Рошу, умоляя выручить его. Без пианиста ансамбль не мог получить ангажемент в казино «Сен — Рафа- эль», которое вот — вот должно было открыться, хотя хозяева еще не успели полностью устранить последствия бурной высадки союзников. Речь шла о контракте на весь летний сезон. У Роша от этого предложения потекли слюнки, но тут он столкнулся с дилеммой: а что же делать со мной? Ограниченный бюджет Тони не позволял содержать при оркестре певца. «Вот если бы ты на контрабасе мог играть! — сожалел тот, — у меня пока никого нет». Я ответил illico[21]: «Легко! Немного подзанимаюсь, и все. В детстве я учился играть на скрипке, так что наверняка все получится, к тому же у меня прекрасный музыкальный слух». Тони мои доводы ничуть не убедили. Но Рош заверил его: «Вот увидишь, все будет прекрасно. У нас впереди три недели, мы успеем его подготовить». Контракт был подписан. Дело оставалось за малым — в темпе научиться играть на контрабасе. Я и к скрипке‑то не прикасался лет десять. Исаак Стерн мог спать спокойно, я не был ему конкурентом. А тут, подумайте сами — контрабас! Пьер сказал: «Я дам тебе партии некоторых американских песен для контрабаса. Вот увидишь, там делать нечего!» Музыкант должен быть профессионалом, а не дилетантом. Это я понял в тот самый день, когда впервые взял в руки контрабас. Но на «после — войне» как на «после — войне», пришлось приняться за дело! И я приступил к делу, успокаивая себя так: учитывая мой небольшой рост и вес (весил я около 50 килограммов), можно будет воспользоваться инструментом как ширмой, и тогда, возможно, меня никто не заметит.

Мы взяли напрокат самый большой контрабас, который смогли найти, и я как одержимый принялся учиться играть, хотя был в этом даже хуже дилетанта. Выучил наизусть пять мелодий: «lean give you anything but love», «Long ago andfaraway», «Bye Bye Blackbird», «Oh lady be good» и «Star dust»[22]. С таким вот музыкальным багажом, сведенным к самому простому его выражению, мы поселились в замечательном семейном пансионе рядом с казино. Мы — это Рош с Лидией, своей последней пассией украинского происхождения, и я с Аидой и Мишлин. И понеслось! В первый вечер я с жаром играл на контрабасе, на время танго заменял Пьера за фортепьяно и спел несколько куплетов, правда с некоторой опаской, поскольку это не предусматривалось контрактом. Не так уж плохо для начала! Когда в зале появлялся управляющий, мы начинали играть американские мелодии, которые я успел выучить. Это продолжалось до тех пор, пока он не заметил, что мы играем одно и то же. Надо было искать какой‑то выход. Но однажды вечером произошло чудо. По — видимому, Боженька все же помогает горе — музыкантам. Один подвыпивший посетитель потерял равновесие и в отчаянии уцепился за контрабас, стоявший возле сцены на небольшом возвышении. Слившись в объятиях, оба рухнули на танцевальную площадку под дружный смех танцующих парочек, а когда приземлились на пол, клиент оказался цел и невредим, а у контрабаса были сломаны «ребра». Могли я надеяться на лучшее? Ближайшая скрипичная мастерская — в пятидесяти километрах. Мы проделали это долгое путешествие, и мастер, милый человек, пообещал быстро починить инструмент. Нас это не очень‑то устраивало, и мне насилу удалось объяснить ему, что мы совершенно, ну совершенно не торопимся…

Месяц спустя меня срочно отвезли в больницу с аппендицитом и перитонитом в начальной стадии. На месте оказался только один дежурный хирург, который, Бог его знает почему, не имел права оперировать. Учитывая срочность, я подписал бумагу, разрешающую мое «вскрытие». Он справился настолько хорошо, что шва почти не видно. За время моего выздоровления контрабас вернулся в лоно семьи и был перенесен в подсобное помещение, где мирно пролежал до окончания нашего контракта. А я, на законных основаниях, поскольку слабое здоровье не позволяло мне держать столь тяжелый инструмент, все оставшееся время выступал в казино в качестве певца при оркестре.