Песня сирены - Филиппа Карр

Мы пробыли в лесу два часа и собрались ехать дальше. Я нутром ощущала близость моего новоявленного кавалера, и он, вероятно, догадывался об этом. По выражению его глаз было видно, что я забавляю его. Но я держалась настороже: от него можно было ожидать чего угодно.

Было похоже на то, что они хорошо знали, куда едут. Мне показалось, что мы направляемся на юг, и я не ошиблась, ибо время от времени улавливала соленый запах моря. Мы держались в стороне от больших дорог. Наконец, мы добрались до какой-то одинокой фермы, расположенной вблизи моря. Рядом не было никаких селений.

Мы въехали во двор и спешились. Пока мы были в пути, я все время думала о том, как бы мне сбежать от тех, у кого оказалась в плену. Я понимала, что сделать это непросто, но мысль об этом не оставляла меня. Я воображала, какие бешенство и страх они испытают, когда обнаружат, что я исчезла, и это доставляло мне удовольствие.

Я поняла, что генерал Лангдон отнюдь не пленник этих людей, и пришла к заключению, что они похитили его из Тауэра. Конечно, это было опасным предприятием, но, должно быть, Хессенфилд умел добиваться того, что замышлял.

У меня зародилось подозрение, что все эти люди принадлежат к тайному обществу якобитов, задавшихся целью восстановить на троне короля Якова. То, что генерал Лангдон был одним из них, мне было известно. Я вдруг осознала, что, не будучи причастной к замыслам этих людей, оказалась вовлеченной в опасную интригу.

Меня поторопили войти. В доме была полнейшая тишина.

Хессенфилд сказал своим людям:

— Все тщательно осмотрите — каждую комнату, каждый чулан! Я огляделась.

— Приятное место, не правда ли? — сказал Хессенфилд непринужденно. — Нам повезло с приютом.

— Откуда вы знали, что здесь никого не будет? — спросила я.

Он наставил на меня палец:

— Дорогая, я вынужден напомнить о том, чтобы вы не задавали вопросов.

Я в упор посмотрела на него и увидела в его взгляде возбуждение.

Вернулся один из его товарищей по имени Джеффри.

— Все в порядке, — сказал он.

— Хорошо, сейчас соберемся на военный совет, но сначала нужно уложить больного в постель. Я сказала:

— Его нога сильно кровоточит, надо принять меры. Все воззрились на меня.

— Она права, — заметил Хессенфилд. — Кому-то надо съездить за врачом. Вы знаете, как его найти.

— Я съезжу за ним, — вызвался Даррелл.

— Тогда действуй, и как можно скорей…

— Надо бы перевязать генерала, — предложила я.

— Отнесите его наверх, и мы осмотрим ногу, — приказал Хессенфилд своим людям. Двое из них взяли генерала на руки и стали подниматься по лестнице. Мы с Хессенфилдом последовали за ними. Меня удивило то, что, несмотря на отсутствие хозяев, в доме был полный порядок. Широкая лестница вела на второй этаж. Генерала отнесли в спальню и положили на кровать.

С его ноги стянули чулок и разрезали штанину. На бедре зияла страшная рана. Я сказала, что рану нужно обмыть и перевязать, быть может, кровотечение прекратится.

— Принесите ей воду, — распорядился Хессенфилд.

— Мне нужны также бинты, — предупредила я. Бинтов в доме не оказалось, зато нашлась мужская рубашка, которую мы разрезали на полосы и использовали вместо бинтов.

— Как это случилось? — спросила я. Хессенфилд взял меня за плечо и криво улыбнулся, снова давая понять, что всякие вопросы с моей стороны неуместны.

— Нужно остановить кровотечение, — сказала я, иначе он умрет. Я надеюсь, вы знаете, как это делается?

Я вспомнила несчастный случай, когда Дамарис сильно порезала себе руку и Ли остановил кровотечение.

— Мне нужна какая-нибудь палка, — добавила я. Наступила тишина, и Хессенфилд бросил:

— Найдите ей что-нибудь!

Они принесли мне чесалку для спины, которую нашли на туалетном столике. Ее ручка была сделана из крепкого черного дерева.

Я положила на кровоточащее место плотно свернутую полоску ткани, затем обернула ногу вместе с тампоном другой полоской ткани и, просунув под верхний слой повязки ручку чесалки, осторожно повернула ее и примотала еще одним лоскутом к ноге. Скоро кровотечение прекратилось.

Я сидела у постели и наблюдала за генералом. По всей вероятности, он был ранен, когда бежал из Тауэра.

Мне казалось, что прошло много времени, прежде чем прибыл доктор. Он нервничал и, вероятно, тоже был якобитом, иначе его не позвали бы в этот дом. Я объяснила ему, какую помощь оказала больному, и доктор похвалил меня.

— Больной потерял много крови, — изрек он. — Еще немного, и он бы скончался. Вы спасли ему жизнь!

Его слова обрадовали меня. Хессенфилд повернулся ко мне, и в его взгляде было столько гордости, что я чуть не засмеялась.

Даррелл, которому было поручено наблюдать за мной, увел меня в соседнюю комнату. Сейчас он без колебания убил бы меня на месте, если бы ему разрешили это сделать.

Он был уже далеко не молод, ему было лет под пятьдесят. У него было лицо фанатика, и нетрудно было представить, что этот человек ради внушенной ему идеи может пойти на любые жертвы. Он был совсем не похож на Хессенфилда, который, судя по всему, мог радоваться жизни, каким бы серьезным делом ни занимался. Хессенфилд был лет на двадцать моложе его. Думаю, ему было около тридцати, хотя, как и Бо, он не выглядел на свой возраст. Я почему-то постоянно сравнивала его с Бо…

Врач ушел, и Хессенфилд появился в дверях нашей комнаты он улыбался.

— С ним все в порядке, — сказал он. — Он потерял слишком много крови. Пойми, Даррелл, юная леди оказалась полезным членом нашей компании. Возможно, она еще как-нибудь послужит нам, кто знает? От общения с женщиной всегда бывает польза.

Даррелл подошел к нему вплотную и процедил сквозь зубы:

— Ты что, не понимаешь, что ее все время нужно сторожить?

— Я приму эту заботу на себя, она будет мне только в удовольствие! Но что значит все время? Мы здесь на пару дней.

— А может, и на неделю…

— Ну нет, три дня, самое большее.

— Если повезет с погодой, — заметил Даррелл.

Я догадалась, что они остановились здесь, чтобы подождать корабль, который увезет их во Францию. Мои наблюдения начали складываться в единую картину.

Хессенфилд и Даррелл ушли, и охранять меня явился Джеймс, юноша лет восемнадцати, очень серьезный на вид. Я поняла, что он готов отдать жизнь за дело, которому взялся служить.

Теперь я в большей или меньшей степени знала их всех. Хессенфилд, Даррелл, Джеймс, Шоу и Карстерс. Все они были благородного происхождения и, возможно, какое-то время состояли при дворе. Хессенфилд явно был среди них главным, к счастью для меня. Можно не сомневаться в том, что, если бы на его месте был Даррелл, я бы уже давно распростилась с жизнью. Даррелл был убежден, что я им помеха, и это было понятно. Но я все же оказалась полезной в уходе за генералом, а жизнь генерала была для них важней их собственных, иначе они не стали бы так рисковать, спасая его.