Маргарита - Алекс Норк

— Эх, сиротинушка я, ой сиротинушка! — кулаки поднеслись к глазам, чтобы вытереть, а слезы текли. — И никто-то меня никогда-а! И один-то я ве-есь!

Женщина и мужчина борцовского склада переглянулись, быстро придвинулись и дали горемыке, в синхрон, два таких точных пинка, что ноги того понеслись по залу, прямо в направлении регистрационной стойки.

И так, что пришлось притормаживать.

— Сиротинушка, фу-у, здравствуйте. Вот наши паспорта.

Дежурный на стойке взял первый паспорт, раскрыл, посмотрел фотографию.

— Господин Мотов?

— Он. Фамилия древняя очень. Пришла к нам с татарами, и происходит от тещи Чингисхана. Гляньте в профиль, похож я на Чингисхана?

— Мы пропускаем любых потомков в соответствии с визовым режимом. У вас «шенгенская», все в порядке.

Подошла женщина с собакой и еще трое мужчин.

— Нет, ну в профиль, на Чингачгука?

— Пропустили, и сваливай, Мотов.

— Мадам, на собаку нам тоже нужен документ.

— Где вы увидели собаку?

Брюнетка с короткими волосами смотрит внимательно на него, и с фотографии такой же — на столе открытый перед ним паспорт.

Служащий встал.

— Извините, ради бога, всю ночь продежурил…

Внимательные глаза, чуть улыбаясь, его извинили.

И у остальных с документами все нормально.

— Счастливого вам полета.

Диспетчер любовался боингом, которому должен дать взлет через пару минут.

Сходство с недоброй, но очень красивой птицей.

«Салон, — подумала Маргарита, — больше походит на номер-люкс в дорогом отеле».

И чуть, очень тонко, пахло духами.

Все, кроме Мотова, сели полукругом в кожаные мягкие кресла, а тот, распевая советский гимн авиаторов — «преодолеть пространство и простор», — орудовал в пилотской кабине.

Мессир смотрит на нее уставшими немного глазами.

— Кем я буду теперь, человеком?

Мессир с легким удивлением кивает в ответ головой.

Козулинский задумчиво произносит:

— Это очень трудно объяснить, Рита, но ты всегда была человеком, — и поворачивает голову к пилотской кабине: — Скоро ты там?

— Счаз!

Немного еще подождали, и появился «пилот».

В шлеме первых лет авиации, с большими очками на лбу.

— Во время взлета и набора высоты прошу не пить, не курить и, э, не мешать пилоту. Эх, прокачу!

Мессир приказал:

— Азазелло, проследи, чтобы без глупых лихачеств.

Диспетчер связался с боингом:

— Борт — ноль три шестерки, разрешаю вам взлет.

— Ужо! — ответили с той стороны.

Турбины сменили «газовку» на активный режим, и самолет заскользил по бетонке.

Диспетчер было подумал — у них предусмотрен форсажный взлет, потому что нос сразу задрался и передняя стойка шасси уехала внутрь.

Нет, бежит по взлетке.

То есть — он вгляделся со своей удобной позиции — он бежит!

Ноги-стойки, покачивая самолет, выбрасываются и бьют по бетону, крылья машут в такт, помогая… бег стал быстрым совсем, напряженным, и тяжелое тело оторвалось от земли, взмахи крыльев стали плавнее и шире.

На радаре — он взглянул — в ближнем радиусе нет никакой самолетной точки.

— Борт — ноль три шестерки…

— Кар, кар, — проговорили в ответ.

Черт! Вчера с другом зашли выпить пива, и водки еще взяли немного, он чувствовал — дерьмо-самопал. Мысль страшная: а если подмешан метиловый спирт?!

Срочно сейчас в медицинский пункт!

Он на бегу крикнул в комнату отдыха своему товарищу:

— Замени! — и повторял на бегу: — Дерьмо, а дерьмо.

Генеральный директор «Шилково» был уже близко к родному аэропорту, когда под днищем их «Лексуса» заскрипело и застучало.

— Кардан не годится — дерьмо, — произнес на это шофер.

— Мы же автомобиль только месяц назад покупали. В салоне.

— И салон этот дерьмо.

Генеральный почувствовал вдруг, что в бедро сквозь сиденье ему давит какой-то стержень.

— Это что ж нам подсунули?

— Дерьмо, — не желая быть многословным, снова сказал шофер.

— У тебя гарантийные бумаги с собой?

Они уже подъезжали.

— В бардачке лежат.

— Ну так отгони эту дрянь и возьми новую.

Возмущенный слегка, он вошел в служебный подъезд, начальник метеослужбы встретился по пути.

— Как погодка?

— Дерьмо.

Тот скрылся за дверками лифта.

Что за чушь — он спросил просто так — сам заметил сюда по дороге, что хорошая видимость — небо вполне нормальное.

Недовольный, он буркнул в приемной — кофе, и прошел к себе в кабинет.

По привычке, и от легкого огорчения, генеральный, раздевшись, сразу налил себе коньяку, выпил и заел шоколадом.

Подошел к окну… небо как небо, и пожалуйста, вон кто-то, издали видно, на посадку идет.

Секретарша принесла кофе, поставила на столик, вышла почти уж из кабинета…

— А кофе у нас дерьмо!

Генеральный застыл.

— Уволить?.. С ума они посходили?.. Или ему и впрямь лечиться пора?

Катушеву доложили, что «гости», наконец, отбыли.

Ну и что, он сам знал — всё так и будет.

Как знал, с самого начала, что никакого мультимиллиардера Смирнова просто никогда не существовало в природе.

Приятный денек.

Только ни одна прямая кремлевская линия не отвечает — обедают, что ли, дружно?

Помощник вошел и слегка огорчил — банкир Беркман немедленно просится.

Катушев недолюбливал банкиров всех чохом, и этого тоже.

— Ну, давай.

Он поздоровался с гостем и пригласил сесть напротив.

Тот сразу открыл какую-то папку и вывалил на стол кучку сотенных зеленых бумажек.

— Так мало? — иронически произнес Катушев. — И за что вы их мне предлагаете?

— Не смейтесь, пожалуйста, а приглядитесь. Это из наших обменных пунктов. Сдавали крупными партиями.

— И что?

— Как что, собака в овале вместо американского президента.

— Ваши работники собаку от Бенджамена Франклина отличить не умеют?

— Это психотропное оружие какое-то. Или психотронное. Работники принимали как настоящие. На шесть миллионов накрыли. Вот, — гость расшевелил кучку, — здесь собака зевает, тут чешется, а здесь… извините, гадит.

— А что вы от собаки хотите?

Откуда эти деньги, сразу стало понятно — со вчерашнего бала.

— Да причем тут собака! Это же афера очень опасная, а что они завтра устроят?

— Ничего не устроят.

— Как это ничего?

— А так. Кто-то из ваших валютных менеджеров подговорил персонал, и впарили вам эти фантики под мистическую историю.

— Да?

— Не вы первый.

— Тхе, не подумал. Я ж ноги им повыдергиваю.

— Последних ваших слов не расслышал. Оставьте несколько штук для сувенирчиков.

— Да вот, пожалуйста.

— Нет, которая гадит, не надо.

В кабинет к генеральному вошел заместитель, проверил, зачем-то, на плотность дверь, а когда подошел, лицо, генеральный заметил, у него бледное очень.

— Слушай, у нас беда.

— Что? Кто разбился?!

— Если бы. На складе весь контрафакт пропал.

— Ты что говоришь, а? Как весь, это же половина склада?!

— Не кричи. Ящики, значит, пустые, и на каждом таком крупный маркировочный штамп: «Дерьмо».

— Охрана наша, как это можно… грузовиками!

— Охрана наша — дерьмо. И ты не кричи. Подумай, лучше, кто на такое способен.

— Да, кто способен?!

— Тихо. Не понимаешь?

— Не понимаю.

— Ну, контрафакт, другое ведь не забрали.

— Ты… что хочешь сказать?

— Да, Катушев, его люди.

Генеральный поводил головой, обалдело посмотрел перед собой в воздух, и в нем начертилась решетка.

— Вспомни, кто в долю войти к нам недавно хотел.

— Газпром.

— Вот и прикинь.

— А… а мы почему еще здесь?

— Время дают убраться. Аэропорт себе заберут за копейки, а нам — время за это. Ну, и чтобы на суде не болтали.

Картина стала яснее ясной.

— Когда борт ближайший у нас?

— Через тридцать минут на Женеву. И на него, знаешь, какие «шишки» прут? Надо туристическую группу снимать.

— Ну и сними. Пусть их кормят до следующего борта.

— Кормежка у нас…

— Знаю, пусть больше дадут. Собираемся — ноги в руки.

Генеральный начал вынимать из ящиков самое важное. Да, рог коньячный забрать — там только по обводке коньяк, а внутри одиннадцать килограммов золота. Чуть не забыл про эту мелочь, но сейчас пригодится.

К вылету он явился за несколько минут до отлета — на уничтожение бумаг время ушло.

Вот стоят стюардессы, и молоденькая старшая стюардесса смотрит на него призывными глазками.

С глазками этими, с попкой теперь придется расстаться.

А экстрадировать, он сразу понял, это не страшно, это они будут всю жизнь экстрадировать.