Чужеземец - Владимир Георгиевич Босин

Вдали лаяли собаки и слышалось мычание коров, которые под вечер возвращаются с пастбищ.

Вообще, как объяснил мне Семён, это село считается крупным и зажиточным. Так сложилось, что оно изначально находилось под общинным управлением и налоги платило городским сборщикам.

В селе кроме обычных крестьян трудились и мастера. Это скорняк, имелся гончар, с этими уважаемыми господами я уже познакомился. Была своя рыбацкая артель, заготавливающая и коптящая различную рыбку, а местный староста как раз и был главой этой артели, его разросшееся семейство и верховодило в ней. В Котельничах даже имелось у артели своё постоянное место в рыбных рядах.

Слышал также о семье, занимающейся бортничеством. Имелись и охотники, занимающиеся этим на постоянной основе.

Само собой, что кузнец был здесь наиболее востребованным. Без его продукции сельчанам пришлось бы туго.

Ну и само собой, наличии церкви, пусть даже такой неказистой с одной главой, делало из разросшейся деревни село. Совсем другой статус. Именно сюда, со всех окрестных деревень, съезжался народ — крестить детей или отпевать умерших. Наверняка батюшку с нетерпением ждали в самых глухих уголках.

Мы, на правах друзей кузнеца сразу подгребли к тому участку берега, куда выходил тын хозяйства Семёна.

— О, гости дорогие, прошу в дом, вечерять будем.

Я обнялся с кузнецом, как с лучшим товарищем. У нас и в самом деле установились замечательные отношения, которые подогревались взаимным интересом.

До еды не принято говорить о делах, поэтому мы степенно поужинали. Хозяйка выудила ухватом из печи казанок с варевом, наваристая пшённая каша с кусочками мяса и шкварками сала.

Опосля я с кузнецом направился в мастерскую, куда мы перенесли привезённые материалы. Здесь же разобранная лодка, Семён внимательно смотрел за процессом её разборки, но ничего не сказал.

А вот прутки, что я привёз он чуть не облизал. Пробовал резать, шоркал напильником, постукивал молоточком и даже капал какую-то гадость на неё. Наивный товарищ, до производства подобной стали ещё пять веков.

Изначально я хотел взять пару прутков и распустись на полуметровые куски, чтобы кузнец не знал, какой длины заготовки. А потом плюнул, всё равно он будет очень удивлён.

Удивлён, не то слово. Мне стоило большого труда удержать его от немедленного разжигания печи. А вот на следующий день, после быстрого завтрака мы сразу заторопились в кузню.

В принципе я знаком с этим процессом и даже сам пробовал работать на кузнечном прессе. Заготовка нагревалась в электропечи, потом вытаскивалась заготовка и я ногой активировал молот. При этом поворачивал заготовку, проковывая в нужную форму.

Но в деталях конечно процесс отличался. Старшой пацан уже разжёг древесный уголь и сейчас поддувал мехами воздух.

Оказывается, что в селе, с подачи Семёна, появился свой углежог. Он поставлял готовый уголь в кузню, а заодно получал смолу и поташ, весьма востребованные у купцов. Пережигал дрова он в нескольких ямах. У нас это называли пиролизом древесины, то есть пережигание без доступа воздуха. Такое топливо давало повышенную температуру, необходимую в работе кузница. А также дым был значительно чище, так как органика, углерод и летучие вещества уже среагировали и были выброшены в воздух в обжиговых ямах.

Когда температура в горне достигла высокой температуры, Семён засунул конец трёхметрового прутка. Через некоторое время вынул, недоумённо покачал головой и крикнул среднему пацану. Тот начал активнее работать мехами.

Ага, естественно температура пластичности у моей стали повыше местного железа.

Когда конец прутка принял насыщенный бело-жёлтый цвет, кузнец решительно вынул его и отнёс к наковальне. Я одев кожаные рукавицы помогал.

А вот подобный процесс ковки я видел только по телеку.

Семён небольшим молоточком постукивал по определённому месту, устанавливая частоту и силу удара, а его старшой небольшим молотом уже бил точно в место, намеченное отцом. Работали они удивительно слаженно. Перестук прямо как на колокольне в церкви, маленький звонкий и басовитый большой.

Постепенно заготовка принимала форму лезвия, правда Семёну пришлось опять прогреть заготовку. Получается что-то вроде небольшого меча, лезвие сантиметров шестьдесят плюс рукоять.

Удобство длинного прутка, что кузнец обходится без неудобных клещей. Я по его команде крутил пруток за холодную часть. Под конец он обрубил зубилом заготовку и отбросил остывать.

Вот теперь мастер расслабился, вытер потное лицо тряпкой и опростал огромную кружку воды.

— Хороший уклад у тебя. Никогда с таким не сталкивался, даже не знаю, кто может так красиво отковать на такую длину заготовку.

Я понимаю, о чём он говорит. Наверняка сейчас кузнецы в основном работают на Руси с кричным железом, добываемым в болотах. А чтобы из него получить плохенькое железо, надо сильно постараться.

Вон в углу лежат крицы такого металла. Неопрятная куча бурого цвета, которая является только сырьём. Из неё кузнец откуёт всякую необходимую для сельчан мелочь, типа подков, кос, ножей, ухватов и прочих важных в быту железок.

А вот чтобы получить полноценную сталь, из которой получается хорошее оружие, нужно науглеродить железо. У нас для этого использовали графит, а здесь перекладывали слои железа древесным углём. Такую пачку помещали в печь, но далеко не все мастера могли получить именно сталь. Если процент углерода больше двух единиц, то на выходе имели обычный чугун. Такой чаще всего выкидывали, потому что больно хрупкий и применения почти не имел.

Как всегда встречались две характеристики, гибкость и твёрдость. Железо пластично, но сталь разрубит его без труда. А чугун, наоборот имеет приличную твёрдость, но использовать его можно разве что для балласта или оградок.

А вот правильно сваренная сталь имеет твёрдость после закалки в пределах 30–40 единиц по системе Роквелла, а моя спокойно доходит до 60–64 HRC. При этом сталь достаточно гибкая, чтобы не ломаться, если не перекалить и снять остаточные напряжения (деформацию в клинке). Вот этим и занялся Семён, разогрев маленькую печь. Не знаю, какой смысл калить в крови животного или травяном растворе, но единиц сорока наш клинок достиг. Это стало понятно, когда Семён после предварительной заточки начал строгать клинком железяку, как мороженную рыбу.

На мужика невозможно смотреть спокойно, он явно не в себе. Обычно спокойный и даже меланхоличный, сейчас он как натянутая струна.

Сунувшийся в мастерскую незнакомый мужик был нещадно облаян и отправлен лесом в далёкие края.

Когда уже стемнело, мне показали некий клинок. Я бы сказал, что это длинный кинжал с кровотоком по серёдке. Общая длина не менее семидесяти сантиметров. Рукояти пока нет, лезвие нужно довести до блеска, но уже сейчас понятно, что клинок удался.

За ужином мы по русскому обычаю приняли по