«Пассажир» из Сан-Франциско - Анатолий Маркович Бальчев

палками в отбивную не превратили. А что?! Кто знает, что у них на уме и чего от них ждать?! По крайней мере, он, Баринов, не знает. Инструкции, полученные им на ковре в Москве, были лаконичны и не подразумевали лишних вопросов. А когда получаешь указания, на таком уровне любой вопрос некстати. Даже головой кивать, мол, так точно, понял — западло. Если ты такой несообразительный, то, какого хрена здесь болтаешься?! В кругу таких сообразительных?

— В Катманду к вам подойдет человек, назовет вас Барином. Вы поправите его. Человек извинится, но повторит ошибку…

До сих пор к нему так никто и не подошел.

У Лахтью хватало образования без запинки величать его «господин Баринов».

Он уже начинал дергаться, но перед отлетом его напутствовали коротко и ясно:

— И не гони там волну…

…Учитель величаво кивнул, окинул Баринова вынимающим душу взглядом — или это у страха глаза велики?! — начал говорить размеренно, монотонно.

«Гипнотизер, похоже, — решил Баринов. — Экстрасенс. Наш Кашпировский ему, поди, в подметки не годится».

Похоже, он не ошибся. Учитель смотрел прямо перед собой, адресуя слова всем присутствующим. Его плавная напевная речь словно бы погрузила присутствующих в транс, послушники согласно кивали головами, и Баринов вдруг заметил, что следует их примеру. Хотя и понимал-то через пень-колоду, смутно улавливая бормочущий скорогово-рочный перевод Лахтью.

— …время, отпущенное для нас, пятой расы, — бубнил над ухом тот, — истекает. Шестая уже зародилась, теперь мир будет принадлежать ей. И все, что несет смерть для пятой, — будет благом для шестой. Непосвященному, простому человеку понять это трудно. Великое движение не остановить. И только избранный идет этим путем, сея смерть, ради всходов новой жизни…

За проповедью последовала безалкогольная трапеза. Не есть совсем Баринов не мог — этикет, ети его мать! Поэтому прилежно надщипывал предложенные ему блюда, с единственной мыслью в какой-то похмельной голове: «Приеду в гостиницу, надо водки выпить. И побольше. Глядишь, только поносом отделаюсь…»

— А вы действительно из России? — спросил Учитель, когда его подвели для ближайшего ознакомления к трону.

Что говорить-то, пропади ты все пропадом?! Ну, Лахтью! Ну, тварь экземная! И тут Баринова осенило: да лепи, что ни попадя! Переведут, как надо. И ему, и тебе. Так что будь спок!

И такой у него в общих чертах вышел с Учителем диалог:

— А что, не похож?

Учитель покачал головой:

— У вас же добрые глаза…

— У большинства русских такие, если учесть, что глаза зеркало души, — нашелся Баринов.

Интересно, Лахтья об этом разговоре только в местные «органы» доложит или в российские тоже? Зачем его только понесло на эту встречу… Знал бы, не ходил.

— Россия — это страна, которая все время с кем-то воюет…

— Это от безысходности. Мы мирные люди, но наш бронепоезд… — продекламировал он. Из песни, как известно, слова не выкинешь.

— Надо, чтобы мир очистился от скверны для таких мирных, как вы. Войны, эпидемии, наркотики — все это закономерно…

Спускаться всегда труднее, чем подниматься. Солнце завалилось до следующего утра в какой-то скальный мешок и остроугольные камни, которыми будто специально была выложена тропинка — своеобразный камертон, определяющий гармоничность состояния души пообщавшегося с Вечностью! — отливали суточными пятками покойника.

Баринов, пуская мини-камнепады, шел впереди, Лахтья, как горный козел, ловко перескакивал с булыжника на булыжник.

«Козел — он и есть козел, — сердился Баринов. — Без разницы, горный или степной…»

— Не оступитесь, Барин, — неожиданно проявил повышенную заботу Лахтья. — Ущелье глубокое…

Баринов даже решил, что он нарочно сказал под ногу. Потому что тропинка под ним поехала так стремительно, набирая скорость, что Лахтью пришлось ухватить его за выбившуюся рубаху, если не на грани, то на краю. Он лишился дара речи, в который раз, за сегодняшний день, столкнувшись с Вечностью, притормозив на излете…

И все-таки у него хватило пороху, стараясь высвободиться из цепкой руки Лахтью, попытаться свести все к шутке:

— Какой я вам барин? Заговариваетесь, уважаемый! У нас в стране, как вам должно быть известно, все баре в семнадцатом году перевелись…

— Сами по себе? — уточнил Лахтью. — Как скажете, Барин. Только с культурной программой пора заканчивать… — …Решено. Все поставки из Золотого треугольника пойдут через вас. И не только в Европу…

Этого разговора Барин ждал уже давно. Не с Лахтью, так с кем-нибудь другим. Ждал и боялся. Потому что хорошо усвоил: вход в систему стоит рубль, а вот выход…

Он даже боялся об этом заикнуться. Но мысль выйти сухим из воды становилась все назойливее да и актуальнее тоже. Мир менялся, железные занавесы превращались в дымовые завесы.

В последнее время Фонд «Здоровье и спорт» и так приносил Барину достаточно дохода, а вселенские планы Учителя грозили подорвать с таким трудом достигнутое благополучие. Он закидывал удочки по своим каналам, как бы обойтись малой кровью, и это, судя по всему, не прошло незамеченным. Однако приняло совершенно противоположенный оборот. В своей заоблачной Тмутаракани они отказывались считаться с реальностью.

Лахтью, вместо того чтобы ослабить гайки, пытался нарезать новую резьбу.

— Еще виски? — любезно предложил Барин, пытаясь выгадать время и по ходу сориентироваться, как вести себя дальше.

— Не стоит, — русский язык Лахтьи на глазах становился значительно лучше, а взгляд жестче.

— Значит, перспектива заглотить все регионы? Оно, конечно, заманчиво. Но…

— Вечно это ваше русское «но». А без него никак нельзя обойтись?

— Можно, но…

— Черт с вами, — безнадежно махнул рукой Лахтью. — Хотя начинать с «но» на мой взгляд, не слишком перспективная затея…

— Как насчет несварения желудка? — поинтересовался Барин. — Не слишком ли жирно?

— Жизнь коротка — сначала съешь десерт, — с чисто восточной философией коротко и ясно изложил свою точку зрения Лахтью…

— Мне ваши десерты уже давно поперек гор-ЛЭ…

— Мы это заметили, — сказал Лахтью.

И Барин осекся. Завертел головой, как бы в поисках поддержки, и не нашел ничего лучшего, как сказать:

— Я старый, уставший человек…

Отрицаний не последовало.

— И это тоже, — буднично констатировал Лахтью.

Повисла тупиковая тишина, и Барин вдруг отчетливо понял, что она грозит затянуться на веки вечные…

— Вы меня неправильно поняли, — несколько поспешно, чтобы оставаться в седле, — сказал он. — Я имел в виду…

— Правильно, — пресек дальнейшие излияния Лахтью. И снисходительно взглянув на Барина, разрядил обстановку: — У вас будет хороший помощник. Я вам его сейчас представлю.

Барин даже не стал корчить мину, хотя игра откровенно сложилась не в его пользу:

«Пронесло, — облегченно выдохнул он внутри себя. — А ведь был на волосок! Эти басурмане и хоронить бы не стали. Выбросили труп на помойку за базаром, мимо которого проезжали, собаки с ним в