Цепные псы одинаковы - Иней Олненн

Так написано Рунами в Каменных Книгах Зачарованного Леса.

Эриль Харгейд умолк.

С ужасом глядели Ингерд и Ян на черные камни, ибо в единый миг ожили перед их взорами страшные видения древних легенд, в каждом сердце от одного Моря до другого дремавшие. Отмахивались прежде от легенд этих — что было, то было, давно быльем поросло, а тут вот оно, рукой дотянись — живое, но мертвое, мертвое, но живое… Ян трепыхнулся, будто в небо взлететь хотел, да не мог, ибо в клетке вдруг увидел себя — птицу вольную, поднебесную! А Ингерд стоит рядом, как вкопанный, и ровно бы даже не дышит.

— Я понял, — хрипло произнес он. — Это — кровавое сердце земли нашей, оно жаждет смертей и убийств, а мы стремимся утолить эту жажду, потому как все мы — кусок этого сердца…

— Поэтому мы столько убиваем? — вторит ему Ян. — Ведь мы убиваем так же легко, как бросаем в землю зерно. Мы, мужи, отнимаем жизнь столь же беспечно, как даем ее. Иль проклятье на нас? Иль не чтим мы пращуров наших? Иль недовольны вечувары жертвами, что им приносятся?.. Когда будет мир в землях наших?

— А что такое мир? — спрашивает эриль. — Я поведал вам о трех братьях, их имена — Дух Мира, Плоть Мира и Кровь Мира. Кровь Мира была пролита, с того дня пробил час сражений, началась бесконечная Эра Битв, и она не закончится никогда, ибо Кровь Мира нельзя остановить. Наша плоть — часть одной плоти, наш дух — часть одного духа, и наша кровь — ручей от одной реки. Наши сражения бесконечны, оружие против оружия, дух против духа — выбор за нами, но не выбрать нельзя. Мы лишь можем решить — во имя чего.

Ингерд молчал. Ян тоже. Молчал лес за спиной, словно ждал чего-то, словно сказать что-то хотел, но все же молчал. А тут и хорек с рыжей спинкой объявился.

— Долгая дорога измята вашими сапогами, — произнес эриль Харгейд, — Высокие звезды свидетели ваших дум, вы много повидали и многое узнали. Что со всем этим делать — решайте сами.

И он указал рукой прочь из леса.

Ингерд и Ян пошли за хорьком, оставив за спиной страшное место. И невдомек им было, что Ингерд и Ян, что покинули Зачарованный Лес, — уже совсем другие люди.

Когда мимо светлого ручья проходили, набрали воды полную флягу, чтоб Згавахе отнести. И опять у кромки зеленого леса им встретился один из ведунов, и опять Ингерд и Ян в спешке одеждой менялись, путаясь в рукавах и штанинах.

Немало они шли, да обратная дорога все ж короче, дошли, наконец, до Згавахиной избушки. Занимался рассвет (какого дня?..), а Згаваха все так же сидела у окошка и перебирала в лукошке овечью шерсть. Нисколько не продвинулась ее работа, и мелькнула у Яна мысль: а не сама ли Згаваха, хорьком обернувшись, с ними в Лес Ведунов хаживала?

— Исполнили мы твою службу, — сказал Ингерд, на стол флягу с чудесной водой ставя. — Помоги и ты нам.

— Спрашивай, — говорит Згаваха, а в избушке ее темно, как в погребе. — Но прежде обдумай: не изменился ли вопрос, какой задать ты мне хотел?

В избушке воцарилась тишина. Ян смотрел, как скрюченные пальцы ловко перебирают шерсть, и представил, что вот так перебирает ведьма человеческие судьбы, и содрогнулся.

— Не изменился, — подумав, ответил ей Ингерд.

— Что ж, тогда спрашивай.

И спросил Ингерд:

— Видишь ли ты мою душу?

Старуха кивнула, ни на миг не прекращая свою работу: хорошую шерсть в платок, что поплоше — под ноги.

— Что в ней?

— Ночь.

— Дай имя этой ночи.

Старуха подняла на него незрячие глаза и долго молчала, не шевелясь. Яну подумалось, что она ничего не скажет, но она сказала:

— Рунар Асгамир.

Ничего из того, что предполагал Ян, не случилось. Не рухнул потолок, не вспыхнул пол под ногами. Он думал, что Ингерд разнесет эту избу в щепки, едва услышит ненавистное имя, но тот просто повернулся и вышел. Ян хотел было пойти за ним, но старуха сказала:

— Не ходи, коли жизнь дорога.

И добавила:

— Откажись от него, не то погибнешь вместе с ним.

Ян упрямо затряс головой.

— Не будет этого. Если б у тебя были глаза, ты бы увидела, что у нас один кармак.

— Аюл, — сердито фыркнула старуха. — Мне не нужны глаза, чтобы знать, что Соколу и Волку никогда не стать братьями!

Но Ян упрямо стоял на своем, и старая Зга вдруг засмеялась, зубы, точно лезвия, сверкнули в полумраке, и Ян поспешил отойти на безопасное расстояние, поближе к двери.

— Знаешь, быстрокрылый, зачем я вас к светлому ручью за водицей послала? — спрашивает старуха.

Ян осторожно отвечает:

— Испытать, поди, хотела?

— Такова плата, быстрокрылый. И чем темнее времена, тем плата выше, а ты сегодня жизнь свою на кон ставил.

Ян еще дальше отодвинулся.

— Не бойся, — говорит ему ведьма, — жизнь свою ты выиграл, только думай теперь хорошенько, как выигрыш с пользой потратить. Одно скажу: славным будет твой век, и славным будет твой род, но немногие захотели бы поменяться с тобой местами.

Старуха нагнулась и платок с чистой шерстью узлом завязала.

— Ступай домой, белоголовый, много дел тебя ждет. А когда путь случится длинный, не за тобой люди пойдут, но ты укажешь дорогу.

Ян был уже на пороге, когда старухин голос толкнул его в спину:

— Мне ты можешь оставить туесок с земляничным вареньем, что передал для меня Вяжгир-знахарь.

Ян скоро развязал мешок, водрузил туесок на стол и опрометью кинулся вон из избы. Оставшись одна, старуха вздохнула, отложила работу и открыла туесок. По убогой избушке разлился аромат спелой земляники.

— Темные времена, темные… — пробормотала она. — И глаза у людей есть, а они ровно слепые, им под нос истину суешь, а они не видят… Какой нынче прок от маэров кроме вреда?

Она еще раз вдохнула густой земляничный аромат. Больше никто и никогда не принесет ей подобный дар и никакой другой, ей ли не знать этого?..

А Ян продирался сквозь лес по следам Ингерда и над словами старухи раздумывал: то, что род его будет славным — хорошо, а вот как понимать, что немногие захотели бы занять его место? Одно к другому не привяжешь, как ни старайся, а засели эти слова у Яна в голове, точно заноза в пятке — вроде крохотная, а все идти мешает.

Спеша нагнать Ингерда до ночи, Ян прибавил шагу. Он не обладал волчьим чутьем, чтоб по следу идти быстро, но зато зрение у Яна соколиное было. Скоро увидел он средь густой листвы огонек далекий и на него пошел.

Ингерд сидел неподвижно возле костра, рубахи на нем не было. На коленях он меч свой держал и в огонь смотрел. Понял Ян, что задумал Волк и к нему бросился.

— Ингерд, — позвал он, — опомнись! Не ходи по этой дороге!

Но Ингерд продолжал смотреть в огонь и не слышал его. Ян взял его за плечи и встряхнул.