Кабаны города Каннута - Юрий Валин

Даша с замершим сердцем смотрела в лицо доктора. Нос у Дуллитла был красноватый. С таким носом хорошо у камина сидеть и виски сосать.

- Я не права, доктор Дуллитл? - голос девушки дрожал.

- И да, и нет, - доктор пожевал мясистыми губами. - Есть определенные обстоятельства, оправдывающие мое поведение.

- Неужели? Вы оставляете больного человека, заведомо зная, что кроме вас никто не окажет действенную помощь. Вас ждут голодные дети и беременная жена, да доктор? Или вы опасаетесь, что перессорятся ваши многочисленные любовницы?

- К счастью, ни то и ни другое, - доктор улыбнулся.

- Ах, вы находите наш разговор забавным? - Даша высокомерно вздернула подбородок. - Что ж, мы, ни в коем случае, не намеривались вас задерживать. У милорда, несомненно, множество дел куда актуальнее какого-то там классического псевдоартроза.

Доктор нагло ухмыльнулся и дернул себя за рыжеватый бакенбард:

- Юная леди знакома с основами терапии? В каком объеме? Школа сестер милосердия при монастыре?

- Нет, - мрачно отвергла дурацкое предположение Даша. - Никаких монастырей. Платная поликлиника, учебник анатомии, и немного Интернета.

Доктор недоуменно поднял бровь.

- Знаю что такое наркоз и скальпель, но никогда не смогу сделать операцию сама, - объяснила Даша. - На вас надеялась.

- Гм. Тронут, - доктор яростно почесал заросли на щеке. - Значит имеете общее представление о хирургическом вмешательстве? О послеоперационном периоде? О реабилитационных мероприятиях? Операция - это не минутное дело, мадмуазель. Даю вам честное слово, у меня просто нет времени на лечение.

- О, ну конечно, какие могут быть вопросы, мистер Дуллитл. Езжайте поскорее. Мы подождем следующего хирурга. Лет двадцать-тридцать. Или две-три жизни? Так, доктор? Скелет для анатомического музея кому завещать?

- Жестоко, - доктор посмотрел на девочку оценивающе. - Крайне жестоко для подростка. Пятидесятые-шестидесятые?

- Плюс 50. Конца света в 2000-м так и не случилось.

- Боже мой, целый век пролетел, - доктор на миг зажмурился. - И чем дальше, тем бессердечнее дети. Ах, как интересно было бы побеседовать! Милая леди, я никак не могу остаться. Это будет бессмысленно. Задержись я на день-два, и меня гарантированно ухлопают. Кому от этого станет легче?

- О, железный довод! Вам купить на дорогу пирожков, доктор?

Дуллитл засопел:

- Мадмуазель, вам известно, что существуют такие милые собачки - бульдоги? С крепкими челюстями. Вцепляются мертвой хваткой и...

- У меня ноги чуть поровнее, чем у вашего бульдога.

Доктор глянул на ноги девушки и, кажется, покраснел:

- В третьем тысячелетии весьма раскованные подростки. Леди, у меня есть только сутки. Это крайне серьезно. Потом меня прирежут как абсолютно необразованную глупую свинью. Что я могу сделать? У меня с собой крайне мало надежных людей. Операция - отнюдь не мгновенный фокус мага. Уж вы-то должны понимать. Я был бы счастлив провести хирургическое вмешательство и вернуть подвижность руке вашей очаровательной подруге, но обстоятельства категорически против. Что вы от меня хотите?

- Делайте операцию. Реабилитационный период я возьму на себя, - пробормотала Даша.

Доктор упер руки в колени, согнулся и пристально уставился девушке в лицо. Даша боялась вздохнуть, но упрямо таращилась ему в глаза.

- Ответственность пополам, да? - пробурчал доктор. - Понимаешь, на что идешь? Ночи потом спать перестанешь.

- Так я уже умерла, доктор, - слабо сказала Даша.

Дуллитл хмыкнул:

- Это довод. Тогда рискнем.

Он выпрямился:

- Время терять незачем. Мои люди на постоялом дворе у Дровяных ворот. Там есть уютный сарайчик. Сейчас разойдемся. Молодой человек, вы проследите, чтобы дамы не привели "хвост"? За мной, без шуток, следят. Если вы не придете, я не обижусь. Кстати, мадемуазель, вам придется оказать мне честь, и помочь при операции. У меня остался только один ассистент...

***

От операции у Даши остались смутные впечатления. После шока от помещения "операционной" - натуральный сарай, свежая солома на полу, стол, куда больше напоминающий верстак столяра, - девушка поняла, что накрепко увязла в предрассудках, унаследованных от досмертного существования. Где же слепящий медицинский свет? Где стерильность, резиновые перчатки, вышколенные ассистенты и мудрые академические замечания ведущего хирурга? Вместо медицинской сестры доку Дуллитлу помогал мрачноватый тип, по имени Хенк. Судя по рукам, этот дяденька больше привык держать в руках топор и вожжи. Может быть, еще разбойничий меч. Явно криминальная личность. Вместо ярких ламп сарай освещали масленые фонари. Правда, их было аж четыре. В качестве дезинфицирующего средства, а заодно и дополнительного наркоза, использовалась подозрительная светло-коричневая жидкость с оглушительным ароматом сивухи. Доктор гордо именовал эту бурду коньяком, и заверял, что ни один микроб ее воздействия не переживет. Вот в этом Даша не сомневалась - судя по запаху, такую отраву и ни один дарк не пережил бы. Хотя сам доктор, судя по оттенку носа, лечебные свойства медицинского "коньяка" частенько проверял на себе.

Даша с ужасом смотрела, как Эле покорно выпила маковый отвар, так же безропотно запила его чашкой коньяка, содрогнулась, и полезла на стол. Даше хотелось завизжать. Но было уже поздно - хозяйка смирилась с судьбой и собралась помирать.

Дуллитл торопился. Казалось, пациентка еще не заснула, когда доктор взялся за дело. Поскрипывал ланцет, текла кровь. Даша решила ни о чем не думать, только тупо делать что велят. Тупо не получалось. Доктор требовал убирать кровь, поправлять лампы, и при этом неутомимо расспрашивал о досмертной жизни. В основном его интересовала медицина. Даша честно пыталась вспомнить что-то толковое о лазерной хирургии, ультразвуковой диагностике и прочих уже забытых достижениях науки. Половину медицинских чудес девушка не могла внятно объяснить, вторую половину не мог понять доктор. Выяснилось, что он покинул старый мир в начале ХХ века, исчезнув прямо с какой-то абсолютно незнакомой Даше войны. Болтовня и возня с лампами утомляли девушку невыносимо и позволяли почти равнодушно смотреть на развороченную руку Эле. Казалось, что доктор практически полностью отделил предплечье женщины от остальной руки. Поскрипывала под сталью кость, временами доктор, что-то бодро бормоча под повязкой, начинал подпиливать и узкое полотно блестящей "игрушечной" пилки отвратительно взвизгивало. Эле жалобно постанывала во сне и пыталась двинуться. Ремни надежно удерживали женщину. Дуллитл бормотал пациентке что-то успокаивающее, как будто несчастная могла его слышать, и продолжал расспрашивать Дашу о стволовых клетках. Девушка тщетно старалась извлечь из памяти жалкие обрывки знаний. Оказывается, совсем не тем чем нужно интересовалась в прежней жизни. Дуллитл удивлялся величию науки, просил промокнуть кровь, возился с обломками белых блестящих костей, поправлял лоскуты мускулов, сшивал. Даша удобнее подвигала светильники, объясняла о мутациях вируса гриппа.

- Ну, вот собственно и все, - сказал доктор Дуллитл, любовно заглаживая гипсовую повязку.

- Да, док, - согласился молчаливый Хенк, - справились. Большая баба еще дышит, маленькая даже в обморок не хлопнулась. Крепкие девицы в вашей стране. Не приведи боги на такой жениться - каждый день будет сковородкой в кровь лупить. Как вы там живете, если такую волю бабам дали?

- Хенк шутит, - объяснил доктор. - Мы с ним видели дам и куда кровожаднее вас, мадмуазель. Взять, к примеру, уважаемую супругу вашего знакомого Квазимодо. Вот уж решительная женщина. Кстати, Хенку простительно заблуждаться, но мы ведь с вами не совсем соотечественники? Вы из Франции?

- Я из восточной Европы, - пробормотала смертельно уставшая Даша.

- А, действительно, - славянский носик, - доктор принялся мыть в ведре руки. - Жаль, жаль, что было так мало времени поболтать...

***

- Когда вы тогда вышли, и я увидел выражение твоего лица, подумал, все - померла Эле, - сказал лохматый.

- Да, наш бакенбардистый колдун такой болтун, что у меня голова кругом пошла, - устало объяснила Даша. - Но лечить он умеет.

Она и лохматый сидели в дворике. В хлеву сонно всхрюкивал Вас-Вас. На город опускалась темнота. Костяк заявился уже под вечер. Весь день Даша провела у постели хозяйки. После операции прошло три дня, кризис миновал. Эле уже вполне осознанно разговаривала и жаловалась, что руку дергает и ломит. Потом хозяйка снова засыпала на полуслове.

Честно говоря, Даша и из хвастовства не могла бы сказать, что эти три дня были самыми легкими в ее посмертной жизни. Хорошо еще, что в голове странным образом задержались все многочисленные инструкции доктора. Хотя, когда Эле начала отходить от опиумно-коньячного дурмана, не много было толку от всех этих предупреждений. Ничего, справились. Правда, что там с рукой у хозяйки получилось, еще не скоро выяснится.