Куликовская битва - Виктор Поротников

Однажды Янина осмелилась заговорить с рабом-привратником, которому поручили замазать жидкой глиной щели в изгороди, замыкающей с двух сторон внутренний двор. Янина помогла привратнику размешивать в узком глубоком корытце глиняный раствор, а заодно расспросила его про Настасью.

Привратник поведал Янине о похищении Настасьи, о том, что ее поисками занимается сам эмир Бетсабула, который видит, как страдает его сын Исабек, лишившийся своей любимой наложницы.

Янина знала, что в Сарае не редки случаи похищения невольниц, этим обычно занимались кочевники, наведывавшиеся в Сарай по своим делам. Похищенных рабынь увозили подальше в степь, где круглый год кочуют со своими стадами курени и аилы местных племен. Бывало, что кочевники похищали и свободных женщин, чаще всего простолюдинок.

Отчаянию Янины не было предела. Она понимала, что даже в огромном Сарае пропавшую Настасью отыскать было бы гораздо легче, нежели в далеких кочевьях, разбросанных на беспредельных степных просторах. Янина была уверена, что Настасью похитили именно кочевые татары. В таком случае даже эмир Бетсабула был тут бессилен. Кочевники подчиняются своим бекам и походным эмирам, а дворцовые эмиры для них не указ.

В неизбывной горести Янина зачастила в церковь, где истово молила Бога вызволить Настасью из постигшего ее несчастья. Янина сама боялась кочевых татар, поэтому по городу ходила с длинным шилом, спрятанным в рукаве платья в потайном кармашке.

Как-то раз, возвращаясь из храма, Янина заметила на одном из многолюдных перекрестков мелькнувшее в толпе до боли знакомое лицо. Девушка сначала остолбенела.

«Этого не может быть! — невольно пронеслось у нее в голове. — Откуда здесь взяться Прохору?»

Однако безумная надежда уже запала ей в душу, пробудив в девичьей груди сильнейшее сердцебиение. Янина сорвалась с места, влетев в толпу, как челн на бурном перекате. На бегу налетая на чьи-то спины и плечи, Янина вытягивала шею и вертела головой по сторонам. Ей уступали дорогу или, наоборот, толкали с бранью, но Янина не замечала этого. Она была готова убить всякого, кто встанет у нее на пути, кто попытается задержать ее! Вот знакомый профиль вновь мелькнул впереди среди снующих взад-вперед людей в восточных одеждах.

Теперь Янина проталкивалась через людскую толчею уже целенаправленно, не выпуская из поля зрения юношу в сером плаще. Как он похож на старшего брата Настасьи! Сделав последнее усилие, Янина наконец дотянулась до крепкого плеча идущего впереди юноши. Он быстро оглянулся.

— Проша! — закричала Янина и бросилась на шею к тому, кого здесь явно не должно было быть, но кто тут все же оказался.

— Янка! Родная моя! — радостно восклицал Прохор, утянув рыдающую девушку в ближайший переулок, где было тихо и безлюдно. — Вот так встреча!

— Сам Господь послал мне тебя, Проша, — сквозь слезы молвила Янина, прижимаясь к широкой груди юноши. — Не зря я молилась все эти дни! Господь услышал мои молитвы!

— Я уже девять месяцев живу в Сарае, все Настасью ищу, — сказал Прохор. — Случайно отыскал Милаву. Она кое-что поведала мне про сестру. Янка, а ты не встречалась с Настасьей?

— Как же! Встречалась! — Янина схватила Прохора за края плаща, обратив к нему свое заплаканное лицо. — Дней десять тому назад мы виделись с ней последний раз…

— Как она? Где она? — В голубых очах Прохора вспыхнул радостный огонь. — Я уже с ног сбился в ее поисках! Весь Сарай исходил из конца в конец много раз!

Янина вновь разрыдалась.

— Молви же! Не тяни! — Прохор слегка встряхнул девушку за плечи.

Прерывающимся от слез голосом Янина рассказала Прохору о недавнем похищении Настасьи и о своих предположениях относительно того, что это, скорее всего, дело рук кочевых татар или кипчаков.

— Куда могли нехристи увезти Настю, лишь Господь ведает, — сказала Янина. — Кочевий в степи много, а степи тянутся от Волги до Персидского моря на юге и до моря Греческого на западе. Это все равно что иголку в стоге сена искать.

Прохор подавленно молчал, сраженный услышанным. Сколько раз за эти месяцы, прожитые в Сарае, он проходил мимо дома эмира Бетсабулы, сколько раз пробегал торопливым шагом мимо Никольской церкви, сколько раз обходил харчевни и постоялые дворы на тех улицах, на которых, оказывается, частенько появлялась его сестра. И ни разу ему не посчастливилось столкнуться с Настасьей!

— Все в руках Божьих! — проговорил Прохор, тряхнув спутанными русыми вихрами. — Не дал мне Господь удачи вызволить из полона Настасью. Но и с пустыми руками домой я тоже не вернусь. Хотя бы двух подружек Настасьиных из татарской неволи вытащу.

— Ты обо мне молвишь, что ли? — утирая слезы, спросила Янина.

— О тебе и о Милаве, — уточнил Прохор. — Я уже договорился с одним нашим купцом, он довезет нас на своей ладье до Мурома. А из Мурома и до Серпухова недалече.

— А как же Настасья? — жалобно простонала Янина.

— У самого сердце кровью обливается, — проворчал Прохор. — Но делать нечего. Медлить мне здесь больше нельзя, ибо гроза на Русь надвигается. Мамай полчища собирает, а князья наши небось и не ведают о том. Хочу поскорее до Москвы добраться, упредить князя Дмитрия о замыслах Мамая.

Милаву Прохор вызволил из дома купца Козамо простым, но хитрым способом. Прохор надоумил девушку притвориться больной, а поскольку Козамо боялся всякой заразы как огня, то он без колебаний отпустил Милаву в дом купца Джироламо, у которого имелся неплохой лекарь. Осмотрев Милаву, лекарь-фряг не нашел в ней никакого недуга. Назвав поведение Милавы «обычной женской хитростью», лекарь повелел Прохору отвести девушку обратно в дом Козамо.

Прохор подчинился, но привел Милаву на пристань и спрятал на русском торговом судне, заранее договорившись обо всем с его владельцем. Он знал, что Козамо не станет проявлять беспокойство, полагая, что его русская невольница пребывает в доме Джироламо. Когда обман откроется, Прохор и Милава будут уже далеко.

С Яниной было еще проще, поскольку она пользовалась полнейшей свободой и могла не отчитываться перед своим хозяином за каждый свой шаг. Прохор договорился с Яниной о встрече на пристани на другой день. На всякий случай Прохор описал Янине ладью муромского купца и место в гавани, где она стоит на якоре. Янина должна была прийти со всем необходимым, что может ей понадобиться в пути.

— Учти, Янка, купец завтра завершает все свои дела в Сарае, — предупредил девушку Прохор. — Не придешь вовремя на пристань — ладья уйдет без тебя. Помни об этом!

— Да уж не забуду! — промолвила Янина, вновь прижавшись к Прохору. — Знал бы ты, сколько я мук вытерпела среди этих нехристей! Я уже сейчас готова убраться отсюда поскорее хоть на ладье, хоть на плоту, хоть на бревне.

Янина не стала скрывать от купца-булгарина своего намерения завтра же навсегда покинуть ненавистный ей Сарай. Она знала, что этот тихий добрый человек, переживший смерть двух своих жен, сильно любит ее. Янина понимала, что добряк Тураш живет тайной надеждой соединиться с нею узами брака. Это можно было прочесть по его глазам, утонувшим в густой сетке мелких морщин, это чувствовалось в каждом его слове, обращенном к Янине, в каждой подаренной ей улыбке. Тураш не хотел неволить Янину, тем более он не собирался торопить ее с окончательным решением. Ее нынешняя свобода действий была явным намеком Тураша Янине, неким прообразом той супружеской жизни, какая может ожидать ее, если она все же надумает стать его женой.

Услышав из уст Янины то, что она покидает его навсегда, Тураш с нескрываемой грустью покачал своей наполовину седой головой в неизменной круглой шапочке с кисточкой и пожелал ей счастливого пути и удачи в жизни. Купец протянул Янине кожаный кошель с деньгами, чем растрогал девушку до слез.

Янина отказалась взять так много денег у человека, который буквально спас ее от смерти и от которого она видела столько добра. Чтобы не огорчать Тураша, Янина взяла несколько серебряных монет и золотой браслет, который тот давно предлагал ей в качестве подарка.

Утром Янина последний раз посидела за завтраком вместе с Турашем и тремя его малолетними дочерьми. Прощаясь с ними, она обливалась слезами, словно расставалась с близкими родственниками.

Всю дорогу до гавани Янина боролась со слезами, которые градом катились из ее глаз. Печали ей добавляло осознание того, что она вот возвращается на Русь, а несчастная Настасья обречена мыкаться в неволе до конца своих дней.

Однако Янина и не подозревала, что судьба приготовила ей еще одно нелегкое испытание, как бы проверяя на прочность ее душевную стойкость и телесную крепость.

В гавани оживление начиналось с раннего утра: какие-то купеческие суда готовились к отплытию, какие-то, наоборот, только начали выгрузку товаров на пирс. Здесь весь день до вечера можно было видеть вереницы носильщиков, переносящих на согбенных спинах мешки, тюки и бочки. Здешний шум и гам отличались от гомона центрального базара, тут в людскую разноголосицу врезались громкие резкие крики чаек, стук складываемых на палубный настил весел, скрип поднимаемых рей, визг пил и топот ног, шагающих взад-вперед по дощатым настилам, переброшенным с пирса на борт причаливших кораблей.