Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае - Барякина Эльвира Валерьевна

Нина тихонько поцеловала Клима в плечо. Он улыбнулся во сне.

«Ты ничего не знаешь обо мне, да тебе и не нужно знать».

Приподнялась – вдвоем на узкой полке было тесно. Но Клим, не просыпаясь, притянул ее к себе. Его сердце стучало гулко и ровно.

2

Олман был прав – оформить документы чехословацкого консульства оказалось не так сложно. Взятка и бумага, составленная им для Комиссариата по иностранным делам, решили дело. Через две недели Нина уже танцевала на первом балу в своем новом доме, снятом у Тамары за символическую плату. Китайская казна не досчиталась таможенных сборов на десять ящиков шампанского.

– Заработать легко тому, кто по натуре торговец, – говорила Тамара. – Например, наш Лемуан нюхом чует, где лежат деньги. А вы, Нина Васильевна, правитель: куда ни придете, люди начинают подчиняться вам, ибо так должно быть.

Нина смеялась:

– Ах, если бы! Кто мне будет подчиняться?

– Слушайте меня: я по натуре мудрец и знаю, что говорю. Мудрец, торговец и правитель – это самое удачное сочетание для любого предприятия. Поэтому у нас все получается.

Все действительно выходило как надо, но тем не менее у Нины под кожей засел страх. Ее не покидало чувство, что она полностью зависит от Олманов и Лемуана и они могут погубить ее в любой момент. Тамара как будто насмехалась, когда говорила, что Нина – правитель. Они с Иржи были преступниками и большую часть времени тратили на заметание следов и на мысли о неизбежном наказании.

Нина подыгрывала Тамаре, и если раньше она изображала других, то сейчас изображала другую себя – неустрашимую, спокойную и жизнерадостную. Нина нужна была мудрой миссис Олман, как актриса нужна драматургу: Тамара придумывала пьесу и прописывала в ней роли, а потом с нетерпением ждала представления и отзывов публики. После каждого бала она расспрашивала Нину, с кем та поговорила, кто и что сказал, – и все это с довольной, многознающей улыбкой. Ей доставляло удовольствие собирать сведения о знакомых и делать прогнозы, кто за кем будет ухаживать и кто с кем поругается. На этот счет Тамара никогда не ошибалась.

Временами она просила Нину чуть-чуть «подправить действительность»: познакомить людей или ввернуть в разговор фразу, которая могла многое изменить. При этом она никого не посвящала в свои планы. Нина не сомневалась, что у Тамары есть знакомые, с помощью которых она точно так же управляет и ею самой – без ее ведома. Просчитать ходы миссис Олман было невозможно: она не искала выгоды – ей требовался увлекательный сюжет. Если ей покажется, что арест горе-консула – это любопытный поворот событий, она тут же разыграет эту карту.

Нина чувствовала себя голым королем, идущим по улице с высоко поднятым подбородком, и каждую секунду ждала выкрика: «Эге, а величество – без штанов!» Ей требовалась защита: кто-то сильный и действительно неустрашимый.

Но пока у нее был только Иржи. В его преданности она не сомневалась: они были повязаны, как каторжники парными кандалами. Нина сняла для него квартиру в Китайском городе – там и повесили табличку «Консульство Чехословакии» с гербом и весьма двусмысленным девизом: «Veritas Vincit» – «Правда побеждает». Своим гостям Нина представлялась кузиной чехословацкого консула, которая по его просьбе устраивает всевозможные развлечения.

Тамара действительно подобрала для нее идеальную публику. Господа из высшего общества, конечно, не заглядывали к Нине: у нее собирались коммерсанты средней руки, девицы, подыскивающие женихов, и представители богемы с длинными волосами и неизменными разговорами о погибшей культуре. Часто к Нине заходили и вовсе незнакомые личности, которых приводили друзья друзей. Они не требовали роскошного угощения (в целях экономии Нина предлагала только коктейли и закуски), им достаточно было того, что в доме шумно, дымно и весело и что хозяйка соблюдала некие церемонии, которые позволяли гостям чувствовать себя недалеко от вершины мира.

Поначалу Нина слегка побаивалась этого разудалого табора, но очень скоро поняла, что гости заинтересованы в ней куда больше, чем она в них. Всем им требовался повод, чтобы показать себя и посмотреть на других, им нужен был большой дом с лужайкой и атмосфера необязательности. У Нины не придирались к акценту и не задавали лишних вопросов.

В короткое время она завела больше сотни знакомых, из которых никто не стал ее другом. Может быть, среди них и были интересные люди, но все складывалось так, что о серьезных вещах у Нины не говорили. Шутки, флирт, сплетни – никто не показывал своего истинного лица. Но так оно и должно было быть: Нина не хотела ни с кем сходиться. Дружба предполагает откровенность, а откровенность могла стоить ей очень дорого. Ее «семейный круг» оставался очень мал: Тони, Тамара и Иржи. Лемуана, хоть он и знал ее тайну, можно было не считать. Он примыкал к ее жизни с краю, который соприкасался с портовыми спекулянтами и виноторговцами, а от этого мира Нина хотела отгородиться самой высокой стеной.

К Лабуде она испытывала теплую, но все же презрительную жалость. Нину трогало то, что он дал ей возможность заработать. Она берегла его и старалась не впутывать в отношения с Лемуаном и Олманом. Но сам Иржи не берег ее нервы.

– Я знаю, что в Шанхае присутствуют чехи, – говорил он каждый раз. – Скоро нас выведут на прозрачную воду.

Нина стискивала зубы. Она всеми силами пыталась забыть о своих страхах. Как только у нее появились деньги, она начала ходить по блошиным рынкам и антикварным магазинам, выискивая переливчатые муранские вазы и голландские серебряные черпаки с выпуклыми мельницами на дне. Обилие красивых вещей успокаивало ее: они были символом того, что ей многое позволено.

Найти продавца, который не понимает, что за вещь попала ему в руки, долго прицениваться, торговаться и все-таки выкупить лампу Тиффани или статуэтку работы Лансере. [24]

Дом Нины начал напоминать белый особняк на Гребешке. Не видом – там все было другое. Скорее смыслом.

Она не выносила темноты и после захода солнца во всех комнатах зажигала электричество. До рассвета читала – в основном по-английски. Ама, [25]горничная по имени Чьинь, догадалась, что Нина боится кошмаров.

– Где ваш муж, мисси? – спросила она. – Злые духи не дают вам спать, потому что вы беспокоитесь за мужа?

Нина ничего не ответила. Она каждый день бывала в доме Олманов. Она видела, как Тони садится рядом с Тамарой и тихонько под столом держит ее за руку и вплетает свои пальцы в ее, обтянутые атласной перчаткой.

А Нина думала о том, что у нее под ногами паркет, на стене – багет, на себе – жакет от дома Пату, – получи бесплатное приложение к покупке – одиночество высшего сор та. Носи его на шее, как лисий воротник, как пустую шкурку с болтающимися мертвыми лапами.

«Я замучилась жить одна…» Нина всеми силами пыталась избавиться от этой мысли, разбирала ее, выискивая первопричины. Раньше у Нины была любовь, но она иссохла из-за того, что ей недоставало денег. Теперь у нее были деньги, но это не приносило ни малейшей радости.

Клим был человеком, на которого можно было положиться, она могла рассказать ему все, и он вступился бы за нее, ни о чем не спрашивая и не требуя платы. Но как только сожаления о непоправимой ошибке закрадывались к ней в сердце, Нина гнала их. Она нарочно представляла, что Клим совсем опустился, размяк, может, уехал с контрадмиралом Старком на Филиппины, может, бродит где-нибудь по шанхайским подворотням вместе с остальным бородатым, вшивым белым воинством. Нина умом понимала, что этого быть не может – Клим не из тех людей, что опускаются, – но старательно убеждала себя в обратном.

Нет-нет, в любом случае не Клим. Слов из песни не выкинешь – что сделано, то сделано. Ей нужна новая любовь. Мужчина, который будет намного умнее и сильнее ее. За чью спину можно спрятаться, как Тамара прячется за спину Тони.