Византийская принцесса - Елена Хаецкая

— Я больше не могу этого выносить, — прошептала ей Кармезина. — Неужели он действительно решил уйти из жизни?

— Такое вполне возможно, — не стала отрицать Эстефания. — И в книгах нередко описываются похожие случаи.

— Этого нельзя допустить! — воскликнула Кармезина. — Тотчас же идите к нему в покои и посмотрите, что он там делает, а после доложите мне.

Эстефания поклонилась и удалилась, шагая степенно, чтобы внимательно наблюдавшая за девицами Заскучавшая Вдова ничего не заподозрила.

Принцесса же продолжала слушать музыку. Очередная мелодия вызвала у нее обильный поток слез. Принцесса облизала губы и поняла, что на сей раз слезы сделались сладкими.

Эстефания набросила на плечи просторный черный плащ и побежала через сад. И весьма скоро она очутилась там, куда стремилась.

Слуги в апартаментах севастократора сразу узнали ее и не стали задавать вопросов. Эстефании это было на руку. Она вовсе не желала, чтобы ее заметили другие бретонские рыцари и сицилийцы, которых император также повелел разместить в этом дворце. Держа в руках туфельки, она бесшумно скользила по комнатам, и, когда останавливалась возле портьер, ее плащ казался еще одной складкой пышной драпировки.

Тем временем Тирант, совершенно разбитый случившимся, готовился ко сну. Он стоял, растопырив руки, а слуги терпеливо снимали с него расшитый жемчугом костюм — настоящий доспех любви. Затем Тирант разделся до рубахи и, помолившись, умыл лицо. И наконец он остался один.

Некоторое время он еще стоял, озираясь в своей спальне с растерянным видом, как будто в поисках какой-то важной вещи, о которой он позабыл и которую теперь никак не может припомнить. В рассеянности он взял в руки кинжал и принялся вертеть его, любуясь тем, как изумруд в рукояти отражает свет свечи.

И в этот миг занавес, отгораживающий спальню от других покоев, чуть раздвинулся, и в щелке появился внимательный глаз Эстефании. Девица эта сразу увидела Тиранта, стоящего в одной рубахе с видом очень печальным и утомленным. Хуже того, в руках он держал кинжал, направив острие себе прямо в живот.

— О, нет, господин мой! — закричала вне себя от ужаса Эстефания и бросилась к нему, презрев все приличия. — Не делайте этого, иначе душа ваша попадет в ад и будет терпеть там непрерывные мучения!

Она упала к его ногам, обхватила руками его колени и заплакала:

— Что скажет моя госпожа, если вы лишите себя жизни?

— Умоляю вас, — очнувшись от своей задумчивости, Тирант выронил кинжал и наклонился к Эстефании, — умоляю вас, встаньте! Вы не должны опускаться передо мной на колени!

— О нет, я ни за что не встану, пока вы не поклянетесь, что у вас нет и в мыслях умереть!

Тирант, видя, что Эстефания не оставляет своего намерения, сам опустился на колени и обнял ее:

— Моя дорогая госпожа, уверяю вас…

— Если вы, — всхлипывала она, — надругаетесь над своей плотью из-за пустяков, которые наговорила вам Кармезина, то вас навсегда покроет величайший позор…

— Однако она сказала это, — помрачнел Тирант.

— Это была всего лишь шутка! — пылко возразила Эстефания. — Разве вы не видели, что у ее высочества было игривое настроение? После вашего ухода она позвала музыкантов. Разве стала бы она делать это, не будь у нее желания повеселиться?

Тирант молчал. Тогда Эстефания спросила:

— Как по-вашему, какие деяния более ценны в глазах людей и Господа Бога: те, что мы совершаем под влиянием гнева, или те, что мы совершаем ради добродетели?

— Я знаю лишь одно, — медленно проговорил Тирант, — любые мучения, которым подвергнут меня в аду, менее страшны, ибо главный адский палач — сущий младенец по сравнению с верховным палачом всех живущих.

— И кто этот верховный палач?

— Любовь, — выдохнул Тирант так пылко, что Эстефания тотчас поцеловала его.

И в этот миг в комнату вбежала Кармезина. Она не в силах была дольше сидеть у себя в покоях и не знать о том, что происходит у Тиранта, а Эстефания как на грех все не возвращалась.

Она увидела, что Эстефания держит в объятиях Тиранта и что рядом лежит кинжал. Сам же Тирант, бесчувственный, обмяк на плече придворной дамы.

— Тирант! — закричала Кармезина. — Боже милостивый, Тирант! Неужели вы совершили нечто ужасное?

Но тут Эстефания подняла к ней лицо и сказала со странным спокойствием:

— Должна сообщить вам, моя госпожа, что я обещала Тиранту от вашего имени одну вещь.

Кармезина молча смотрела на свою даму. А она, оставив Тиранта коленопреклоненным, высвободилась из его объятий и встала.

— Да, я обещала ему кое-что, — продолжала Эстефания. — Ведь когда я вошла в эту комнату, он держал кинжал и направлял острие прямо себе в сердце. И смерть казалась ему сладка, так что мне пришлось посулить ему кое-что послаще нее.

— Что? — спросила Кармезина.

— Поцелуй, — сказала Эстефания. — Тирант остался в живых только ради того, чтобы получить возможность поцеловать ваши волосы.

— В таком случае я позволю ему поцеловать не только мои волосы, но еще и глаза и лоб, — промолвила принцесса надменно. — И буду весьма рада, если за это он даст мне честное слово ничего над собой не учинять.

Тирант ощущал себя игрушкой в руках этих двух безжалостных и прекрасных дам и потому ничего не говорил и не делал, но лишь стоял на коленях и ждал.

Улыбаясь, Кармезина медленно опустилась к нему. Казалось, то богиня нисходит к смертному на облаке из широченного красного платья. А затем она повернула к нему лицо и закрыла глаза.

Тирант протянул руку и коснулся ее волос. Прядь оказалась совсем невесомой. Он поднес ее к губам и чуть прихватил зубами. И все это время он жадно смотрел на ее гладкий лоб и на опущенные веки, предвкушая тот миг, когда прикоснется и к ним.

И тут в комнату заглянул Диафеб.

— Император, — быстро сказал он.

Принцесса вскочила так стремительно, что Тирант едва не вырвал из ее головы прикушенную прядь. В комнату действительно вслед за Диафебом вошел император.

— А, вы здесь, — сказал он Тиранту. — Я искал вас, севастократор. Мне сообщили, что вы уже отправились почивать. К несчастью, вынужден потревожить ваше уединение: дело не терпит отлагательств. Прибыл гонец и с ним неутешительные вести, так что наутро следовало бы выступать.

— Я как раз хотела сообщить севастократору о том, что ему надлежит немедленно одеваться и идти на ваш совет, батюшка, — сказала Кармезина, приседая. — Моя верная Эстефания взялась проводить меня в эти покои, дабы никто не мог подумать о нас дурного.

— Вот как? — удивился император. — Но как же вы поняли, что необходимо сейчас же позвать севастократора на совет?