Пурпурная сеть - Мола Кармен

В офисе она столкнулась с Марьяхо.

— Ты еще не ушла?

— Нет, я ждала, когда ты закончишь с Ярумом. Как прошел допрос?

— Ты была права, он у них главный. Я оставила его дозревать.

— Хорошо, тогда завтра продолжим. Я иду в кино. Не хочешь присоединиться?

— Я даже и не помню, когда в последний раз была в кино, но точно знаю, что много лет назад.

— Так пойдем!

— Нет. Хорошего тебе вечера.

— До свидания. И отдохни немного.

— Да, сейчас разберусь кое с чем и уйду. До завтра.

Элена села за стол, на котором лежала папка. В ней были личные дела девушек с прикрепленными к ним большими фотографиями. С одной из них на Элену смотрела Айша Бассир. Улыбающаяся, глазастая. Элена впервые увидела ее лицо, не изуродованное пытками. Его нельзя было назвать красивым, но оно пленяло юностью и обаятельной улыбкой. В личном деле упоминался строптивый характер Айши, ее побеги из приюта, ссоры с детьми и воспитателями.

Вторым было личное дело Ауроры, дочери Мар Сепульведы. Элена не успела его прочитать, потому что задохнулась, едва увидев фотографию. Ей было знакомо это лицо, эти карие глаза. В памяти тотчас всплыло видео, которое прислал Лукас, кадры, которые терзали Элену в кошмарных снах: Лукас с ножом в руке говорит матери, чтобы она больше не искала его, потому что ей вряд ли понравится то, во что он превратился. Элена не могла забыть лихорадочный блеск его глаз и садистскую улыбку. Не могла забыть ужас на лице девушки. С фотографии из личного дела она смотрела иначе, доверчиво и в то же время вызывающе, но сомнений у Элены не было: Аурора — именно та девушка, которую пытал ее сын.

Часть вторая

Никто

Клянусь тебе, что никто,

даже смерть,

не сможет нас разлучить[10].

В карты они играли часами. Она удивлялась, как Лукасу не надоедает это. Иногда он втихаря сдавал себе две карты вместо одной. Заметив жульничество, она наказывала его щекоткой. Мальчик ей нравился. Он был ласковым, веселым. Но и задумчивым. Он часто лежал на кровати, смотрел в потолок и думал о чем-то своем. Она пользовалась этими моментами, чтобы выйти покурить или прогуляться на свежем воздухе.

Он почти не жаловался на заточение. Казалось, он сразу догадался, какая участь его ждет. В первые дни он еще просил выйти с ним на улицу, спрашивал, могут ли они покачаться на качелях или побегать по парку. Потом перестал. Про маму он не спросил ни разу. Она знала, что этот вопрос жжет его изнутри, просто не могла поверить, что ребенок не задавался им каждую минуту. Но гордость не позволяла Лукасу произнести его вслух. Он не хотел выказывать слабость и предпочитал страдать молча.

Она тоже притворялась. Несмотря на жалость к мальчику, она не должна была раскисать. Это было опасно. Поэтому она обращалась с ним хорошо, ласково и терпеливо, но не пыталась заменить ему мать. Первое время, пока напуганный мальчик еще не понимал, что происходит, ей было трудно сдерживаться. Ведь она-то догадывалась, что его ждет, и потому в те первые недели изливала на него всю свою нежность.

А потом пришел он и увел Лукаса. Она хотела убедить его, что он слишком торопится, просила не делать этого, дать мальчику еще несколько недель. Говорила, что еще рано, он еще слишком маленький. Но все ее мольбы были бесполезны. Лукас ушел с ним. Испуганный, но не слишком: мальчику хотелось выбраться из этой комнаты, сменить обстановку. Дети любят новизну. Его наивность пресекла ее слабое сопротивление, и потом она проплакала несколько часов. Хорошие времена закончились. Даже оставшись в живых, мальчик уже никогда не будет прежним.

Была глубокая ночь, когда он привел Лукаса обратно. Мальчик был сам на себя не похож. Перепачканная кровью одежда превратилась в лохмотья, костяшки пальцев ободраны до мяса. Глаза помертвели. Губы дрожали, их покрывали красные, коричневые и фиолетовые точки. Лицо обезображено огромным синяком на правом виске. Она бросилась к Лукасу, хотела обнять. Но он оттолкнул ее, даже не взглянув. Лег на кровать и отвернулся к стене.

— Жесть, а не мальчишка, — сказал этот человек. — Ты не представляешь, что он устроил.

Из комнаты доносились глухие, монотонные удары. Мальчик бился головой о стену. Она попыталась подойти к нему, утешить, хотя бы уговорить, чтобы он не увечил себя, но он лягнул ее, и она упала. Мужчина ушел: что будет дальше, его не интересовало. А она в ужасе смотрела на Лукаса, который теперь бился головой о железную спинку кровати.

Глава 23

Элена Бланко вернулась в Пан-Бендито и оставила машину на том же месте, на площади Касадор, которая больше напоминала унылый тупик, окруженный ветхими домами. Она огляделась в поисках парней, которые сторожили ее «Ладу» в прошлый раз, получив от Анхеля Сарате половину двадцатиевровой купюры: им она доверяла. К счастью, подростки сразу попались ей на глаза.

— Присмотрите за моей машиной?

— Ладно, только не тупи и не рви деньги, — ответил один из парней. — Потом целую купюру отдашь.

— Сегодня полтос, — решил поторговаться второй. — В выходные цена выше.

— Договорились, пятьдесят.

Перед тем как войти в подъезд, она несколько раз глубоко вздохнула. Она сама не знала, что скажет матери Ауроры. Что ее дочь мертва, а убил ее сын Элены? К тому же она не знала этого наверняка, потому что запись обрывалась до того, как девушку убили. Возможно, Лукас и человек с оспинами сжалились над ней. Возможно, Аурора жива: пока труп не найден, остается надежда.

Элене было бы гораздо проще поговорить с Мар в полицейском участке Карабанчеля, но, когда она позвонила туда, ей сказали, что задержанную отпустили, — адвокат Мануэль Ромеро сумел добиться освобождения под смехотворный залог в шесть тысяч евро.

— И у нее нашлись такие деньги?

— Залог внес сам адвокат.

Поскольку было воскресенье, Элена не смогла связаться с адвокатской конторой Ромеро, и ей оставалось только поехать к Мар самой. В дом, который мог вызвать в ее душе любые чувства, кроме покоя. В район, где свинцовая тяжесть воскресного дня давила с особенной силой.

Когда они приходили сюда с Сарате, лифт работал. Сейчас он был сломан. Элена бесконечно долго взбиралась на пятый этаж. Каждый раз, когда работа требовала от нее физических усилий, она думала, что пора вернуться к тренировкам. На третьем этаже она столкнулась с латиноамериканцем в шляпе набекрень и с золотой цепочкой поверх баскетбольной майки с эмблемой НБА. Он бежал вниз так стремительно, что чуть не сбил ее с ног, но не притормозил и не извинился. На лестничную площадку этажом выше выскочила его мать и подняла крик. Она была очень толстой, в такой же майке, как и сын, и в коротких штанах, настолько тесных, что они едва не лопались.

— Куда тебя понесло, Вильсон, ты же еще ничего не сделал! — кричала она.

Убедившись, что сын ее уже не слышит, она недоуменно оглядела Элену, явно не понимая, что может делать в их доме прилично одетая женщина, и в бессильной досаде на отпрыска скрылась в квартире.

Элена позвонила в дверь. Накануне Мар долго не открывала, поэтому инспектор приготовилась ждать. После двух или трех звонков ей по-прежнему никто не открыл. Наконец из соседней квартиры выглянула пожилая сеньора:

— Мар нет дома.

— Вы не знаете, когда она вернется?

— Ничего я не знаю. Вчера за ней кто-то зашел, и ее увели.

— То есть как увели?

— Подумать только, ведь сколько она держалась! — вздохнула старуха. — А вчера была такая же, как прежде, как в те времена, когда кололась. Бедолага! И родители ее бедолаги, столько из-за нее натерпелись!

Старуха решительно захлопнула дверь. Прежде чем сесть в машину, Элена позвонила Сарате:

— Мар исчезла. Возьми Ческу, и отправляйтесь ее искать.