Там - Анна Борисова

Его мятая физиономия проглядывала то в набитом автобусе, то в толпе на улице, то среди клиентов ночного клуба. Всякий раз очень ненадолго, так что Гражина успевала приметить ее лишь краешком глаза. Почувствует что-то особенное, взглянет еще раз, а того лица уже не видно. Пропало. Вот, оказывается, кто это был…

«Ну, что встала, милая, — сказал Бес. — Насилу что ли тащить?»

И протянул руку с обстриженными под самый корень, но все равно грязными ногтями. Однако не коснулся. Не было у него пока, до Суда, такой власти.

Гражина жалобно взглянула на Хранителя.

Тот молча вздохнул и кивнул. Да, мол, пора.

В тоске она обернулась и увидела перед собой, чуть внизу, разрушенный аэропортовский бар.

На полу валялись обломки и недвижные тела. Под потолком покачивались несколько мерцающих силуэтов. Один был совсем маленький.

Это Юлюс, поняла вдруг Гражина. Он тоже умер!

Ей стало невыносимо стыдно.

Грешница она. Позорная сука. В этот страшный час думала только о себе, а о сыночке даже не вспомнила. Поделом ей будет и мука. Не за блуд, за подлость. Сколько раз говорила себе: это все не ради себя, ради Джулиана. Как бы не так! Норовила на маленького, безответного свалить вину за свой грех. Если бы суждено было ему и ей дожить до зрелых лет, ещё поди попрекала бы: мол, я ради твоего счастья в грязь себя втоптала, а ты…

Повесила Гражина голову. Не посмела ни окликнуть светлую фигурку, ни сказать последнее «прости». Да что уж теперь прощаться. Поздно.

Смиренно шагнула навстречу сопровождающим. Влачите на Суд. Готова.

Обступили ее Спутники с обеих сторон, то ли конвойные, то ли помощники. Трогать не трогали, а все же возникла меж ними и Гражиной какая-то вещественная связь, которую, наверное, следовало назвать старинным словом узы. Закрепленная этими узами, душа взмыла вверх, в узкую и темную Долину Смерти. Там душе полагалось соскрести с себя последние куски земного. Процесс долгий, болезненный, по кровоточащему-то мясу.

Гражина и вскрикивала, и охала. Хуже фантомной физической боли было безысходное отчаяние, завладевшее ею с той минуты, когда она лишилась сына и осталась совсем одна. Уже не мать, а бессмысленная, никчемная тварь, предавшая всех и вся, за что и тащили ее теперь на справедливую казнь.

Однако в миг самой черной тоски посмотрела Гражина на своего Правого Спутника, чей профиль был печален, но светел, и в сердце шевельнулось нечто вроде надежды.

«Прие-ехали, — вкрадчиво протянул Сантехник. — Станция Вылезайка».

Зажмурившись от невероятно яркого света, Гражина ступила на мягкую землю. Под ногами была шелковистая, изумрудно-муаровая трава. Точь-в-точь того же оттенка, что ленты под Ликом Спасителя в храме отца Юозаса.

Гражина стояла перед Источником Света, чувствуя исходящее от Него сияние и тепло. Но голову, чтобы взглянуть, не подняла. Не осмелилась. Не решилась и пасть на колени.

Но вправо и влево из-под опущенных ресниц посматривала.

Увидела, как Ангел вынул из складок одежды некую узорчатую книжицу, где были записаны все добрые дела умершей. Бес извлек из фартучного кармана потрепанную амбарную книгу, куда были занесены прегрешения.

Оба регистра двинулись навстречу друг другу и соединились в один том. Получился фолиант немалой толщины. Пожалуй, с энциклопедический словарь. Страницы в нем начали переворачиваться сами собой. Одни, будничные, быстро. Другие, значительные, медленней, и Гражина успевала разглядеть, что на них запечатлено. Это был не текст, а картинки. Миниатюры. Если смотреть внимательно, становилось видно, что изображение на них движется.

В зависимости от того, добрым или злым следовало счесть деяние, страница светлела либо темнела. И если светлела, Ангел-Хранитель радовался, а если темнела, печалился.

Одна из картинок оставалась открытой дольше других. Посмотрев на нее, Гражина ужасно распереживалась.

Со стороны это выглядело совсем не так, как было на самом деле!

Кошмарно выглядело. Хотя как еще может выглядеть убийство? Про Сюзи в Книге, конечно, ничего не было. Это ведь чужая жизнь. Зато показано, как пьяная, с перекошенной рожей Гражина, шатаясь, выходит в темный коридор. Как открывает холодильник, оглядывается. Дверца скрипит резиновой прокладкой, от света лампочки по Гражининому лицу ползут зловещие тени. Хруст стекла. В пакет ежевичного сока льется несколько бесцветных капель из ампулы.

А дальше на странице возникло то, чего Гражина сама и не видела.

Утро.

Аманда, в полотенце на голове и махровом халатике, наливает в стакан жидкость чернильного цвета. Лицо у Аманды сосредоточенное, довольное. Пухлые губы кривятся жестокой усмешкой. Глоток, второй. Сдавленный сип. Аманда хватается за горло. В глазах ужас осознания. Сует два пальца в рот, пытается выблевать выпитое. Заваливается лбом в линолеумный пол. Сочный звук удара. Беспомощно вывернутая рука с розовой ладонью. Пальцы судорожно сжимаются и разжимаются.

Страница хотела перелистнуться, но помедлила будто просила Судию вглядеться получше.

Убийца. Да, убийца! Совершила худший из смертных грехов, но ведь…

Может быть, это был лучший поступок за всю мою жизнь! Вот что крикнула бы Гражина, если бы посмела шевельнуться или издать звук.

Но сама эта мысль уже была чудовищным прегрешением…

Аманда была самой старшей и самой волевой из девушек. Все ее боялись, предпочитали не связываться. Когда женщины долго живут вместе, всегда кто-то кого-то ненавидит, кто-то с кем-то враждует. Аманда возненавидела Сюзи, мулаточку из Таджикистана. Сюзи была миленькая, нежная, с кожей поразительного оранжевого цвета, просто солнечный зайчик, а не девушка. Клиенты ее обожали, и зарабатывала она больше всех. Ну а у Аманды уже возраст, и все такое. Короче, изводила бедняжку Сюзи как могла. И в конце концов заполучила против нее неубойный козырь.

Когда Гражина только приехала, ей, как и остальным, объясняли правила. Что можно, что нельзя. Сказали: «Заруби себе на носу: есть три вещи, за которые у нас не выгоняют, а отправляют в Бочаг». Она, конечно, спросила, что это за вещи и что такое Бочаг.

Воровство у хозяев или клиентов. Трахаться на стороне. Побег. Вот какие в «Коралловом раю» были самые страшные преступления.

А про Бочаг новенькой показали видеозапись.

Одна девушка из прошлогоднего, что ли, набора украла у клиента часы «Ролекс». Это Гражине на словах пояснили. На экране же она увидела глухое заболоченное озерцо где-то в тайге. Связанную по рукам и ногам азиатку (раньше «Коралловый рай» назывался «Гонконгом» и специализировался по желтокожим женщинам) по пояс засунули в черную жирную грязь. Потом в течение двадцати пяти минут, по хронометражу кадра видно, она там тонула. Очень медленно. Все время кричала, плакала, просила. Звук был стерео, великолепного качества. Крики прекратились, когда жижа поднялась выше рта. По поверхности пошла пена, глаза полезли из орбит.

Тут Гражине стало плохо, не смогла смотреть дальше. Ей дали валерьянки, запись остановили. Потом заставили досмотреть до самого конца. Как на маслянистой трясине вздымается и опадает последний пузырь воздуха.

Ночь Гражина, конечно, не спала. Рыдала, проклинала себя, что приехала. А потом подумала-подумала и успокоилась. Воровать она не приучена. Мужики на стороне ей даром не нужны. Ну а побег… Куда она побежит с годовалым ребенком?

И ничего. Прижилась, освоилась. Ничего страшного не происходило.

Пока однажды, поздно ночью, уже после смены, не пришла зареванная Сюзи. Ее вообще-то Сашей звали, но в ночном клубе почти всем давали другие имена. Гражина, например, стала Глорией.

И рассказала Саша-Сюзи, что у нее беда. Пропала она. Сука Аманда узнала про ее тайну. Любовь у Сюзи с официантом из ресторана, Костиком. А за это положен Бочаг, железно.

Как только она Аманду не упрашивала. В ногах валялась, все свои сбережения отнесла. А той мало. Заставила делать всякие жуткие, похабные вещи. Сюзи не стала рассказывать какие, да Гражина и не спрашивала. Только, вдоволь покуражившись, Аманда деньги девочке назад кинула и сказала: «Жди. Завтра доложу Рустаму. Искупаешься в Бочаге». Рустам это старший по безопасности, жуткий человек.

Вот Сюзи и пришла попрощаться, не столько с Гражиной, сколько с Джулианом. Своему Костику она ничего не сказала. Вмешается — ему тоже смерть. Попросила передать записку, но только не сразу, а попозже. В записке всего одно предложение: «Уехала навсегда. Не ищи».

Поплакали они обе. Выпили, конечно. Сюзи много не нужно, и ослабела она очень от страха. С третьей рюмки скисла, уснула. Дальше Гражина допивала коньяк одна.

Что делать, она уже знала. Был у нее припасен маленький пузырек. Взялся вот откуда.

Один клиент, Лёнчик, симпатичный, работал завлабом в Научном центре. Очень ему Гражина нравилась. Ходил-ходил, потом предложил снять ей втихаря квартиру в городе, чтоб встречаться. Ну, она отказалась, а чтоб не обижался, про Бочаг рассказала. Тогда он и принес ей ампулу. Если что, сказал, это моментальная смерть.