Жемчуг в золоте (СИ) - Ли Кейтилин

Сквозь дремоту я почувствовала, как по мне, цепляясь коготками за ткань, пробежались крошечные лапки.

Бусинка? Как ты выбралась из террариума?..

Ящерица забралась под одеяло и затихла на моём животе. Мне показалось, или как будто становится легче? Как будто сгусток тьмы внутри меня или потеплел, или уменьшился, или вовсе начал отступать…

Наверное, кажется.

В комнате было светло. Не знаю, сколько я так пролежала, то замирая в тумане на границе сна и яви, то бессмысленно скользя взглядом по стене. Зимние дни коротки, и комната уже погружалась в полумрак.

Дворец-на-Утёсе… Как мы вернулись? И кого-то уже исключили? Наверное, если я здесь, то всё прошло относительно благополучно?

Я всё-таки с трудом, но встала и посадила Бусинку в террариум. Меня кто-то переодел в мягкую ночную рубашку. Я спешно стянула её и встала перед зеркалом. Повертелась, рассмотрела себя. Нигде нет ни следа проклятия. Какое облегчение.

Значит, это всё действительно было иллюзией.

Ужасное испытание. И точно ли прачка была его частью?

Оделась, привела в порядок волосы и вышла из комнаты. В гостиной было тихо, и я решила, что там, скорее всего, никого нет.

— А, это ты.

И снова Лалли, угрюмая и какая-то потерянная. Впрочем, я вряд ли лучше выгляжу.

Но как ей удаётся оставаться красивой даже в помятом состоянии?! Что за магию она применяет?!

— Да, это я. А где остальные?

Лалли скривилась и взяла сливу с блюда с фруктами. Перед ней на расписной тарелке уже выросла горка из апельсиновых корок и персиковых косточек.

— Кто их знает? Наверное, переваривают вчерашнее. Ди-Ди видела только. Она прямо-таки не в себе, совсем не похоже на неё.

— Откуда же нам знать, что на неё похоже? Мы едва знакомы, — пожала я плечами. — Да и наше состояние вряд ли сильно лучше. Кстати, кого-то уже исключили, не знаешь?

— Мэрви. Ди-Ди сказала, что от страха перед штормом она повредилась рассудком и бросилась за борт. Клятва её спасла и перенесла сюда. Но больше она нам не соперница.

— Вот как…

Скромная, тихая Мэрви… Я не ожидала, что это произойдёт так быстро. Да и за борт — это как-то слишком.

Жаль её.

Хотя, чувствую я, после этого испытания ни одна из нас не осталась прежней. Интересно, а вторая команда тоже столкнулась с призрачной королевой?

— Тебе не кажется, что с прачкой вышел перебор? — спросила я.

Передо мной возникли тарелка с дымящейся ароматной кашей, пара кусочков пышного хлеба и сладкое молоко с корицей. Завтрак как нельзя кстати, пусть и поздний!

— Да и без неё тоже перебор! Если уж так захотелось нас проверить, можно было и… — тут Лалли осеклась и прочистила горло. — В общем, у меня много вопросов к его высочеству.

— Как думаешь, что было целью испытания? Что принц хотел узнать о нас?

Лалли была не самой приятной собеседницей, но вопросы рвались и рвались, и я хотела поговорить хоть с кем-то. Хоть с Лалли.

— Нам же ясно сказали — важна только наша магия. Её и проверяли. Вдобавок ещё проверили, способны ли мы работать сообща. И раз мы здесь, мы это испытание прошли.

— Это я понимаю. Я о прачке.

— А… — помрачнела Лалли ещё сильнее, хотя, казалось, и некуда больше. — Не знаю. Даже думать об этом не хочу.

— А у тебя есть мысли, как мы здесь оказались? Как и кто нас перенёс с корабля?..

— Ты так спрашиваешь, будто я для тебя «Большой справочник сущностей мира»! Откуда мне знать?!

— Ну мало ли, вдруг знаешь? Нет так нет.

— Думаю, через клятву, — смягчилась Лалли. — Больше мыслей нет.

— Понятно.

— Когда эта каракатица выплеснула кровь, я что-нибудь делала? Говорила? — вдруг спросила она.

— Эм. Ты рыдала и умоляла кого-то не бить твою бабушку. Вот. А потом не знаю — меня саму накрыло.

— Проклятье! — процедила Лалли.

— Не переживай. Думаю, мы с Оринни были не в лучшем положении.

Лалли закрыла лицо ладонями и нервно рассмеялась.

— Она была единственным человеком, которому я действительно была нужна, — заговорила она. — Который после смерти мамы любил меня по-настоящему. Она поздно родила маму, и я помню её уже седой. А они… пришли и убили её. Забили до смерти пожилую женщину. Ногами. Забили. Вот так.

— О…

Пряча глаза, Лалли поспешила уйти.

Слова сожаления так и остались невысказанными. Было безумно интересно, кто же были эти люди, но не думаю, что мне стоит лезть с расспросами на такую тему. В голосе Лалли звучала сталь затаённой ярости, которая толкает на многие поступки, и не все из них бывают обдуманными.

Мы на многое способны ради тех, кого любим, или ради памяти о них. Я прежде почти не задумывалась над этим, но в последние дни всё чаще размышляю, почему я, способная дать отпор кому угодно, такая смелая и твёрдая, погружалась в молчание рядом с мамой, определившей мою судьбу, и почему молчала, когда муж отвешивал мне оплеухи и когда брал силой. Сейчас я с трудом понимаю, как это вообще было возможно. Наверное, в какой-то момент после смерти мужа во мне что-то умерло, и я думаю, это умерла какая-то часть моей огромной любви к людям, без которых моя жизнь была бы невозможна.

Моя мама, мои братья… я по-прежнему их очень сильно люблю. Как же иначе? Но на молчание сил у меня больше нет.

Я больше не кукла, которую можно покупать, продавать и ломать, что бы там не говорил образ Ардвина.

Я живая, а ты мёртвый. Кто выиграл в этой войне?!

Когда уже совсем стемнело, нас навестила принцесса. Она оценила наш хмурый вид и сказала, что следующее испытание будет аж через неделю.

А ещё сообщила, что его высочество завтра навестит нас. Он хочет с нами что-то обсудить.

О, а уж мы-то как хотим!

В условленное время мы собрались в гостиной. Напротив нашего дивана стояло тёмно-синее кресло с резными деревянными подлокотниками. Никто и думать не смел, чтобы сесть в него. Даже у Лалли не хватило на это наглости.

Настроения ни у кого не было, желания разговаривать — тем более. Мы лишь надели свои маски и, отодвинувшись друг от друга на почтительное расстояние, буравили взглядами кресло.

Несмотря на клубящуюся в наших душах ярость и обиду за жестокое и несправедливое испытание, вряд ли кто-то из нас всерьёз решится наброситься на принца с обвинениями.

Он ведь сделал это не просто так, верно? Это же было устроено с какой-то целью. Но с какой? Что Ингрен хотел проверить?

Я мучилась этим вопросом всю ночь. Порой мне казалось, что я близка к разгадке, но мысль, точно издеваясь, ускользала в глубины утомлённого сознания. Наверное, в другом состоянии я бы и додумалась до чего-то, но сейчас, когда степенью подавленности я напоминала себе кашу из переспелых фруктов, это было бесполезно.

Наконец дверь распахнулась, и мы тут же встали и поклонились. Принц учтиво кивнул нам в ответ и занял своё кресло. Он пришёл с сестрой, и принцесса Айгви встала за его правым плечом. Только в этот момент, когда брат и сестра оказались рядом, стало заметно, насколько сильно они похожи, будто близнецы.

— Как вы себя чувствуете? — с участием спросил Ингрен, с щелчком разложив большой синий веер с изображением буревестника.

На Миддуне мужчины не пользуются веерами — это деталь костюма Хайкариндэ. Веер в руках Ингрена выглядел чужеродно.

Интересно, насколько далеко простирается его любовь к этому Уровню? Веер, чай…

Мы молчали.

— Я не ограничиваю вас в выражениях, — вдруг сказал Ингрен. — Хоть ваши лица и скрыты масками, но ваше состояние я чувствую очень хорошо. Нам есть, что обсудить, поэтому я слушаю вас очень внимательно.

Мы украдкой переглянулись.

— Это было очень жестоко, мой принц, — сказала Лалли.

Мы были с ней согласны.

Выражение лица Ингрена смягчилось.

— Вы знаете о ней что-нибудь? О прачке, которая встретила вас на корабле? — спросил он.

— Королева Янари? — заговорила Эби-Ши. — Для которой и построили этот дворец?

— Правильно, — кивнул Ингрен. — Наша с Айгви прабабушка. Из того, что я узнал о вас — весьма поверхностно! — я понял, что ни одна из вас не бывала ранее при дворе. Та скорбь, в которую ввергла вас моя прабабка… Королевский двор — это место скорби. Постоянной. Одна из вас станет принцессой, и вы все должны знать, с чем придётся столкнуться не единожды в жизни в случае победы. Мне хотелось бы, чтобы вы в этом испытании отринули то, что причиняет вам боль, потому что дальше станет едва ли легче. Меня не любят при дворе. Мои братья видят во мне угрозу. Я хочу, чтобы вы понимали: обладание большой силой — это очень непросто.