Мария-Изабель - Юрий Иванович

– У нас лифт есть! – невпопад ответила она.

– Тем лучше! – он обрадовался. – Пока я поеду вниз, вы быстренько забежите в квартиру и закроетесь….

– А я вас и не боюсь! – вставила Мария.

– …На все замки. Зато я смогу потом спать с чувством выполненного долга. Помогать так помогать! – и напомнил: – А то зачем мне стоило падать?

Она на мгновение задумалась, пытаясь найти более веские причины для отказа. Но ей ничего не приходило в голову. Даже наоборот, мелькнула мысль: «Да пусть тащит, они ведь действительно жутко тяжёлые! Хотя может неудобно? Утруждать совсем незнакомого, да ещё иностранца? А почему собственно неудобно? Я ведь его не заставляла, сам напросился! Да и для него это сущий пустяк! Вон, какие бицепсы! Запросто с кем угодно справится… если понадобится!» И разведя руками в знак согласия, достала ключи и открыла дверь парадного. Пропустив вперёд, закрыла двери и, обогнав, вызвала лифт.

– Честно говоря, – заговорил мужчина. – Я не думал, что в таком старом, хоть и шикарном доме, есть лифт. Как правило, в таких древних строениях трудно установить даже пневматический подъёмник.

– О, в этом доме лет десять назад, сделали полнейшую реконструкцию, сохранив, пожалуй, только фасад, – она зашла первая в открывшиеся створки лифта и нажала кнопку пятого этажа. – Так что, если можно так выразиться: в старую одежку вселился новый житель. А вы что, связаны со строительством? – а про себя подумала: «Кто бы он ни был, но с такими добрыми глазами он не может быть проходимцем или негодяем. Вероятно, поэтому я его нисколечко и не опасаюсь!»

Прежде чем ответить на её вопрос, он немного смущённо улыбнулся:

– Да! Самым непосредственным образом. Без такого человека как я, невозможно сделать подобный капитальный ремонт.

– Тогда, наверняка, вы главный архитектор Мадрида! – констатировала в шутку Мария, выходя на лестничную площадку. – Вот, эта дверь моя! – глядя, как он стал аккуратно ставить кульки и сумки прямо на коврик, добавила: – Огромное спасибо вам за помощь, вы меня действительно очень выручили.

– Ну что вы, не стоит благодарностей. Каждый должен помогать в меру своих сил и возможностей и не ждать каких либо за это вознаграждений. – Он неловко, боком, стал пятиться к лифту, пряча правую руку за спину. Мария сразу же вспомнила о падении и метнула взгляд в сторону сумок. Ручки половины из них были запачканы чем-то красным.

– Да ведь это же кровь! – воскликнула она

– Ну… кульки вы все равно выкинете. Я право не думал…

– Покажите руку, – требовательно перебила она.

– Нет, нет! – он затравленно посмотрел на лестницу, ведущую вниз и попытался прошмыгнуть мимо стоящей на его пути Марии.

– Да что вы себя ведёте как ребёнок! – возмутилась она, загораживая ему дорогу. – Идёмте, я вам наложу повязку, и бегите на все четыре стороны. Никто вас не собирается ни наказывать, ни ставить в угол!

Если Мария что-то начинала делать, то делала это последовательно и безоговорочно. Поэтому, схватив одной рукой за его левый рукав рубашки, потащила вяло упирающегося мужчину к двери. Другой рукой вставила ключ и открыла квартиру.

– Идёмте на кухню, там у меня аптечка! – она командовала продолжая тянуть его за рукав.

– А сумки?! – он сделал последнюю попытку вырваться у неё из рук, он вроде даже как запаниковал.

– Никуда они не денутся! – категорически заявила Мария, перехватывая его уже за запястье.

– Вы знаете, я уже начинаю жалеть даже, – жалобно-притворно заворчал мужчина, – что бросился вам на помощь.

– Это почему же? Сильно болит, и вам себя жаль?

– Да мне нисколечко не больно! – возразил он. – Просто очень давно мною так безоговорочно не помыкали. Разве что ещё в четырехлетнем возрасте, когда моя бабушка вылавливала меня ночью на улице, голодного, холодного, но ещё страстно желающего погулять хоть одну лишнюю минуту.

– Садитесь сюда! – она выдвинула табурет из-под кухонного стола. Достала из шкафчика аптечку и положила на стол. – И с кем же вы гуляли в таком возрасте? Со своими друзьями?

– Какие друзья? – Искренне удивился он. – Мои ровесники в то время видели уже десятые сны. Я пристраивался к взрослым компаниям, в которые уже пили вино, курили и обнимали девочек. Они часто жгли костры и я грелся, сидя где-то рядом. – Его глаза заволоклись пеленой воспоминаний, и Марии привиделся в чертах зрелого и опытного мужчины, маленький белобрысый мальчонка желающий побывать в обществе кого угодно, лишь бы не возвращаться домой, лишь бы не лишаться призрачности свободы. А он продолжал: – Но наступало время, что даже они не выдерживали и спросив: «Малый! Это не твоя бабка надрываясь, выкрикивает на весь квартал твоё имя?» и, получив мой отрицательный ответ, добавляли: «Ну, всё равно, валика ты спать и не путайся тут под ногами!» И даже помню, как обидно мне становилось: все меня гонят, никому я не нужен, значит… пора домой. И я уходил. И вот на подходе то к дому, моя бабушка всегда меня и подхватывала и, держа точно так же за рукав, причитая, вела в малюсенькую квартирку, где меня ждал давно остывший и обед, и ужин, и заледенелая, несколько раз уже гретая вода для моего мытья. Бабушка меня раздевала, начинала мыть – а я уже спал. Спал так, что, по словам родненькой, и из пушки не разбудишь!

Мария тем временем промыла ему рану перекисью водорода и, с внутренним содроганием, плеснула на рану раствор зелёнки. Мужчина даже глазом не моргнул, а продолжал рассказывать:

– Зато утром, лишь только первые лучики солнца пробивались сквозь оконце нашей полуподвальной квартиры, я начинал метаться как тигр в клетке. Да, конечно! Завтракал я плотно. Бабушка во дворе держала с десяток курочек, и обязательно на завтрак был гоголь-моголь ну, и к тому же, всё, что было под рукой. После завтрака удержать меня становилось практически невозможно. И бабушка меня «выпускала». Как собаку, которая неделю просидела в подвале и уже ничего не соображает, лишь бы вырваться. Бабуля меня умоляла: «Внучек, приди хоть на обед, поешь, и я тебя снова отпущу!» Я утвердительно кивал головой, торжественно обещая: «Хорошо бабушка!» и убегал. Убегал на целый, целый день. Родители моих друзей, зовя их поесть, угощали и меня. Тут я не боялся – уж там то меня дома не закроют. А то бывало, кто-нибудь выносил бутерброды и тоже всегда со мной делился. И так снова, до самой ночи, пока уже все меня гнать не начинали.

Мария, наложив лёгкою повязку, даже не заметила, как присела на другой табурет и стала слушать с увлечением. Она сама в детстве, живя в большом и шумном Мадриде, часто загуливалась допоздна и помнила эту страшную и нежелаемую мысль: «Надо идти домой!» Ведь она была девочка, ей с детства вбили в голову, что гулять допоздна – нельзя. А как ей хотелось!