Пассионарная Россия - Георгий Миронов

Разумеется, Соловьев не мог игнорировать негативные стороны правления Ивана IV.

И давая в целом положительную оценку деятельности Ивана Грозного и его политики, историк в то же время не оправдывает его жестокости и «тех поступков, которые назывались и должны называться своими, очень нелестными именами». «Более чем странно, – пишет он, – желание некоторых оправдать Иоанна; более чем странно смешение исторического объяснения явления с нравственным их оправданием». При этом С. М. Соловьев нередко дает психологическое объяснение поступков Ивана IV. Он пишет о «нравственном перевороте», происшедшем в молодом Иване под влиянием событий 1547 г., когда тот решил «покончить окончательно с князьями и боярами, искать опоры в лицах другого происхождения». Описывая жестокости похода Грозного 1570 г. на Тверь, Новгород и Псков, Соловьев старается объяснить их главным образом тяжелым психическим состоянием царя. С одной стороны, такая трактовка событий в известной мере оправдывала Ивана IV, с другой – была далека от объяснения действительных причин похода.

Взгляды С. М. Соловьева на политическую историю России XVI в. получили дальнейшее развитие в трудах С. Ф. Платонова и Н. П. Павлова-Сильванского (давно не переиздававшихся), которые увидели основу борьбы боярства против великокняжеской и царской власти в привилегированном землевладении аристократии.

Концепция опричнины как необходимого этапа в процессе укрепления Русского централизованного государства, представления о борьбе боярства и дворянства как о главном стержне политической истории средневековой России, об антицентрализаторских устремлениях боярства и антибоярской направленности опричнины надолго стали господствующими и в советской исторической литературе.

Это привело в 30-50-е гг. к непомерному преувеличении роли Ивана IV в истории России, – к идеализации его личности и деятельности, что особенно ярко проявилось в работах Р. Ю. Виппера, С. В. Бахрушина и И. И. Смирнова. К историкам присоединились писатели. На киноэкранах, страницах литературных произведений, театральных подмостках царя Ивана стали изображать только как великого патриота Руси, беспощадно расправлявшегося с изменниками – боярами. Даже гениальный с чисто кинематографической точки зрения фильм С. Эйзенштейна был концептуально лжив (Иван Грозный и палач Малюта Скуратов – чуть ли не единственные патриоты России) и потому не вечен. Что уже говорить о драматической дилогии А. Н. Толстого, оказавшейся слабой и в художественном отношении.

Постановление ЦК ВКП (б), в котором говорилось о «прогрессивном войске опричников», было опубликовано в 1946 г., но, судя по историческим и литературным сочинениям, какие-то негласные «рекомендации» были «спущены» гораздо раньше. Во всяком случае, в духе сталинской позиции оправдания массовых репрессий Ивана Грозного против своего народа выступали и упомянутые выше крупные историки, и авторы вузовского учебника по истории СССР 1939 г., и такие романисты, как В. И. Костылев, пухлый роман которого, откровенно фальсифицирующий историю, был удостоен Сталинской премии. Восхваление Грозного стало своеобразной демонстрацией благонадежности.

Однако даже в те десятилетия массового компромисса находились люди, способные отстаивать (порой с опасностью для жизни) научную истину. Таким человеком был С. Б. Веселовский (1876–1952). Основная часть его трудов об опричнине дошла до читателей лишь через 11 лет после смерти ученого, в 1963 г., а при жизни все книги и статьи подвергались уничтожающей критике.

Господствующей, официальной, единственной, по сути дела, концепцией, проводимой в научных трудах и литературных произведениях, остается та, согласно которой опричнина – явление исключительно прогрессивное, а Иван Грозный – «верно понимал интересы и нужды своего народа» (В. Бахрушин).

После справедливой критики этой концепции в 1956 г. началась интенсивная разработка проблем политической истории России XVI в., сопровождавшаяся пересмотром традиционных представлений. Появился ряд работ, которые при всей их несхожести и спорности в целом отмечены стремлением к переосмыслению проблемы боярства и его роли в русской истории, в политической борьбе, к переоценке смысла и направленности опричных мероприятий. Это работы Д. Н. Алшица, С. Б. Веселовского, А. А. Зимина, В. Б. Кобрина, H. Е. Носова, Р. С. Скрынникова, С. О. Шмидта. Уже рассмотренные нами ранее или только упомянутые, они, при всей их несхожести, отличаются глубиной и убедительностью рассмотрения зачастую дискуссионного материала.

Если же читатель захочет (или будет вынужден) ограничить свой круг чтения, хотелось бы в контексте разговора («образ», «портрет» Грозного) рекомендовать две наиболее глубокие, обстоятельные и доказательные работы при всей их несхожести и даже концептуальной противоположности, а может быть, именно в силу этого. Речь идет об уже упомянутых выше книгах современных ученых Р. Г. Скрынникова «Иван Грозный» и В. Б. Кобрина «Иван Грозный».

Оба автора показывают становление личности Ивана Васильевича, характеризуют реформы Избранной рады и сущность опричнины, обстоятельно рассматривают причудливые зигзаги внутренней и внешней политики Грозного. Может быть, более, чем другим авторам, этим исследователям удалось вычленить, реконструировать (подобно скульптору-антропологу M. М. Герасимову) и облик, образ грозного царя – по письмам, поступкам, отношению к другим людям, методам решения государственных задач. Через поступки, в кругу людей и показан в этих книгах Иван Грозный.

При рекомендации читателю нескольких книг (тем более – двух) по одной теме принято подчеркивать, чем они отличаются. Здесь хотелось бы отойти от канона и показать также, чем они близки: они оставляют ощущение научной добросовестности и доказательности, отличаются обстоятельным анализом большого круга источников и терпимостью к другим концепциям. И еще – эти книги написаны литературно одаренными популяризаторами исторических знаний, они в большей степени, чем сочинения талантливых историков старшего поколения (С. Б. Веселовского или А. А. Зимина), обращены к массовой аудитории. Если же говорить об отличиях метода написания исторического сочинения (речь не о «технологии»: Р. Скрынников анализирует архивные материалы и «за столом» воссоздает историческое полотно; В. Кобрин вводит промежуточную ступень – он читает цикл лекций, курс или спецкурс, записывает его, правит, редактирует и – рождается рукопись книги), то предоставим слово В. Кобрину:

«С Русланом Григорьевичем мы постоянные оппоненты. Главное, что нас разделяет, – это методика исторического исследования, разное понимание степени зависимости историка от исторического источника. Мне представляется, что Р. Г. Скрынников слишком часто, выдвигая ту или иную гипотезу, не предупреждает читателя о гипотетичности своего построения, порой не разбирает аргументацию авторов, придерживающихся иных, чем Р. Г. Скрынников, взглядов. По моему мнению, в науке спорят не тезисы, а аргументы, а потому нельзя считать доказанной новую точку зрения, пока не опровергнуты выдвигавшиеся раньше. Если же говорить о разнице во взглядах на Ивана Грозного, то я не могу, например, согласиться со стремлением профессора Р. Г. Скрынникова уравновесить «достижениями» рассказ о преступлениях царя Ивана. По-разному мы смотрим на итоги опричнины. Я, в отличие от моего оппонента, не вижу в ней «крушения княжеско-боярского землевладения». Подробнее обо всем этом я писал в своей книге «Власть и собственность в средневековой России».

Итак: две позиции, два подхода к историческому исследованию, две концепции истории опричнины. Кто прав, кто ближе к истине, кто лучше пишет – разобраться в этом не входит в нашу задачу. Мы предлагаем вам очерки «популярной историографии», пытаемся познакомить и со страницами истории, и с существующей по той или иной теме исторической литературой. А вам уж решать, читать ли все подряд, что мы вам рекомендовали, или выбрать одну-две книги. Но вновь подчеркнем: одна-две книги по истории редко дают полное представление о предмете. Тут нужны и строгий анализ, и большой фактографический материал, и беспристрастная оценка, и субъективный взгляд, и сухая хроника событий, и историческая беллетристика. Вот почему вместо иллюстраций к портрету Ивана IV Васильевича, данному в интерьере исторической эпохи, мы рекомендовали бы в заключение книгу польского историка Казимира Валишевского «Иван Грозный». Книга эта впервые вышла в 1904 г. и была встречена читателями с большим интересом – их привлекла блестящая стилистика, обилие таинственных интриг, жестокостей опричнины, любовных приключений. Но именно в силу этого книга долгое время критически оценивалась официальной историографией до революции, а после революции вообще была исключена из круга чтения советских людей. По-своему она интересна и добавит к портрету грозного царя необходимые штрихи.