Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера (СИ) - Надежда Мамаева

— Присаживайся, дщерь, — и владыка щедрым жестом зазывалы, выдающего лежалую двунитку за уримский бархат, указал на софу.

Васса воспользовалась приглашением. Не успела девушка присесть, как Всерадетель тут же оказался подле и, больше не тратя время на расшаркивания, сразу перешел к рекогносцировке коленок, активно переходящей к разведке в районе талии. Обхватил руками трепетный (как он думал) девичий стан.

'Как ухватом прижал, зараза' — не к месту мелькнуло у Вассы. На столь стремительное наступление девушка не рассчитывала. Мелькнувшая идея: попытаться вырваться, была отброшена как бесперспективная. Противник был гораздо сильнее и опытнее. Расслабиться и получить удовольствие, вопреки поговорке, как‑то не очень хотелось.

Решив, что лучшая оборона, это нападение, девушка с криком: 'Я вся горю, соврати же меня, прелестник!' — обхватила шею всерадетеля руками, а для пущей надежности еще и одну из голеней ногами. Владыка, ожидавший в этот момент чего угодно: от яростного сопротивления до слез прекратить этакое непотребство, слегка опешил. Не давая хогановой деснице прийти в себя, Васса взяла самую высокую ноту, на которую была способна, метя в ухо противника:

— При — и — и-и — и зрак!

От ее вопля задрожали не только стекла, но, кажется и стены.

Последовавшее:

— Ааа… — а за ним и более членораздельное — Ёкт твою горгулью! — принадлежали всерадетелю, в довершение к звуковой атаке (по причине которой он слегка ослабил бдительность) получившему еще и коленом в ту часть тела, которая мешает любому мужчине во всяком бою.

О том, что хогановы отцы могут матюгаться толь цветасто, Васса узнала опытным путем. Всерадетель таким образом на мгновение утратил контроль над ситуацией. Этого оказалось достаточно, чтобы ловкие пальцы развернули пакетик, высыпав содержимое последнего в бокал с вином. Благородный напиток, рубиновая глубина которого на какой‑то миг приобрела плебейский белый оттенок, слегка вспенился. Впрочем, как и полагается высокородному, он за вздох успел успокоится, и, когда хоганов десница пришел в себя от звуковой и тактильной контузии, уже ничто не говорило о том, что нервная девица добавила винному букету новую пикантную вкусовую нотку.

Вассария, не теряя времени даром, вспорхнула с диванчика и описав малый круг почета по ковру (что, по мнению девушки должно было свидетельствовать о немалом ее волнении), подхватила оба бокала, стоявших на столике. Отступив на пару шагов от импровизированного ложа, с которого владыка с кряхтением поднимался, она протянула один из фужеров всерадетелю и с извиняющейся улыбкой произнесла:

— Простите, это все нервные жилы, как утверждает докторус. Я просто переволновалась и мне нужно успокоится. Вино всегда помогало в таких случаях. Но пить одной… Не составите мне компанию?

И с видом невинной офиранской девы протянула всерадетелю бокал.

— С удовольствием! — все еще корчась от затихающей боли согласился несчастный визави.

Ни о чем не подозревавший владыка, находясь в полусогнутом состоянии (держаться, прикрывая самое ценное для каждого мужчины, пусть тот и хоганова десница, мешали приличия, а выпрямиться полностью мешала физиология, коей был нанесен серьезный ущерб), потянулся за предложенным на манер пресловутого ослика, которого манят морковкой. За что и поплатился, ненароком наступив на мантию.

В попытке высвободиться владыка дернулся сильнее и, не удержавшись, начал заваливаться. Васса, быстро сообразившая, куда собирается спикировать тело хогановой десницы, в последний момент успела поддеть ногой кочергу, подопнув ее. Да так удачно, что всерадетель приложился темечком аккурат на рукоять оной. Качественно так, прочувственно.

Девушка разглядывала жертву своей импровизации, стоя с двумя бокалами, весьма мило смотревшимися в обеих руках. 'Да что за день сегодня такой, идиотский, с ударным перевыполнение даже самых пустяковых планов? Интересно… медаль мне за это полагается? Ну, если не целая, то хотя бы полуспаситель отечества, например?' — не к месту подумалось Вассе.

Меж тем всерадетель, судя по всему, решил прикорнуть на ковре, раскинувшись на том во весь свой могучий рост.

Вылив вино с дурманом (зря только добро переводила), девушка решила убедиться в наличии пульса (пусть невольным, но убийцей становиться все же не хотелось). Докторусы обычно замеряли биение кровяной жилы на запястье, но лицедейка никак не могла уловить нитевидного подрагивания. Плюнув на классический способ определения пульса (сиречь нужен ли данному индивидууму деревянный бушлат или нет), Васса нашла‑таки указательным пальцем сонную артерию на шее. Ток крови, слабый и редкий, все же наличествовал. Она уже собиралась отдернуть руку, как на глаза ей попалась маленькая подвеска, жемчужной каплей угнездившаяся в вороте у всерадетеля. Украшение недорогое, но выполненное с немалой долей таланта, слегка дико смотрелось на шее у хогановой десницы.

Васса взяла в руку жемчужину, чтобы получше рассмотреть украшение. Стоило ей чуть потянуть, как цепочка (по — видимому, порвавшаяся во время падения хозяина) весенней изворотливой змейкой, уставшей после долгой спячки, покинула шею владыки. Как только это произошло, с телом всерадетеля стали происходить странные метаморфозы: пухлые щеки впали, нос заострился, напомнив клюв старого ворона, кожа, на манер капустного кочана, прихваченного морозом, стала слоистой. Верхние ее пласты, словно отряхолки, начали слезать, обнажая загнивающую плоть.

Девушка отпрянула от того, что еще пару вздохов назад было дородным мужчиной. Сейчас хоганов дланник напоминал скорее вупыря, принявшего солнечную ванну. Да и пах всерадетель не хуже навозной кучи. Слегка оторопев от увиденного, девушка попятилась спиной к двери и, лишь нащупав ручку и выскользнув в коридор, смогла перевести дух.

Подвеска, вместе с ажурной цепочкой остались у нее в руке. Не решившись вернуться ко всеотцу, дабы вернуть взятое (вдруг и вправду, как легендарный кровосос, воскреснет и решит подзакусить кровушкой из девичей лебяжьей шейки), Васса решила пока оставить украшение себе.

Лицедейка летела по коридорам беззвучно, словно кленовый лист, подхваченный порывом осеннего стылого ветра. Услышав лишь намек на шум она вжималась в ниши или мимикриовала под очередной вазон. Последнее скорее для успокоения нервов, нежели для маскировки, поскольку, при всей своей внешней хрупкости и миниатюрности, девушка на фикус, ну никак не походила. Наконец‑таки ей удалось добраться до двери, единственной на всем этаже оказавшейся плотно запертой.