Ставка на темную лошадку - Мишель Мартин

Каллен спустился вниз и прошел через холл в огромный зал, расположенный в глубине дома. Этот зал одновременно мог принять две сотни танцоров, в то время как еще добрая сотня гостей имела возможность угощаться а-ля фуршет или прогуливаться по саду, любуясь цветами.

У стены стоял стол с множеством всевозможных освежающих напитков. Экономка Маккензи Марджери Томпсон добавляла последние штрихи к украшающим стол цветочным композициям. Уильямс, не лишенный доли лукавства дворецкий, по узкой винтовой лестнице провожал музыкантов на расположенную над залом галерею.

Сверкающий лаком дубовый паркет отражал свет роскошных люстр восемнадцатого века, свисавших с потолка, отделанного резными панелями из дуба. Каллен глубоко вздохнул, проникаясь атмосферой изысканной красоты этого зала, и уже в который раз за прошедшие две недели поймал себя на мысли, что чувствует себя счастливым. И это после того, как он двенадцать лет тратил столько усилий, чтобы быть как можно дальше от родного дома!

Каллен заглянул в столовую. Там также полным ходом шли приготовления к банкету. Он был совсем не настроен окунаться в этот муравейник, поэтому предпочел удалиться в гостиную, где было тихо и спокойно. Эта отделанная позолотой комната никогда ему особенно не нравилась, но в этот вечер ее царственная красота соответствовала его настроению. Он даже подумал, что в торжественных приемах есть определенное очарование…

Все те дни, что Каллен проводил в родительском доме, он постоянно чувствовал, с какой любовью и теплотой относятся к нему отец и мать. Это особенно ощущалось во время их незатейливых разговоров за обеденным столом, когда он беззлобно поддразнивал родителей, а они – его. Каллен никак не ожидал, что люди, которых он так старательно избегал, настолько искренне будут радоваться его приезду. И, как ни странно, именно этот официальный прием дал ему по-настоящему почувствовать себя дома.

В прежние приезды Каллен не мог пробыть на ранчо дольше нескольких дней. Он постоянно ощущал незримое присутствие Тига и поспешно уезжал: сначала в Йель, а позднее – в Нью-Йорк или Гонконг, чтобы избавиться от тяжелых воспоминаний. Именно по этой причине он на выпускном курсе колледжа объявил родителям, что намерен отделить семейный бизнес от дел ранчо и взять его на себя, освобождая тем самым Кинана от лишней нагрузки. Слишком многое на ранчо напоминало Каллену о счастливых днях до роковой аварии. Он с трудом даже гостил здесь, а управлять делами ранчо было выше его сил.

К счастью, отец не имел ничего против и счел предложение сына разумным, так как душа у него никогда не лежала к чистому бизнесу. И все же для родителей его решение покинуть Виргинию было чувствительным ударом. Но в итоге они смирились, и Каллен получил то, к чему стремился: освободил себя от постоянной боли и чувства вины. Он не смог бы этого сделать, если бы остался жить в доме, где в каждой комнате находил напоминание о невозвратных счастливых днях и несбывшихся надеждах.

Но теперь все удивительным образом изменилось. Пребывание в родном доме не угнетало его, как прежде, – возможно, потому, что ему удалось добиться всего, чего мог бы достичь Тиг. Женитьба на Уитни должна стать завершающим пунктом намеченной им жизненной программы. И, возможно, после этого он снова сможет радоваться жизни, как когда-то до гибели брата. Каллен был уверен: несмотря на свои капризы, Уитни обладает всем, что может сделать мужчину счастливым.

Каллен влюбился в нее в семнадцать лет. Ей было пятнадцать, но и тогда уже она была красива и отлично знала об этом. Каллен же казался себе неуклюжим и абсолютно терялся в ее присутствии. А еще – Уитни любила Тига. Тиг же был само совершенство: умен, красив, весел, добр и уверен в себе. Каллен не сомневался, что Тиг лучше всех на свете, но это не возбуждало в нем чувства ревности – напротив, любовь к младшему брату становилась еще сильней.

Как бы то ни было, Каллен решил, что два таких совершенных существа обязательно должны быть вместе, а поэтому не стал им мешать и сохранил в тайне свою любовь. Он разрешал себе только со стороны наблюдать, как брат ухаживает за девушкой, лучше которой, по его твердому убеждению, не было в мире.

Каллен считал, что так будет продолжаться всегда, но судьба распорядилась иначе. Этот красивый полудетский роман ждала трагическая развязка…

Каллен подошел к камину и в первый раз после смерти Тига разрешил себе посмотреть на семейные фотографии, заботливо расставленные матерью на полке. На всех снимках был Тиг: в шесть, девять, двенадцать лет. Такой красивый, веселый, полный жизни… Неудивительно, что его полюбила Уитни, а родители просто обожали. Даже Саманта и Эрин относились к нему, как к брату. Каллен взглянул в зеркало над камином и невольно содрогнулся, когда в очередной раз в глаза ему бросился тонкий шрам – его пожизненное клеймо. Он быстро открыл бар, налил себе виски в хрустальный стакан и одним глотком отпил половину.

Двенадцать долгих мучительных лет он без устали трудился, пытаясь восполнить семье потерю Тига. Все это время он как бы продолжал жизнь брата, но теперь настало время вернуться в жизнь собственную. Он женится на Уитни и увезет ее в тот сверкающий мир, который для нее построил. Они будут жить в Нью-Йорке, Лондоне, Гонконге. Год назад он купил островок в Карибском море и выстроил на нем виллу – для нее, для Уитни. На вершине нью-йоркского небоскреба, где размещалось отделение его корпорации, находились роскошные апартаменты, отделанные в ее вкусе. В получасе езды от Лондона Каллен приобрел пять тысяч акров земли со старинным замком, который отреставрировал и оборудовал по последнему слову техники. И это тоже для Уитни, чтобы она могла во время их пребывания в Англии наслаждаться одновременно и прелестями старины, и преимуществами современной жизни.

Все было готово, оставалось надеяться, что Саманте удастся сегодня разыграть убедительный спектакль и Уитни согласится наконец выйти за него замуж. Каллен даже в общих чертах познакомил с планом родителей, и они согласились ему подыграть, чтобы со своей стороны подогреть ревность Уитни. К спектаклю было все приготовлено, и Каллен с нетерпением ждал, когда же поднимется занавес.

– Что-то вид у тебя мрачноватый. Задумался об Уитни? – поинтересовалась с порога Эрин.

Каллен допил свой виски и с улыбкой повернулся к своей подруге детства, которую считал сестрой. Она выглядела превосходно в открытом бархатном платье, плотно облегавшем фигуру. Ее завитые темные волосы шелковистыми кольцами падали на обнаженные плечи.

– Привет, маленькая разбойница! – бодро откликнулся Каллен. – Вижу, что ты приготовилась к большой охоте.